Читать книгу Усы генералиссимуса - Игорь Саксин - Страница 4

Санкт- Петербург, наше время
Петроград, июль 1916 года
Петроград, август 1916 года

Оглавление

– Долго же ты ко мне шёл!– высокий старик с белоснежной бородой, кряхтя и охая, подошёл к кривоногому столу и попытался усесться на стоящий рядом стул.

Гость помог ему и быстрым взглядом оглядел маленькую комнату.

Небольшой топчан, застеленный рваными одеялами, буфет с выбитыми стёклами: вся эта убогая обстановка говорила о крайней нужде хозяина.

В плохо оштукатуренном углу висело несколько икон, изображения на которых уже практически не угадывались.

– Я же предлагал тебе переехать в другое место, там и мальчику будет лучше. Почему ты сопротивляешься?

Старик провёл рукой по бороде.

– Скоро нигде не будет спокойно, чего лишний раз дёргаться? Почему не приходил?

Человек развёл руки в стороны.

– Не мог. Уезжал в святые места, молился за Русь.

– Земля везде одинакова,– тихо сказал старик.– Святость в себе искать необходимо, а за Русь молись не молись, стояла она, стоит и стоять будет. Что с ней сделается?

– Ты что-то видел?– живо спросил гость.

– Я всё время вижу.

– Проклятая война!

– Война идёт в наших душах,– старик спокойно смотрел гостю в глаза,– остальное лишь внешнее отражение, мирская суета.

В этот момент скрипнула дверь, и в комнату вошёл мальчик.

Увидев щедрого человека с Гороховой улицы, он поклонился, бочком прошёл мимо стола и встал за спиной деда.

– Здравствуй, Георгий! Булки вкусные были?– улыбнувшись, спросил гость.

– Очень!– мальчик сглотнул слюну.– А я про Вас в газете недавно читал. Вы, оказывается, знаменитость!

– И что же про меня в газете пишут?

Мальчик потупил глаза в пол.

– Говори, не стесняйся.

– Пишут, что Распутин Святой Чёрт в человеческом обличье и все беды России лежат на Вашей совести.

Лицо гостя приняло мрачное выражение.

Увидев это, мальчик с жаром сказал:

– А я так не думаю, Вы добрый: хлеба нам с дедушкой купили!

Старик мягко подтолкнул мальчика в сторону топчана:

– Посиди там, да рот на замке придержи, а ты, Григорий Ефимович, чепуху всякую не слушай. На дураков всегда была богата Земля Российская, а ныне развелись они в несметном количестве и всякий свою пользу ищет, вот и пишут, что в голову взбредёт.

Распутин поморщился:

– Мудрей тебя человека никогда не встречал, сколько по свету не ездил, но слова твои мне утешением служить не могут.

Старик усмехнулся:

– Мудрость в одном месте не ищи, она по разным головам да языкам разбросана. А утешать тебя я не собираюсь. Ты сам свою дорогу выбрал, вот и топай по ней до самого конца.

– А где конец-то этот, кто знает?– Распутин закрыл лицо руками.

– Там, где и начало его. В Боге утешение ищи, Он один нам всем помощник.

В комнате наступила тишина.

Мальчик внимательно смотрел на взрослых.

Наконец, Распутин отнял руки от лица.

– Дочки дома ждут. Давай к делу.

– Выйди на пять минут, подожди у дверей,– сказал старик мальчику.

– Хороший у тебя внук,– Распутин дождался, когда дверь за мальчиком закрылась,– послушный, грамотный.

– Не внук он мне,– тихо ответил старик.

Распутин вопросительно посмотрел на него.

– Лет восемь назад по осени ездил я по делу в землю Сибирскую, там-то мне его и подкинули.

– Это как? Щенок он, что ли, чтобы его подкидывать?

– Женщина там одна жила, из семьи староверов, ходила за мной, про будущее своё знать хотела. Я ей объясняю, что будущее нельзя точно предсказать, только примерно увидеть, что да как там будет. Мы ведь его сами ежеминутно пишем, оттого оно и меняется постоянно. Она не отстаёт, надоела хуже горькой редьки. Хорошо, говорю, приходи вечером в дом, где я ночую, посмотрю. Она пришла, я в глаза ей заглянул, а будущего там и нет, совсем чуть-чуть ей осталось. Ничего я ей не сказал, да, видно, она сама всё поняла. Встала и ушла в ночь. Под утро слышу, скребётся в дом кто-то. Открыл дверь, а там малец стоит, синий весь от холода. Я его в дом занёс, раздел и под одеяло положил, а сам давай одежду его осматривать. И нашёл записку от женщины этой.

