Читать книгу Дивный новый мир. Фантастика, утопия и антиутопия писателей русской эмиграции первой половины XX века - Елена Соломински, Группа авторов - Страница 9

– Джентльмены, – обратился инженер Робур к четырем главным директорам предприятий Гирна. – Покойный м-р Гирн оказал мне свое доверие тем, что он со мной неоднократно обсуждал судьбу своего будущего наследника.

Самые знаменитые адвокаты страны приглашались на совещания, в которых я имел честь принимать участие.

Все было предусмотрено до мельчайших деталей.

Как вам известно, покойный не отличался слишком большим оптимизмом по отношению к моральным качествам человеческой души. Он часто говорил: – Я предполагаю, что каждый человек негодяй. Он должен доказать мне противное, прежде чем я ему поверю. Если ему это удастся, тем больше будет моя радость. Мне кажется, что так лучше, чем считать людей ангелами, а потом ежедневно испытывать разочарование. Если нужно выбирать между двумя разочарованиями, то я предпочитаю положительные переживания отрицательным.

Вы, конечно, не станете отрицать, что целесообразность этой точки зрения вполне соответствует блестящим деловым способностям покойного.

Исходя из этой точки зрения (прошу и вас также рассматривать вопрос с чисто деловой стороны), мы даже допустили возможность покушения на драгоценную жизнь Дицци, так как после его смерти все предприятия должны были перейти во владение служащих.

Но, по зрелом размышлении, нам это показалось невероятным, так как здесь дело шло о членах центрального правления предприятий Гирна. Чтобы решиться на такой шаг, они должны были бы стать коммунистами.

Ведь – прошу не забывать – после смерти Дицци каждый служащий в предприятиях покойного получает в наследство равную долю и равное право голоса.

Это значит: если Дицци умрет – да сохранит его бог – то у нынешней администрации будет столько же шансов на переизбрание, как у северного полюса на превращение в тропический курорт.

Итак, покойный м-р Гирн и участник устраиваемых им совещаний могли относиться скептически ко всему на свете, но только не к стоящей выше всякого подозрения лояльности правления. Не интересы Дицци, а ваши собственные интересы требуют, чтобы вы охраняли здоровье Дицци пуще глаза.

Считаю излишним останавливаться на том – вам это и так известно – что со времени утверждения завещания все рабочие наших предприятий проявляют крайнее недовольство.

Ясно, что в данном случае мы имеем дело с вредной пропагандой, по всей вероятности, иностранного происхождения.

Эти агитаторы приложили все усилия, чтобы скомпрометировать социальный строй нашей страны в глазах наших рабочих, набрасывая при этом тень на лиц, составляющих ядро американского промышленного союза и содействующих его процветанию. Ясно также, что создавшееся положение способствует некоторому успеху этой агитации.

Во время известного «нефтяного скандала», разыгравшегося четверть века тому назад, агитаторы такого же точно сорта занимались систематическим колебанием основ нашей страны и всячески поносили нашего президента и членов его кабинета.

Они порицали, например, президента Кулиджа за его молчаливость и старались доказать, что не всякий глухонемой должен быть непременно очень умным человеком.

Ведь известно, что глухонемые самые молчаливые люди. Обсуждая действия морского министра Денби, они решили, что только преступник или дурак способен, не прочитав, подписать соглашение, передающее миллионное народное имущество в частные руки. Но ни в том, ни в другом случае его нельзя считать подходящим человеком для управления государством.

Но особенно сильно досталось министру юстиции Догерти – а между тем его лояльность по меньшей мере равна вашей – его обвинили в целом ряде позорных преступлений, начиная со взяток и кончая неосторожным употреблением алкогольных напитков. Принимая все это во внимание, они выражали полную готовность предоставить ему бесплатную квартиру и стол в одном из американских исправительных домов. Они даже готовы были считать его терпимым в качестве предводителя контрабандистов, занимающихся доставкой алкоголя, но решительно отказывались признать его распорядителем судеб нашей страны.

Стоит ли после этого распространяться о политической бессовестности таких элементов?

Надеюсь, вы мне простите этот маленький исторический обзор – мне он был нужен для сравнения. В настоящее время положение до того обострилось, что внушает опасения, так как, к сожалению, приспособляемость масс имеет также свои границы.

Массы могут смеяться, когда место президента занимает пешка, глупец, за спиной которого виднеется чужая рука, дергающая его за веревочку.

Массы могут возмущаться, если вор, продажный трус и пьяница занимает пост блюстителя справедливости.

Эти же массы могут гореть негодованием (но чаша их терпения еще не переполнится), если вся государственная машина пропитана насквозь ядом, отравлена патриотической ложью, повседневным мелким и крупным взяточничеством, моральной проституцией, охватывающей всех до единого, начиная с лица, стоящего во главе страны, и кончая последним полисменом. Все это не мешает толпе во всю глотку петь национальный гимн и при виде американского флага проливать крокодиловы слезы.

Уж такова человеческая природа. Массы все простят, так как они имеют дело все-таки с людьми, хотя и пропитанными насквозь людскими слабостями и пороками.

Но положение Дицци гораздо хуже.

Дицци, в честности которого не может быть сомнения, бескорыстие которого ярко доказано случаем с Томасом Гирном, Дицци, никогда не бравший в рот ни одного спиртного напитка; Дицци – единственный честный парень в нашей стране, – этот Дицци находится в гораздо худшем положении. Потому что он осел.

Этого не хотят простить ему люди.

Не потому, что он глупее их. Кто вообще выдумал и доказал, что ослы самые глупые животные?

Нет. Только потому, что Дицци не такой, как они.

Если американские законодатели не могут простить китайцам их желтой кожи, если американские патриоты допытываются, не происходит ли кто-нибудь в седьмом колене от мулата, то как же рабочие могут простить Дицци его хвост и его пышную шерсть? Хотя наших рабочих и нельзя назвать патриотами в нашем смысле этого слова, все-таки они сочтут ниже своего достоинства работать для явного осла. Они считают, что завещание Томаса Гирна является самым ярким выражением капиталистического строя. Они убеждены, что подобное завещание возможно только при современном порядке имущественных отношений. Наши рабочие не до такой степени, как мы, находятся под влиянием деловых спекуляций, они, как все революционеры, фантазеры, и готовы, следовательно, во имя нового общественного строя принести в жертву свои личные интересы.

– Джентльмены, я вас предупреждаю, что выйти победителем из создавшегося положения можно только при помощи величайшей осторожности, предусмотрительности и при единодушном старании с нашей стороны, а для этого существует лишь один путь.

Вы должны стереть всякую границу между Дицци, нынешним главой предприятий Гирна, и собой как представителями двуногих существ.

Авторитет Дицци вы должны поднять до недосягаемой высоты. Если во времена Тутанхамена почитали белого быка, если евреи ветхого завета преклонялись перед золотым тельцом, то почему бы вам не признать авторитета золотого осла?

Я допускаю, сначала это будет нелегко, но на свете нет ничего невозможного. Деловые люди всегда найдут какую-нибудь окольную дорогу.

А вы, господа, деловые люди, – кончил инженер Робур.

Четыре директора предприятий Гирна погрузились на некоторое время в глубокое молчание.

Потом заговорил самый старший – мистер Стивен Росс (худое морщинистое лицо на длинной шее журавля, только что проглотившего картошку):

– Мы постараемся, мистер Робур.

Больше они ничего не сказали и разошлись.