Читать книгу Леонора. Девушка без прошлого - Хармони Верна - Страница 18

У них все налаживалось.

Вначале пришел строительный груз: лесоматериалы, раствор, гвозди, кровельная доска – все, что нужно для ремонта помещений приюта. Потом поступили растения и домашние животные – саженцы, семена, овцы и куры, – а также инструмент, чтобы ухаживать за ними. Потом в деревянных ящиках доставили учебники – из Австралии, не из Англии. Это были учебники, где история Австралии не обрывалась в начале этого века, где описывались и другие открытия, помимо основания первой колонии на реке Суон, где были карты, подтверждавшие существование территорий Западной Австралии. Деньги Леоноры, пусть их и было немного, помогли многого добиться, и отец Макинтайр больше не жалел, что потратил их.

И у них все налаживалось.

Рука Джеймса зажила, на ней даже не осталось шрама, но ощущение кулака, бьющего в кость, изменило его. Он ненавидел жестокость и насилие, от них его начинало мутить, но это было совсем другое – это было установление справедливости, и раньше он ничего об этом не знал. Он всегда получал удары из-за своего бездействия и беспомощности, которые делали его угрюмым и слабым. Однако борьба за справедливость разбередила ему кровь.

Дневник матери он по-прежнему постоянно носил за поясом, хотя страх разоблачения миновал. В прочитанной им части постепенно начали вырисовываться образы его отца и матери: они говорили с ним, наставляли его. Присутствие матери больше всего ощущалось, когда он смеялся, глупо ухмылялся или просто сидел тихонько и не хмурил брови. Эта женщина была соткана из солнечного света, теплого морского бриза и аромата цветов. Близость отца сильнее всего чувствовалась, когда он упорно работал или учился, когда кряхтел под весом тяжелого полного мешка или скакал на лошади. Этот человек был сделан из земли, крепкого ветра и запаха свежескошенной травы. Но никогда еще он не чувствовал отца так близко, как когда расправлялся с теми мальчишками: его голос без злобы или ненависти нашептывал ему на ухо, подтверждая его правоту. Потому что мужчина, настоящий мужчина, всегда вступается за тех, кто не может постоять за себя или сказать слово в свою защиту.

И у них все налаживалось.

Джеймс, сидевший рядом с Леонорой, притих, и даже волны внизу, под их болтающимися над обрывом ногами, казалось, старались не шуметь. Она вглядывалась в него, стараясь угадать причину такой молчаливости, и переживала, что сама могла оказаться этой причиной. Но волновалась она напрасно. Молчание это было связано со смущением и с бабочками, порхающими у него в животе.

Внезапно Джеймс встал и, отойдя в сторону, принялся возиться с чем-то спрятанным среди корней. Вернулся он, держа руки за спиной, и какой-то миг смотрел в землю, а потом протянул ей сверток из коричневой упаковочной бумаги:

– Это тебе, Лео.

Присев на корточки, Джеймс наблюдал, как ее тоненькие пальцы развязывают бечевку. Развернув пакет, она застыла на месте, не двигаясь и даже не моргая.

– Это я сам сделал, – торопливо сказал он и, заметно волнуясь, сглотнул. – Я работал над ним несколько недель. – Она молчала, и нервы его напряглись до предела. – Ты… тебе нравится?

Она по-прежнему не шевелилась, и внутри у него все оборвалось. Какой же он дурак! Горстка веточек, сплетенных вместе с желтыми перышками в хрупкое гнездышко. Он хотел, чтобы оно напоминало о той птичке, хотел вернуть счастливые воспоминания. Он даже обточил маленький белый камешек до формы идеального яйца и поместил его посередине. Но все это было таким простым, таким смешным…

Лицо его залилось краской:

– Это было глупо. Не обращай внимания.

Джеймс потянулся, чтобы забрать гнездышко, но Леонора прижала подарок к груди. Округлившиеся глаза ее были влажными.

Он сел, чувствуя, что бабочки уже не порхают в животе: он знал, что она рассмотрела в его подарке красоту. Девочка аккуратно убрала упаковочную бумагу и осторожно положила переплетенную кучку палочек и перьев на ладонь. Потом взяла крошечное каменное яичко и подняла вверх – так, чтобы оно заблестело на солнце. Она нежно касалась желтых перьев, и на губах ее блуждала слабая улыбка, связанная с прекрасными воспоминаниями. Когда она снова посмотрела на Джеймса, глаза ее были похожи на два блестящих озера, полных изумления и благодарности.

Ветер неожиданно стих, и раздался новый звук, который не имел ничего общего с морем и скалами. Этот звук был нежным, словно лепестки цветов, прекрасным, как пение изящнейшей из птиц, и исходил из глубины самой мягкой из человеческих душ. Губы Леоноры дрогнули и приоткрылись:

– Спасибо.

У них все налаживалось.