Читать книгу Путь суфия - Идрис Шах - Страница 8

В наш век распространения влияния институтов успешно разъяснить этот вопрос по меньшей мере не легче, чем когда-либо прежде. Хотя тысячу лет назад странствующий дервиш Ниффари из Египта в своей классической книге МУВАКИФ («Остановки»), сохранившей значение и в наши дни, настойчиво предостерегал от опасности принимать средство за цель.

К этой проблеме примыкает проблема руководства или обучения. Суфийский учитель – не бог, он – руководитель и учитель. Культ личности в суфизме запрещен120. Об этом свидетельствуют высказывания Руми: «Не смотри на мою внешность, а возьми то, что у меня в руке», и Гургани: «Мое смирение, которое ты превозносишь, существует не для того, чтобы производить на тебя впечатление; оно имеет свою собственную причину»121. И все же личность настолько притягательна для обычного человека, что последователи суфийских учи́телей предпочитали не описывать живое применение преподанных принципов, а создавать жития и экзотические и ущербные системы. Тема временной функции «кокона» благополучно забыта. Отсюда постоянная необходимость в новом примере для подражания.

Дальнейшая проблема изучающего, не знающего вышеупомянутого положения, – существование так называемых «иллюстративных биографий». Подобно мифам, которые в яркой художественной форме описывают факты, эти биографии содержат материал для изучения, рассчитанный на то, чтобы произвести определенное воздействие. С течением времени они изживают свою полезность, и тогда в них видят выдумку или описание действительных событий. Можно ли найти историка, который бы добровольно отказался от такого источника сведений? Отсюда, например, из-за того, что в биографии Мевляны Джалаладдина Руми122 говорится, что он проводил много времени в своей турецкой бане, ищущие высшего сознания и будущие просветленные придали этому рассказу такое значение, что соорудили паровые бани и часто посещали их. Они, в свою очередь, имеют своих подражателей…

Те, кто помнит детские стишки, возможно, смогут понять один из аспектов суфийской науки, представив себе неудачника Шалтая-Болтая. Подобно Шалтаю, суфийские идеи утратили ценность, когда их восприняли на самом низком уровне. В результате они угодили во всякие странные места. Глядя на обломки Шалтая, мы можем назвать сентиментальных искателей и традиционных ученых «королевской конницей» и «королевской ратью» из этого детского стишка. Они так же, как рать и конница, неизбежно окажутся беспомощными в решении этой задачи. Рать и конница, королевские или не королевские, сколько бы их ни было, годятся только для определенных заданий, но не всех. Как и в стишке, здесь чего-то не хватает; и если они не суфии или не пользуются суфийскими методами, им никогда не «собрать Шалтая». У них есть конница и у них есть рать; но у них нет орудия – знания.

Если суфийские идеи, как они представлены в книгах и в среде подготовительных или «осиротелых» общин и формулируются благодаря учениям и наличию человеческого образца, фактически имеют целью дать более ценный тип мышления, чем механическое, то ученик не без оснований может заявить, что имеет право знать результат. Он, может быть, ожидает, что суфии непременно всегда играют значительную или даже решающую роль в делах людей. Хотя суфий не согласился бы с тем, что стремится к общественному признанию (большинство из них избегают этого), и хотя он отнюдь не стремится стать Альбертом Швейцером, Наполеоном или Эйнштейном вместе взятыми, тем не менее существует внушительное свидетельство мощного суфийского наследия. Тем, кто пытается приклеить суфизму ярлык и свести его просто к тому или иному культу, еще более удивительными покажутся размеры и разнообразие воздействия суфизма, не говоря уже об утверждении суфиев, что имена их самых великих личностей почти всегда неизвестны.

На протяжении последнего тысячелетия, главным образом в период монархического правления, суфии на Востоке были властителями или стояли за их спиной в качестве советников. В то же время при других обстоятельствах суфии боролись против самого института монархической власти или против злоупотребления ею. Имена многих этих мужчин и женщин хорошо известны. Индийский могол Дара Шикох стремился построить эзотерический мост между индусами, мусульманами и другими своими подданными123. Суфии-патриоты сражались с иностранными тиранами, так же как суфии-солдаты боролись за сохранение существующих государств – иногда их участие бывало очень значительным (например, турецкие янычары, вдохновленные суфиями, вождь сопротивления на Кавказе Шамиль, Сенуси в Ливии или суданские дервиши). Почти вся персидская литература классического периода создана суфиями, так же как и многочисленные научные, психологические и исторические работы.

Приведенные сведения – документально подтвержденные исторические факты, и их нетрудно увеличить в объеме и количестве.