– И что в ней было?– с интересом спросил Распутин.

– Писала она, что согрешила по глупости, а отца ребёнка на войну забрали, и нет у неё ни сил, ни средств на его содержание. Прощения просила. Так он у меня и оказался.

– А откуда ты узнал, что Георгием его звать?

– Она так в конце записки написала. Мол, в честь Победоносца назвала. Имена, Григорий, к людям случайно не приходят: какое изначально досталось, с таким весь Путь идти будешь.

– Мудрено для меня всё, что ты говоришь,– Распутин почесал нос,– а он знает?

– Как не знать? Мне скрывать нечего, как подрос, я ему всё рассказал.

– А с мамкой его что случилось?

– Тем же днём её лихой человек топором зарубил.

– Значит, не в том месте она очутилась,– заметил Распутин.

– Мы сами для себя выбираем, где очутиться,– спокойно ответил старик.– Иному бы не высовываться, жить тихо и по совести, как человеку и положено, так нет: лезет и лезет, ищет, где лучше да сытнее.

– Да как узнать, какое место то, а какое не то? Дома, что ли, всю жизнь сидеть?– всплеснул руками Распутин.– Так и дома топором по голове получить можно!

– Дома не отсидишься, Гриша. Людей вокруг правильно подбирать надо. Доброму человеку топор только для колки дров надобен, а злой и без топора найдёт, как гадость сделать.

– Ты это про меня сейчас говоришь?

– Про всех нас.

Распутин вздохнул.

– Георгий,– позвал старик, и дверь тут же открылась,– заходи. Возьми перо и чернила, писать будешь.

Мальчик достал из комода письменные принадлежности и разложил их на столе.

– Семь грамм корня ливанского кедра,– начал диктовать старик,– засушённый плод акокантеры абиссинской, двенадцать грамм сибирской полыни…

Распутин с недоумением слушал сплошь незнакомые ботанические названия.

Монотонный спокойный голос старика действовал подобно снотворному, и он почувствовал, что находится в непонятной дрёме, где-то на грани между сном и реальностью.

Перед глазами вдруг возник дворец Феликса Юсупова, а потом и сам Феликс.

Держа в руке бокал вина, приторно улыбаясь, он что-то говорил, но его слова не доходили до сознания, пропадая и тут же стираясь в памяти.

Неожиданно он очутился на улице, во дворе.

Шёл снег. Его хлопья были крупными и мягкими.

Поймав на ладонь одну снежинку, Распутин вдруг подумал, что в это самое время должен быть в совершенно другом месте.

«Что я тут делаю?»

От ворот кто-то шёл.

Присмотревшись, он увидел молодую женщину.

Она, пошатываясь, словно пьяная, шла к нему.

В её голове торчал топор, струйки тёмной крови стекали с её подбородка на снег и тот шипел, пузырясь и смешиваясь с ними.

«Бежать!»

Он побежал, но ноги были ватными, длинный подол шубы мешал, цепляясь за непонятно откуда взявшиеся корни деревьев, торчащие из мёрзлой земли.

Он схватил руками подол, и в этот же момент что-то сильно ударило его в спину.

Уже падая, он понял, что опускается не на землю, а летит в чёрную Невскую воду.

В изнеможении подняв голову, он увидел перекошенное лицо Юсупова, а потом ледяное крошево сомкнулось над ним, и холодная речная вода поволокла его тело навстречу концу, который, теперь он знал это точно, одновременно был и началом всего.

Распутин захрипел, схватил себя руками за горло и открыл глаза.

Обезумевшим взглядом он смотрел на старика и мальчика, сидящих за столом напротив него, и не узнавал их.

– Воды!– потребовал он.

Мальчик вскочил и, схватив с подоконника большую железную кружку, выбежал из комнаты.

– Что это было?– сипло спросил Распутин, начиная припоминать, где находится.

– Заснул ты, Гриша. Намаялся за день, вот, наверное, тебе кошмар и померещился.

– Эта женщина его мать? Ты видел её?

– Я всё вижу, такая уж доля выпала,– старик сложил вдвое бумажный листок и протянул его Распутину.– Императору отдашь лично в руки, да скажи ему, чтобы не мешкал с поиском ингредиентов.

