Читать книгу Anabasis. Право на настоящее - Игорь Леонидович Чураков - Страница 21

Глава вторая. «Фронтир»,
за которым открывается неведомый мне мир
Запись 22.05.2017. Давид, Милица

Оглавление

Категория: ВОСПОМИНАНИЯ

С нашими, русскими, тоже неоднократно пришлось пересекаться в самых различных ситуациях. В холдинге их было немало, в массе своей – на средних управленческих должностях: нечто вроде нашего мастера или прораба. С одним из них, Давидом, судьба столкнула меня на второй неделе стажировки.

Давид, улыбчивый, крепкий, сухопарый, возрастом слегка за пятьдесят, работал в одной из дочерних компаний холдинга. Былую советскую жизнь он вспоминал сочно, с заметной ностальгией: Баку, квартира в центре, многонациональный двор, где каждый вечер что-то совместно отмечалось за длинным столом под раскидистым деревом; пиджак в шкафу со стабильной заначкой в три сотни рублей в потайном кармане; по выходным – друзья, «Москвич», шашлыки и рыбалка на побережье Каспия. Все было как у людей, и работа не то чтобы особо напрягала.

Перелом в его жизни произошел в конце семидесятых, в загранпоездке Давид спрыгнул за борт теплохода в порту, доплыл до берега и смог как-то обустроить свою жизнь в новой реальности. Меняя страну за страной, он обрел новое отечество под звездно-полосатым полотнищем. Ныне он трудился прорабом; подопечными Давида в основном были люди с темным цветом кожи и низкой квалификацией.

О новой жизни в свободном обществе Давид говорил со значительно меньшим энтузиазмом, чем о тяжелом советском прошлом: была здесь своя непростая специфика, примеры которой были приведены во множестве. Непростые ситуации, совершенно нетипичные для России, повсеместно присутствовали в отношениях с подчиненными, коллегами, начальством, соседями, соотечественниками; везде приходилось держать ухо востро и нос по ветру. Я, со своей стороны, поделился рассказами о жизни в новой России, своей работе, моих впечатлениях о США; рассказал также о знакомстве с индусом Рави и его очаровательной супругой.

История заставила Давида сделать паузу: он задумался и засопел.

– Да, с индийцами я тоже сталкивался, где сейчас индийцев нет! Везде они, как и китайцы. Здесь эта тройка называется «ЧИП» (т.е. дешевка): Чайна, Индиа, Пакистани. Работают они незадорого, каждый тянет за троих, все точно в срок и без приключений. Устроится куда такой, через год-другой глядишь – уже группой руководит; скоро в группе еще индийцы появляются, пашут, как звери, а он – еще выше идет. Поднимется – за собой своих наверх тянет, да и они его снизу подталкивают. Вот так они и до начальников, вице-президентов дорастают, компании собственные открывают. Выходят в апперкласс, короче говоря.

– Взять, к примеру, арабов или испанцев – они на рынках, в основном, торгуют. У китайцев или итальянцев – рестораны. Индийцы – программисты или управленцы. А мы кто? Что о нас кому известно? Никто не знает, чем русские на жизнь зарабатывают. Вот и глядят соседи на нас, либо как на паразитов, живущих на пособие, либо на бандитов, замешанных в подпольном бизнесе или криминале.

– куда ни погляди, местные русские – сплошь лузеры (патологические неудачники), – продолжал Давид. – В бизнес с нашим народом влезать – одни траблы-проблемы: то денег нет, одни вздохи; если деньги пойдут – за твоей спиной чудеса разные начинают твориться. Карьеру мало кто делает: многие по домам, на вэлфере-социалке сидят, кто-то лайсенс-лицензию берет по франшизе – квартиры убирать или там газоны стричь. Тут уж как повезет; бывает, на проезды больше времени потратишь, чем на саму работу. Даже в гавернмент эйдженси (местные органы власти) на аппойнтмент-прием, чтобы вэлфер получить – и то опоздать умудряются!

