Читать книгу Волна и камень - Илона Якимова - Страница 8

От сотворения мира лето 7050-е

(от Рождества Христова 1542-е),

мая месяца 22-й день, Соловецкий монастырь

Волк попал в безвыходное положение и не знал, что предпринять.

Не далее, как вчера небольшой отряд служивых с Соловков, подбодряем старым рубакой, попрыгал в воду с коча и по колено в соленой пене выбрел на отмель. Кемь встретила молча. Важная крепостица, но при этом все равно, по сути, маленькая северная деревушка, и слухи там переносились по-деревенски, как по воздуху. Жители будто пронюхали, чем пахнет дело, и затихли по углам.

Местный сотник, престарелый долгоусый туляк, которого токмо государева воля и могла забросить так далеко от родных мест, страдал по своим югам и оттого редко бывал тверёз. Прибытием Иоанна с охраной пожилой южанин по сю пору был перепуган. После крутого разговора с Волком он и вовсе скис и только повторял:

Делай, что хошь, шельма, одново знаешь, что нас тут всего-то шесть калек на гарнизоне…

– Ну так что ж, а нас всего с десяток, мог бы и потягаться! – вышучивал долгоуса Волк. – Ты лучше подпоясал бы сабельку, брал своих и айда со мною. Я вот думаю окрестные силы какие-никакие собрать, силой убеждения и грамотой государевой, Иоанном подписанной, да бумагой от опекуна Бельского, да…

– Окстись, чёрт! Тебя на придорожном столбе повесят и снять забудут. Ступай с Богом, а меня не замай. Я тут на заставе определен ворога стеречь, а не бегать по лесам и бунтовать. Вон тебе проселок – и скатертью дорога!

– Да и больно нужен мне твой сброд… – серчал соловецкий сотник и кричал своим, что запрягали коней в лучах рассветного солнца:

– Живо, братцы! Время дорого, собирайся кучей!

И отряд получался маленький, и путь ему выпал короткий. Под конец дневного перехода Волк, скакавший, конечно, впереди, заметил далеко, в распадке, за излученной речки ярко-зеленые кафтаны, красные шапки и рыжих лошадей. Сквозь ветки прояснялся скачущий навстречу ертаул. Сотник похолодел: всадников было несколько десятков.

Волк рванул на сторону поводья, развернулся и проскакал мимо задних, взмахнув рукой: отступ! Галопом пролетая поляны, обогнули по дуге хуторок на пять дворов и расположились от него в версте. Волк знал: там гости и заночуют – дело к вечеру, пора ставиться. А он меж тем посмотрит, кто таковы и размыслит, что делать дальше.

С наступлением короткой северной ночи сотник с одним из соратников отправились в разведку, скинув верхнюю одежду и вымазав рожи дегтем. Проверенный пластунский прием сделал их невидимыми в темном лесу, так что к самой большой избе прокрались без труда, миновав секреты. Не ошибся Волк – начальство расположилось там.

Приложился к окошку ухом – о чем болтают?

Болтали о таком, что мигом стало ясно – дождались беды. И еще проговорились про то, что…

***

– Седлать коней тихо, огня не разжигать, оружием не бряцать, стоянку прибрать, будто так и росло! – шепотом распоряжался Волк. – Как забрезжит, уже должны со всем поспешанием, обратно в Кемь.

Дважды повторять не пришлось. Всем ясно: освободительный поход не заладился, и теперь, коли хочешь жить – отступай и обороняйся.

В Кемь прибыли поздним утром – и не узнали поселка. «Калечного» отряда местного сотника-забулдыги успел простыть и след, а у пристани недоставало того самого коча, что несколькими днями ранее доставил в монастырь знатного пленника. Поморы, которые не успели еще растечься по заимкам от греха, подтвердили очевидную догадку: гарнизон отбыл морем в южную сторону, предупредить о бунте. О, заячья душа, кемский воевода!