– Что это?

– Спасение его и всей семьи. По-другому никак не получится.

– Спасение в этом листке?– с недоверием спросил Распутин.

– Не в самом листке,– терпеливо пояснил старик,– а в формуле этого эликсира.

В этот момент вернулся мальчик с водой.

Распутин с жадностью начал пить и струйки воды потекли по его бороде.

Он утёрся рукой:

– И как ты себе это представляешь? Прийти, значит, во дворец и сказать: ищете Ваше Императорское Величество корешки по всему белому свету, варите раствор и пейте на здоровье?

– Это уж ты сам придумывай, что да как говорить будешь. Имя моё вслух не произноси. Спрашивать будут, скажи, со старцами встречался, они, мол, и передали со всем почтением. Что касается эликсира этого, скажу так: почти всё у нас в России матушке растёт, а что не растёт, так по одному слову Государя вмиг достанут.

– И что будет с тем, кто это выпьет?

– Гляди, какой ты на вопросы скорый. Скажу, но не сейчас. Прежде одно дело сделаем, а уж потом и вторым займёмся. Позже ещё один листок от меня получишь: инструкцию для того, кто выпил.

– Душно тут у вас,– Распутин встал,– окно бы открыли, что ли.

– Это внутренний жар тебе покоя не даёт, свободы ищет, да только не свободен ты, Григорий. Сам у себя в остроге сидишь.

– Тебе виднее. Хорошо, передам. Когда за вторым листком зайти?

– Как Государь раствор выпьет, так и приходи. И ещё просьба у меня к тебе одна. Пристрой парня. Он грамотный, может, помощником писаря или ещё куда-нибудь.

– Завтра к обеду пусть на Гороховую улицу ко мне приходит. Только одежду справить ему надобно. Вот, деньги оставлю, пускай купит себе, что надо,– Распутин положил на стол несколько помятых цветных бумажек, поклонился и стремительно вышел.

– Что с ним, дедушка?

– Да кто ж его знает? Видишь, большим человеком стал, может, дела государственные куда позвали.

– А он к нам ещё придёт?

– Зачем тебе знать?

– После его визитов у нас всегда еда есть.

Старик засмеялся:

– Скоро сам зарабатывать начнёшь, на хлебушек хватит, а больше человеку не надо.

– Так придёт или нет?– настойчиво переспросил мальчик.

– Нет, больше не придёт,– серьёзно ответил старик.– Не успеет.

Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

Мальчик тихо стоял, стараясь не нарушать тишину.

– Деньги спрячь,– неожиданно сказал старик,– завтра с утра сбегаешь к Кузьмичу, пусть тебе одежду подберёт, а тряпьё своё у него оставь.

Мальчик послушно закивал головой, убирая деньги со стола.

– Сегодня у нас какой день на дворе?

– Пятница.

– Вот и славно, иди сюда, лекарство пить будешь.

– Так не больной я, дедушка.

– Делай, как велят,– старик похлопал по карманам холщовой рубахи и достал из левого небольшой стеклянный пузырёк.

Несмотря на сумрак, царивший в комнате, содержимое в пузырьке заиграло янтарными красками, отбрасывая на стены яркие блики.

– Ложку принеси!

Дрожащими руками он капнул три раза.

– Выпей и ложку оближи.

– Горько!– поморщился мальчик.– Дедушка, если это лекарство, почему сам не пьёшь?

– Мне не надо, мне и так хорошо. Помоги прилечь.

Устроившись на топчане, старик сложил руки на груди.

– Дедушка, ты чего?– испуганно спросил мальчик.

– Да живой я, живой,– успокоил его старик,– как уходить буду, тебе первому скажу.

В наступившей тишине было слышно только свистящее дыхание старика.

В комнате стало совсем темно.

Мальчик вытащил из угла старый овечий тулуп, расстелил его прямо на полу, лёг и закрыл глаза.

В животе бурчало от голода, но он успокаивал себя тем, что рядом с лавкой Кузьмича находится небольшой продуктовый магазин, в котором завтра он купит много вкусной еды.

Мысленно поблагодарив за всё Создателя, дедушку и щедрого гостя, он сложил руки под головой.

Петроградская ночь неслышно убаюкивала самый прекрасный город на Земле.

Усы генералиссимуса

Подняться наверх