Хотя фрагментарные исследования ортодоксальных ученых, материалами которых я часто пользовался в этой работе, имеют огромную ценность, так как в них содержатся факты, все же именно новой науке предстоит собрать и сопоставить размеры и ценность суфийской деятельности в человеческом обществе. Таким образом мы можем сохранить достижения и сократить потери.

Таким ученикам, помимо того, что они должны быть менее склонны к догматизму, нежели их предшественники, придется принять во внимание утверждение самих суфиев, гласящее: «Суфизм должен изучаться с определенным отношением, при определенных условиях, определенным образом»124. И это создает еще одну проблему.

Многие люди, часто не подумав, восставали против этого утверждения. Но разве оно, в конце концов, так отличается от утверждения «Экономику следует изучать с определенным отношением (желанием понять), при определенных условиях (дисциплина учебного процесса и соответствующие книги), определенным образом (по программе, разработанной теми, кто хорошо знает предмет)»?

К изучению суфизма нельзя подходить лишь с одной точки зрения, например утверждая только, что это – мистическая система, имеющая целью создавать экстатические состояния и опирающаяся на теологические понятия. Как говорится в суфийском стихотворении Омара Хайяма125:

Понимание суфийских идей вряд ли приобретет широкое распространение, пока большее количество ученых не воспользуется суфийскими методами толкования. Если они этого не сделают, то все их усилия будут попросту потрачены на явления второстепенной важности. Это, в свою очередь, создает проблему уже для самого суфия. Как сказал Ибн аль-Араби: «Суфий должен действовать и говорить так, чтобы при этом учитывались понимание, ограниченность и скрытые предрассудки, господствующие в сознании его слушателей»126.

Правильное изучение суфийских идей зависит от наличия суфийской литературы и правильного пользования ею, а также от контакта с суфийским учителем. Что касается наличия необходимой литературы, то с течением времени естественный ход событий, возможно, выправит это положение, хотя два недавних случая показывают, что потери опять могут быть серьезными.

Выдающийся ученый и специалист по суфизму на Среднем Востоке раскритиковал одну из моих последних книг на том основании, что шутник Молла Насреддин – не придуманный суфиями персонаж, используемый при обучении. Он не знал тогда и, возможно, до сих пор не знает, что один европейский исследователь как раз в это время жил в дервишской общине в Пакистане, которая в качестве обучающего материала использовала только Моллу Насреддина и больше ничего127. Описание этих занятий было не так давно опубликовано в одном английском религиозном журнале128.

Но просто увеличить информацию по суфизму еще недостаточно. Недавно, когда я на одном из островов в Греции, ничего не подозревая, расспрашивал одного западного интеллектуала, которого я остановил, о том, как можно провести праздники, он с возмущением накинулся на меня. Размахивая моей книгой, он сказал: «Вы напрасно занимаете свое время мыслями о празднике и хотите отнять время у человека, читающего эту книгу, что гораздо важнее, чем все ваши праздники!».

Мы не должны смешивать людей, которые считают, что они интересуются суфизмом, или тех, которые думают, что они – суфии, с людьми, которые действительно способны изучать суфизм и извлечь из этого пользу. Суфизм всегда был тем, о чем нельзя судить по тем людям, которые претендуют на звание его друзей.

Эффективное изучение суфизма сегодня, в особенности на Западе, где интерес к нему так замечательно возрос, требует от будущего ученика следующего:

1. Понять, что основная масса доступных переводов непригодна. Это в основном вызвано тем, что оригиналы предназначались для особых обществ, для людей определенных мест и культур, ныне не существующих в том же виде.

2. Искать авторитетные письменные и устные материалы и деятельность, приспособленные суфиями к тому, чтобы давать соответствующие результаты в культуре, времени и прочих обстоятельствах ученика.

3. Признать, что все организации, кроме истинно суфийских, сознательно или бессознательно, всегда являются орудиями, приводящими к обусловленности человека.

4. Быть готовым отказаться от предвзятых мнений относительно того, что входит в «изучение». Готовность изучать предметы и материалы, которые могут казаться не «эзотерическими».

5. Определенно решить, не вызван ли его поиск замаскированным стремлением интегрироваться в общество, проявлением простого любопытства, желанием эмоционального стимула или удовлетворения.

6. Допустить, хотя бы в качестве рабочей гипотезы, возможность того, что существует сознательный, действенный и преднамеренно созданный источник подлинного суфийского учения, действующий в настоящее время на Западе.

Эта же книга имеет своей целью в какой-то мере показать обычному читателю богатство и диапазон суфийских идей.

Содержащийся в ней материал, кроме того, подобран и представлен применительно к людям современной культуры, являя собой некий вводный курс изучения.