Читать книгу Ибо однажды придёт к тебе шуршик… Фэнтези времён плаща и шпаги - Игорь Маслобойников - Страница 36

* * *

Тук оглядел и обнюхал все попавшиеся на пути конюшни, сараи и загоны. Памятуя о мешке, который давеча доставил его моське ощутимые неприятности, он старался вести себя осмотрительнее: внутрь не заходил, заглядывал исключительно в окна, либо пользовался щелями крыш и заборов, озирая подворья с безопасного расстояния. Запах лошади белой масти он отличил бы из тысячи, но – увы! – ничего похожего его обонятельных рецепторов не касалось. Стало быть, не смотря на все предосторожности, надежда, что миссия увенчается успехом, с каждой минутой неумолимо превращалась в пыль.

«Неужели же я ошибся? – тумкал шуршик крепкую тумку. – Куда бы ты тогда отправилась? – и тут у него ёкнуло: – А ну, как на неё, и в самом деле, напали волки?!»

Не желая долее мозговать о худшем, он решил: пора возвращаться! И то́пы его тут же направились бы к условленному месту встречи с Пэком, если бы в желудке от переживаний не образовывалась звенящая пустота. С орехами было покончено ещё на привале, а путь в родные пенаты, ох, какой не близкий! Можно было бы разжиться провиантом у сельчан, но Тихоня слишком хорошо помнил, к чему приводят перерывы на перекус. Повторять свои же косяки не хотелось. Но он ведь шуршик! А шуршикам авантюризма не занимать!

Решительно махнув лапой, мол – была не была! – он стремительно взобрался на стоящее рядом дерево и окинул селение вездесущим взглядом. Труба одного из домов попыхивала дымком. И рыжий хулиган смекнул: в домике, в печечке, наваривается стопудовенько нечто вкусненькое! Делая вид, что у него такая привычка: прогуливаться вечерами по крышам, Тихоня уверенно прошествовал к заветной трубе, обнял её и с наслаждением принюхался к идущим из чрева запахам. Мясцо, картошечка, подливочка! С высунутого языка сорвалась непрошенная слюнка счастья от предвкушения грядущего чревоугодия. Там, внизу, в пылающей жаром полутьме, запекалось жаркое, с приправами аппетитными, листом лавровым и перчиком гишпанским. Конечно, человековская снедь не шла ни в какое сравнение с поварскими изысками Толстины́ Глоба, но, чтобы дотопать до логова без грустных тумак, варево очень даже сгодилось бы!

Вспомнив, сколь безрассудно он позволил себе отвлечься на яички в курятнике, шуршика осенила догадка: ему вполне дозволительно провернуть тоже самое только в обратной последовательности. Вернуть жадинам-говядинам должок, так сказать! Выровнять дугу несправедливости, стручок им в бок! «…Ибо воздастся должное должному!» – пропечатано витиевато в «Кодексе правил». А как можно не согласиться с «Кодексом»?! Никак не можно! Даже если это касаемо иных обстоятельств, применить их к имеющимся, есть не просто долг шуршика, но его призвание!

«Ибо… – хихикнул Тук. – Долг платежом красен!»

Осталось определиться с заманухой, которая должна была быть мощной, непременно внезапной и чрезвычайно панической!

Дикий голубь, описав круг, опустился на крышу видавшего виды сарая, стоящего напротив дома, где, исходя слюной, голодный шуршик строил свои коварные планы. И решение не заставило себя ждать! Сарай был набит соломой, которой лакомилась коровка аляповатого окраса. Животинка помахивала хвостом, отгоняя слепней, и даже не догадывалась, что в сидящем на крыше ушастом зверьке заметался бес противоречия: свести со двора говядинку или ограничиться вкуснятинкой в печечке? Говядина сулила масштабное пиршество, но – потом, жаркое же обещало удовольствие скромное, но – сейчас! Насущное победило! Нужно было только раздобыть огонь!

«Где бы взять-то его?» – озадачился шуршик. Лапа его задумчиво почесала кукузик, ищущий приключений, и наткнулась на припрятанные за поясом пистоли.

«О! – смекнул Тук. – У меня же есть пистоли! А раз есть пистоли, стало быть, в них есть и пули! А коли в наличии есть пули, то без пороха совать их туда неблагоразумно! А раз в стволах есть порох… то искра, как говорится, с нами! Ежели Пэк, конечно, в спешке чего не попутал! Но это мы сейчас выясним!».

Воодушевлённый перспективой, рыжий хулиган уверенно прошёлся по крыше, с озорным похихиком скатился по скату и, ловко приземлившись, в вонючую грязюку, решительно пересёк двор. Шорохи на крыше привлекли девчушку лет шести с торчащими в разные стороны косичками, которая с любопытством выглянула в окно, но успела заметить лишь тень, скрывшуюся в сарае.

– П-привет, ленивая говядина! – сказал Тук двурогой тёлочке, которая, увидев незнакомое существо, тут же прекратила жевать. – Н-на твоём месте, я бы тут не задерживался, иначе к-кое-кто превратится в шашлычок… к-кое-какой…

– Мум? – не поняла коровка.

Тук сгрёб сено в охапку, выкинул его на двор и шлёпнул красотку по заду:

– Обед н-на улице!

– Мум? – животное неохотно, но покорилось воле странного зверька и покинуло сарайчик вразвалочку, продолжив трапезничать на свежем воздухе.

Девчушка с косичками, тем временем, вышла на крылечко и, добирая храбрости, ибо любопытство, как правило, выше благоразумия, спустилась во двор и направилась к деревянной пристройке.

