Читать книгу Ибо однажды придёт к тебе шуршик… Фэнтези времён плаща и шпаги - Игорь Маслобойников - Страница 27
ШУРШИКИ
глава 4
Оглавление* * *
– Назову-ка я её… – бормотал Крошка Пэк, оставляя за спиной ступеньку за ступенькой. – Её же надо как-то назвать… У всякого живого существа должно быть имя… Короткое или длинное, но должно быть непременно… Лучше, конечно, короткое… Шустрое какое-нибудь… Например, «Ух»…
То́пы шуршика остановились на ступеньке, и он озабоченно почесал за ухом.
– Но, если я захочу позвать её и крикну, к примеру: «Ух, ко мне!» – пожалуй, она не поймёт меня… – и Пэк возобновил свой путь, шествуя от спальной комнаты прямиком во двор замка.
За те пару дней, сколько они были знакомы, лошадке белой масти пора было уже попривыкнуть к нему, а значит, минутка, когда она позволит устроиться верхом, выехать в чисто-поле и отдаться во власть скорости и ветра, неумолимо приближалась. Во всяком случае, так представлялось в мечтах самому маленькому из самых маленьких рыжих ушастиков. Одно не давало покоя: он никак не мог придумать красавице имя! В его представлении, оно должно было быть звучное, по-шуршиковски хлёсткое и непременно эффектное…
– Мало ли «Ух» какая лошадь окажется рядом! – рассуждал зверь. – Тогда может быть… Пупс? – и Крошка весело захихикал: – Пупс, ко мне! Вперёд, Пупс! Нет, «Пупс» тоже ни в какие ворота не лезет…
Фантазёр ступил на брусчатку двора и зажмурился от яркого света. Когда же глаза пообвыкли, он разглядел Тихоню, который стоял перед наспех сколоченным загоном для любимой коняшки, и вид его был чрезвычайно озабочен.
– Я могу ошибаться, – заметил Тук глубокомысленно, – но мне кажется, вчера тут стояла славная лошадка, белая, как январский снег.
Пэк остановился рядом и понял, друг дело говорит: его четырёхкопытной, высокоскоростной животинки, мощностью в одну лошадиную силушку, простыл и след! И тогда на мордочку рыжика стало наползать всё отчаяние этого мира.
– Как так? – растерянно пробормотал он. – Я же к ней всей душой. А она… Зачем она так со мной?
– М-да… – вздохнул истребитель разбойников, делая вид, что к случившемуся не имеет никакого отношения. Для пущей убедительности, а проще говоря, заводя рака за камень, он положил лапу на плечо товарища и изрёк мудрость: – Есть время встречать судьбу, и есть время расставаться…
– Тук, – тихо сказал Пэк.
– Да? – в тон отозвался любитель сентенций.
– Заткнись…
– Хорошо…
– Мне сейчас не до философских изречений! Она вырвала мне сердце!
– У тебя его нет…
– Сейчас не об этом.
– Ты прав…
– Что мне теперь делать? Из моей жизни ушёл смысл… – Крошка медленно отворил воротики и вошёл в загон.
– Смысл твоей жизни в охоте на человеческие сердца… – аккуратно напомнил Тихоня.
И рыжий собрат убил его глубиной мысли, высказанной без всякого пафоса:
– Охота на сердца – дело моей жизни, а смысл был в ней… в её красоте и скорости, которую я так и не познал…
На соломке лежала не убранная с вечера кучка, но сейчас шуршик смотрел на неё, как на горсть золота, только радости не ощущалось. И Туку отчего-то стало неловко, а внутри сделалось зябко. В случившемся была и его вина! Дело, содеянное им в минувшую ночь, было, несомненно, важное, но кто ж знал, что лошадка не отыщет путь к дому!
Тихоня вслед за Крошкой вошёл в загон и, встав с товарищем плечом к плечу, стал разглядывать предмет его печальных дум. Если не сильно анализировать причину, то выглядела скверно пахнущая горочка, и в самом деле, пределом совершенства.
– Так, может, отыщем её? – нарушил он трагическую паузу.
– Но ка-ак? – простонал Пэк, готовый вот-вот разрыдаться. – Она ус-ка-ка-ла!
– Но она же как-то оказалась здесь…
– Мы её свистнули… – Крошка шмыгнул носом и призадумался: в словах Тихони блеснул лучик надежды.
– А где свистнули? Это помогло бы взять след…
Самый маленький из самых маленьких повернул голову и мокрыми, но полными надежды глазёнками взглянул на друга.
– Да-да… – закивал он. – Это случилось на границе с чекменскими урочищами, недалеко от пойменных лугов герцога Хмельницкого.
