Читать книгу Капитан дальнего следования - Игорь Кулькин - Страница 4

И тем не менее работать пришлось. В самый неподходящий момент, в самом преддверии отпуска разразились митинги – под самыми окнами. И Пантелей Пантелеймонович, сидя в кресле, потея, хмурясь, ругаясь на кого ни попадя, отдал приказ – никому в отпуск не уходить, всем по рабочим местам целый день, только на обед разрешил спускаться в душную столовую. А митинги цвели под окнами знаменами, и людей там было поразительно много – и откуда в городе столько недовольных? Пантелей Пантелеймонович созвал летучку и там, в присутствии самых доверенных – Моклакова, Всеволода Львовича и Ольги Михайловны, приказал – спуститься в толпу и разузнать, что там творится, не заказное ли мероприятие, больно уж все на подставу похоже, откуда такая сознательность в массах? Ведь с девяносто первого года не бунтовали под стенами власти, а сейчас уж двадцать первый век начался…

Посланцы мэра смело ринулись в толпу. Самый доверенный, Моклаков, был резвее прочих – и его мигом узнали. Какая-то славная бабушка, с клюкою и флагом, Моклакова в толпе разглядела – а ведь недавно он ее заявление на социальную помощь разорвал и при ней же в корзину выкинул. Теперь она с доброй улыбкой на него каким-то парням указала – и один из них, с удовольствием руки из карманов вынув, произнес:

– Бей эту гниду!

Но чиновник быстро сообразил – завидев парней, на него наступающих, сам стал кричать: «Бей!» – и с этими криками из толпы выбрался, прямо под крыло милиционера – так ни с чем и побрел. Пантелей Пантелеймонович, из окна на это глядя, руки скрестив на груди, полководцу подобный, пробормотал с огорчением:

– Отступаем! – И других стал выглядывать в толпе.

Другие умней оказались. Ольга Михайловна сперва взбунтовалась:

– Я? В толпу? Туда?!

Но пришлось подчиниться. Ольга Михайловна сразу пристроилась возле переносного киоска – там чаем поили участников митинга, и разговорилась с продавщицей. Редкая попалась болтушка – Ольга Михайловна чай допила и обратно по лужам поплюхала – миссию свою она исполнила. Чай был, однако, хорош – и заварка душистая, и с сахаром! Настроение мигом улучшилось. А в столовой у них просто дрянь – тусклый и желтый, как… даже срамно сказать! На второй этаж забралась, рухнула в кресло.

– Эх, в ванну горячую бы сейчас, да с пеной… Ммм… – даже зажмурилась.

Глянула на часы – половина второго. Сразу стало досадно – еще полдня работать! Телефон зазвенел – шеф беспокоится. Трубку оставив звенеть, по комнате лениво прошлась, косметичку достала – шеф подождет.

Тем временем Всеволод Львович, числившийся чиновником особых поручений – хотя в чем состояла особенность их, объяснить он не мог, просто отвечал за обращения граждан, – сразу, еще из здания не выходя, сообразил – без грима плохо придется, узнают! И, зайдя в уборную, достал из сумки парик, супруге на именины только что купленный, и примерил обнову. Гнусно смотрелась вещь на его лысой макушке – но куда же деваться? Тьфу на парик – головы б не лишиться! С этими мыслями в свой кабинет зашел, старенький плащик надел, вышел на улицу с черного входа – дождь был в разгаре. К задним рядам митингующих подошел, постоял минут пять, приглядываясь. Что-то было не так. Проходимцев он чуял за милю – как гончая чует зайца. Медленно стал слоняться – помнил ведь, что жулики всегда сами подходят. Глянь – так и есть. Подскочил парень, прыщавый и наглый, с бисером дождя на щеках.

– Флаг подержать не хотите? За двадцать рублей?

Всеволод Львович скривился.

– Ладно, за сто постоите? Только за внешность столько даю. Сразу видно, жизнь тебя достала… Только в первые ряды иди и активней махай, чтоб телевидение тебя поймало! – крикнул он и исчез, словно фокусник, – только что был, и нету, толпа колышется кругом.

Всеволод Львович стал честно протискиваться – гонорар отрабатывать надо. Вылез под самый кордон – милиционеры стоят, словно статуи, и дождь на их фуражках такт отбивает.

– За кого орать-то? – спросил Всеволод Львович соседа, поднимая знамя.