И вот теперь Волк, возможно, впервые в жизни, не знал, что делать, будучи на войне. А выходило, что это война и есть. Небольшая, окраинная, но для сотника сотоварищи оттого не менее важная. Смерть ведь и в таких боях приходит настоящая.

Ертаул зеленых кафтанов – ратников личного полка Шуйского – висел на хвосте, приближался. И когда Волк, осененный идеей прорубить днища оставшихся кочей, гаркнул соответствующий приказ, из-за пригорка уже вытягивался сдвоенный походный строй государевых убийц. Оставались считанные мгновения до встречи. У пристани торопливо стучали топоры мужиков.

Это только говорится: выхода нет. Меж тем выхода могло быть два. Притвориться, что они и есть кемский гарнизон, вступить в переговоры, вину за порубленные днища судов свалить на непонятно откуда взявшихся бунтарей… Но шила в мешке не утаишь, пришлецы быстро догадаются, что волки (сотник хмыкнул) в овечьих шкурах. И тогда уж не удастся дорого продать жизни – нос к носу соловчан положат вмиг. Уж лучше по-другому… Так, как единственно и стоит поступать воину. И Волк вскинулся, окинул взглядом своих, зычно отчеканил:

– Друже! Вон там скачут тати, хотят убить государя. Наш долг – сражаться с бунтовщиками. Так сразимся, и, коль надо, поляжем! Таков мой приказ, и знаю, вам, старым моим товарищам, он по сердцу. Так аль нет?

– Так! – раздалось в ответ.

– Добро! Ты, ты и ты, сюда, к крайней избе, залечь, пищали на изготовку, готовить заряды, стрелять бегло, заряжать быстро. Затем отходить к пирсу и готовиться к рукопашной. Вы четверо – к изгороди, дело вам то же. Я стану посередь. Вы двое – к лодке, постреливать оттуда, прикрывать отход. Как навалятся скопом, всем прыгать в лодку, кто останется цел – кто на весла, кто за пищали. Даст Бог, успеем проскочить под огнем и отплыть. Всем всё ясно? По местам!

Прошло чуть времени – и зеленые кафтаны на рысях втянулись в узкий проулок, ведущий к гавани. И только всадники поравнялись с последними перед водой домами – вперекрест шарахнуло из нескольких стволов. Голову отряда срезало, как секирой: стрелять старики служивые были горазды. Лошади всхрапывали, переходили в галоп, летели кувырком. Опешивший ертаул рассыпался, закружился в узком проходе. Сзади напирали, слышались крики, ругань, кисло потянуло порохом. И тут же, прямо в эту сумятицу, влетело еще несколько кусков свинца, разрывая кафтаны, выбивая ездоков из седел, валя с ног коней. Но хвост отряда уже спешивался, забегал за препятствия, палил в ответ. Несколько всадников разлетелось по сторонам, с гиканьем выскочили на берег, ошуюю и одесную. Соловчане бросили пищали – бесполезно, уже не перезарядить. С лодки стрельцы – у каждого по нескольку стволов – вели почти беспрерывный огонь, прикрывая своих, как и велел Волк. А тот рубился перед пирсом сразу с тремя зелеными, и сабля его, покрытая кровью, уж не сверкала на солнце.

Остатки отряда бежали по пристани к лодке, но на берегу уже выстроились нестройной линией шуйские с пищалями, богато одетый всадник в дорогом зерцале поднял коня на дыбы, отмахнул рукой – и грянул залп. Люди в красных кафтанах мешками посыпались в прибой. Волк оглянулся, замешкался – и клинок противника свистнул, рассекая от ключицы отважного сотника.

От пристани, с каждым весельным взмахом набирая ход, отвалила лодка. Густой пороховой дым на время скрыл двух находившихся там беглецов от взора преследователей. Запоздалые выстрелы уже не смогли остановить суденышко. Челнок все дальше отплывал, вспять, на Соловки.