Безусловно, опыт моего наставника имел частный характер. Хотя, как я подметил за годы моего общения с сотнями людей из делового мира: те, кто остался в России, сделали в среднем гораздо более успешные карьеры, нежели те, кто уехал за рубеж в поисках лучшей доли. Меня все тянуло задать вопрос Давиду: зачем же он выпрыгнул с того злосчастного теплохода и стоила ли игра свеч? Но я держал язык за зубами, боясь спугнуть текущую живо беседу.

– Вот этого выгони, попробуй, – Давид кивнул головой в направлении негра необъятных габаритов, неторопливо убиравшегося неподалеку. Мы перешли на русский. Переход на родной язык давался Давиду нелегко.

– Вот он, с вакуум-клинером в ливинг-рум копошится, пыль сосет, барахло с места на место таскает. А сначала его на финишинг поставили, отделку по-нашему. Мы тогда блок на Брук-стрит сдавали, торопились, срок поджимал. Дедлайн. Так он апартмент с двумя бедрумами так покрасил – все сдирать пришлось, со шпаклевкой вместе. Я объясняю ему ситуацию, что так работать нельзя, что надо по-другому. Назавтра на объект сам вице-президент, Ник Хелмер, приезжает: – Ты что, Давид, извинись немедленно! Не может красить – пусть носит, подметает, монтирует. Он, оказалось, уже к своему лойеру наведался, который по харрасментам и дискриминации. Жалобу на компанию собрался писать. И ведь не уволишь такого! Как мне после объяснили, в Чикаго, да и не только там, существовали обязательные квоты на трудоустройство различного рода меньшинств: негров, мексиканцев, геев, лесбиянок, больных СПИДом, инвалидов и проч. Любая контора, государственная или частная, была обязана эти квоты блюсти, их невыполнение грозило серьезными санкциями.

Не все просто в Америке – даже при самом благоприятном раскладе. Как-то свел случай с одной женщиной из бывшей Югославии. Престижная работа в банке, машина хорошей марки, муж, двое детей, домик в неплохом пригороде. Самой – лет слегка за сорок, смотрится – под тридцать; стройная, яркая и симпатичная брюнетка. Собирались домой после работы, вызвалась подвезти меня до метро. Пока ехали – разговорились; после Милица еще на стояночку у кафе на полчасика заехала – разговор продолжить. В Штатах вообще такие разговоры не приняты; и я это понимал, и она. Мы вместе без слов понимали, что другого шанса на подобную беседу у нее просто не будет.

– В Штаты я приехала лет в восемнадцать из социалистической Югославии. Конец семидесятых – не самое простое время: кризис, безработица, бедность. По первому впечатлению – все показалось раем. Отучилась, вышла замуж, работа, дети, все в порядке. Как мы жили в Югославии? Дом, улица, все друг друга знают, все друг к другу в гости заходят. Постоянно – гости, постоянно – праздники, хотя жили очень небогато. Друзей у родителей, да и у нас, очень много было. Здесь – никого. Знакомые, конечно, имеются. Встречаемся изредка в кафе, быстро поедим; каждый за себя заплатит – поехали. Говорить особо не о чем: спорт, шоу, новости, телевизор. У детей с четырнадцати лет жизнь своя, я их почти не вижу. Да, дни рождения дома проводим, вместе. Минут десять-пятнадцать: поели быстро, поговорили быстро – и засобирались. Дела ждут. Что за дела – мне неизвестно, своя у них жизнь. Если проблемы обсудить требуется – психолог для этого имеется. Триста-пятьсот долларов в час, смотря какой психолог. Теперь я понимаю, какая моя мама счастливая в Югославии была. Мне до такого счастья – как до неба.

Ответить мне было нечего, я просто слушал. Мы понимали, что той Югославии уже нет и не будет, вместо нее – свежие руины, разрушенные мосты, заводы и города. Попрощались, я побежал на метро.

Anabasis. Право на настоящее

Подняться наверх