– А хрен его знает, – ответил морщинистый старичок, державший плакат с надписью: «Администрация – позор родного города».

Всеволод Львович, с распущенным флагом, деловито оглядывался. Вокруг плыли лица, сияющие гневом, и Всеволод Львович крикнул:

– Сволочи! – И махнул флагом.

Из окна администрации его заметил Пантелей Пантелеймонович и чуть не поперхнулся – ему как раз поднесли кофе с круассаном, и он смаковал, окуная булочку в кофе.

– Вот гад! – громко сказал мэр. – И здесь пробился. Молодец!

Стоявший рядом Моклаков, промокший, изгнанный из толпы, закусил губу.

А Всеволод Львович все оглядывался вокруг, прислушивался. Вот старушки рядом бормочут друг другу в уши – мол, сгонют скоро нашего Пантелея, молодой придет. Но вот что-то сломалось в толпе – она словно захолодела, словно в моторе исчезла искра – расходиться все стали. Всеволод Львович из первых рядов потихоньку укрался назад – на бетонную изгородь присел. Народ рассыпался с площади перед администрацией, как яблоки с поломанного прилавка, а Всеволод Львович все искал – где же они, эти молодые с флагами? Нет никого. Рассмотрел свое знамя – крупными золотистыми буквами на синем полотнище «Долой», и ничего больше. «Флаг достался врагу, – подумал Всеволод Львович, – и никому он не нужен. Вот так армия!»

В администрации он снял свой парик – был он промокший и бурый, рыжие кудряшки свалялись, и было что-то в них такое жалкое – не передать. Всеволод Львович чуть не прослезился. У себя в кабинете, в тихой каморке с наглухо запрятанным за шкаф письменным столом, он повесил парик сушиться на форточке, вытер влажную лысину полотенцем, посмотрелся в зеркало. Вышел, и пока брел коридорами с мягкими коврами, чувствовал легкую грусть.

– Пообедать сегодня не удастся, – вслух выразился он и открыл дверь в приемную мэра.

Пантелей Пантелеймонович видел из окна, как толпа расходилась – и торжествовал. В этой суете уходивших он усмотрел добрый знак – будто вереницы поверженных прочь убегают, не сломав его воли. С легкой улыбкой, раскинувшись в кресле, ждал агентов своих и высказывал сбежавшему Моклакову свои претензии.

– Глупо ты дело повел, – говорил он ему, – надо бы с хитростью как-нибудь, а ты напрямую, как вол. Куда ты перто? Надо было обиходом, с краешку…

Тем временем в кабинет вошел Всеволод Львович, мягко, крадучись – как всегда он ходил в кабинетах начальства – прошел к столу, флаг к ногам Пантелея Пантелеймоновича уронил и сказал:

– Вот их знамя.

Жалким синим пятном на ковре оно распласталось – мокрое, с черными подтеками, разбросав вокруг брызги.

Пантелей Пантелеймонович поморщился:

– Убери эту мерзость.

Ольга Михайловна тихо вошла и присела на стул – на нее не обратили внимания. Всеволод Львович послушно собрал в комок флаг и в дверях секретарше вручил – та брезгливо в корзину для мусора его затолкала. А Пантелей Пантелеймонович, выслушав подробности, трубку снял и попросил:

– Наташа, Глебова набери.

Всеволод Львович и Ольга Михайловна переглянулись. Глебов был начальником милиции.

Дело приняло серьезный оборот. Глебов дал указание – всех замеченных в агитации – на допрос… Если митинг – разогнать… ОМОН наготове… Едва следующий митинг обозначился под окнами единственным синим флагом, как знаменосца задержали, и в отделении Глебов лично его допросил. Тот и не скрывал ничего. Подошли молодые парни, попросили флаг подержать. Мы вообще всей группой собирались прийти, все с политеха… Сказали, вроде по пятьдесят рублей на каждого… Ради такого не грех и лекции пропустить… Стали искать тех ребят, что флаги раздают, – и нашли очень скоро. Жили они на съемной квартире, а как стало горячо, как милиция подключилась – сразу из города бегом. Далеко-то уйти не успели – взяли их на московской дороге, в армянском кафе, где они собирались обедать, на двести километров уехали. Обыскали квартиру, что они снимали, – море агиток, тьма листовок… Стали допрашивать – кто же их нанял – а те, недолго думая, сдали его. И, еще не появившись в городе, он уже нажил себе врагов.