– Как всегда, взяли вино и пиво?
– Разумеется!
Шуршик во все глаза таращился на рыжего отшельника и удивлению его не было предела. Обычно друг вел затворнический образ жизни: ночами торчал в читальной зале, на охоту уходил в гордом одиночестве, когда спал – вообще не ведомо! Он просто был членом стаи, но исключительно обособленно, всегда сам по себе. Теперь же эта поразительная прозорливость!
– Тс-ссс! – Тук приложил коготь ко рту и осведомился: – Этикетки на бутылках были?
– Угу… – кивнул Пэк.
– Взглянем?
– Угу… – согласился шуршик.
И соплеменники спустились в подвал. Там Крошка отыскал соответствующую полку с бутылками, на которых красовались симпомпотные нашлёпочки. Тут Тихоня улыбнулся и взглянул на товарища крайне озорно:
– Может, поохотимся?
И если бы уши прежде расстроенного, а ныне преисполненного надеждой зверька, могли бы вспыхнуть гордым пламенем, они бы непременно полыхнули, озарив древний погреб, хитрые рыжие морды и вековые стеллажи победным сиянием. Но уши шуршика, всего лишь уши шуршика, потому Пэк, воспряв носом, заявил со всей суровостью и отвагой:
– Да, Тук. Давай, сделаем это!
В спальной комнате сопел Неве́ра Лум. Ему во сне являлись сонеты, которые он намеревался перенести потом на пергамент, и сонеты эти были гениальны, пророча ему славу и почёт соплеменников. Рядом похрапывал Толстина́ Глоб, коему приходили на ум фантастические рецепты, обещавшие пир духа и праздник плоти, он был счастлив предвкушением и иногда в несознанке портил воздух. Чуть поодаль, втянув голову в перья, почивала Чернушка, уставшая нести бремя охранника сна трёх головорезов. Что снилось ей? Пожалуй, гордой птице мечталось о том, что однажды она вернётся в курятник и одному петуху вырвет хвост за беспринципность поведения и неразборчивость в отношениях с противоположным полом. А ещё она подумывала взять под крыло остальных пеструшек и организовать «Союз независимых несушек». О таких штуках ей рассказывал новый хозяин, когда читал книги о далёких странах, полных необычных существ и странных обычаев. Сама идея показалась ей весьма перспективной.
Одновременно со всей этой милой безмятежностью два шуршика – Крошка Пэк и Тихий Тук, вооружившись пистолями, шпагами и перчатками, покидали за́мок Большого Бло, преисполненные исключительной решимостью. Дабы повышенная волосатость и размах уха не слишком привлекали любопытные взгляды, товарищи прикрыли макушки длиннополыми шляпами и и́здали очень походили на воинов, несколько приземистых, но довольно-таки шустрых. Их путь лежал в сторону селения «Кривые столбы». Именно на него указывали этикетки похищенных трофеев. И когда ворота за путниками захлопнулись, Чернушка в спальной комнате встрепенулась, почувствовав смутное беспокойство. Она взглянула туда, где прежде лежали три тела, и поняла: одно отсутствует, да и хозяина поблизости не наблюдается…
«За этими рыжими бродягами нужен глаз да глаз, – подумала птичка и покосилась на закрытую дверь. – Обязательно во что-нибудь да вляпаются!»
Тут свежий ветерок приоткрыл створку окна, и пернатая хулиганка приободрилась: пусть к желанной свободе был открыт!
Окно располагалось высоко, и будь на её месте человек, он ни по чём не отважился на то, на что сподобилась дерзкая бестия! Раскинув крылья, она отправила себя в подобие полёта, довольно грузно шлёпнулась на покатую крышу, но при этом, ловко семеня стройными лапками, грациозно пробежалась вдоль водяного слива, пущенной стрелой спикировала на крепостную стену, откуда по водостоку колобком скатилась вниз и, оказавшись, наконец, у подножия каменной цитадели, победно кудахтнула, возвращая головушке ориентацию в пространстве, затем, петляя неуверенной змейкой, пересекла мост над бездонным рвом, полным воды и лучепёрых окуньков семейства плотоядных, что, выскакивая из воды, хищно клацали ей вслед острыми, как бритва, зубами, за что двое были немедленно призваны к ответу – одному досталось клювом прямёхонько в глаз, другой рыбёх, застрявший в клюве, был немедленно растерзан, составив таким образом сытный завтрак, после чего, издав довольный, полный отчаянной бесшабашности, всепобеждающий «квок!», Чернушка устремилась по дорожке, ещё помнящей запах истребителей разбойников, вдаль, навстречу новым приключениям…