– Только от дома далеко не уходи, Мань! – донёсся из приоткрытого окна голос хозяйки.

Хитрец, меж тем, подошёл к горе сена и, вытряхнув пулю из ствола, сунул оружие внутрь:

– И да возгорится из искры п-пламя! – хихикнул он и нажал курок.

Ожидаемого не последовало. Он вынул пистоль из стожка и озабоченно пробубнил: «Трам-пам-пам…»

– Тгам-пам-пам… – повторил за спиной детский голос.

Шуршик обернулся. В дверях стояло чудо с косичками маленького ростика и улыбалась ему беззубой улыбкой. Пришлось довольно выразительно нахмуриться, ибо, как ни крути, а его застукали! В «Кодексе» общение с человеками запрещалось строго-настрого. И вдруг – на тебе! – встретились: шуршик и человек! Надо было как-то выходить из ситуации. Тук догадывался: перед ним дитя, весьма безобидное, довольно мелкое и несмышлёное, и всё-таки – сапиенс гомо! Он поднапряг память, но не припомнил ни строчки, касаемо отпрысков малолетних, а потому, медленно приблизившись к девчушке, наклонился и сказал:

– Бу!

Обычно это действовало! Во всяком случае, молва шуршиковская свидетельствовала о том, что дети с визгами разбегаются в разные стороны. Однако в нашем случае что-то определённо пошло не так. Вопреки очевидной логике, маленькое чудо протянуло к рыжему зверьку свою крохотную ручонку и погладило прямо по мордасам. Тихоня хотел было возмутиться, да внезапно покрывшись очень непростительными мурашками, осёкся.

– Бевочка, – сказала Маня. – Коросая…

Тук даже смутился, от того, что не понял, как поступить дальше! Пугать не хотелось, сбегать – не солидно, а драться – себя не уважать, и тогда, совершенно растерявшись, он спросил:

– Огонь есть?

Глаза девочки схлопнулись в две подозрительные щёлочки. Она сделала назад шаг, другой, потом побежала и скрылась в доме.

«Всё пропало, – подумал горе-поджигатель. – Сейчас начнутся вопли, крики…»

Он извлёк из-за пояса второй пистоль, вытряхнул пулю и на всякий случай вновь сунул ствол в стожок. Шанс был не велик, но не испробовать его – значило, после сокрушаться от несвершённого! Однако и в этот раз с искрой не срослось.

«Неужели порох отсырел?!» – нахмурился шуршик.

– На! – раздался за его спиной голос Мани.

Тук едва успел увернуться от летящего в него с железной лопатки уголька, который упав, подпалил солому, и та занялась весёлым огоньком.

– Ну, можно и так! – хмыкнул Тихоня и озабоченно почесал за ухом.

Попрятав пистоли за пояс, он подхватил девочку на лапы, метнулся к дому и, влетев в горницу, закричал:

– Пожар!

– Как пожар?! – всплеснула хозяйка руками.

Домочадцы кинулись к окну. В сарае, и в самом деле, угрожающе разгоралось пламя. Дружно завопив: «Горим!» – люди кинулись во двор, совершенно не обратив внимания на незваного гостя, спрятавшегося за малышкой, которую, похоже, происходящее забавляло не меньше, чем рыжего озорника, ибо, закусив губу, она следила за происходящим с тем же азартом, что и он. Туку же только того и надо было! Поставив забияку на ножки и подойдя к печи, он преспокойно отворил заслонку, подхватил внушительный глиняный горшок, в котором булькала аппетитная вкуснятина, и, с чувством выполненного долга подмигнув помощнице с косичками, подошёл к окошечку, смотрящему в сторону леса, аккуратно пнул его топом, перепачканным в грязи, и тогда створки его распахнулось, а пьянящий ветер свободы ворвался в горницу, приглашая хулигана на волю. Но тут воришка остановился, словно что-то неведомое схватило его за штанину, и обернулся, чтобы ещё раз взглянуть на кроху:

– А ты чего не н-на пожаре-то?

– Я зе исё ма-аленькая… – ответила Маня.

– Ну, вырастай тогда, что ли… – и Тихоня благополучно перемахнул подоконник.

Похватав вёдра, чтобы тушить пристройку, домочадцы сновали по двору и оглашали окрестности воплями и криками. К ним на помощь спешили соседи. И только коровка аляповатой наружности дожёвывала соломку, равнодушно взирая на бессмысленную суету сует.

Шуршик готов был совсем исчезнуть за деревьями, но за его спиной вновь раздался голосок:

– Бевочка!

Тук обернулся. Маня стояла у окна и махала ему ручкой. Что-то трудно описуемое шевельнулось внутри похитителя горшков со вкуснятиной и, бережно обнимая драгоценный трофей, он вернулся к дому, чтобы, подойдя ближе, прошептать:

– Расти хорошей девочкой и тогда белочки н-никогда тебя не обидят…

– Замётано… – улыбнулась Маня.

Шуршик довольно хмыкнул, но, увидев, что малышка вновь потянулась к нему маленькой ладошкой, растерялся во второй раз. Однако, решив, что соплеменников поблизости нет и осудить его суровым покачиванием головы некому, осторожно подставил мордаху под детские пальчики. Незнакомое, но очень щемящее чувство ещё раз накрыло его волной приятных мурашек, отчего любитель жарко́го смутился совершенно и поспешил тут же исчезнуть, причём на этот раз с концами.