Читать книгу Стена. Иллюзия одиночества - Илья Александрович Таранов - Страница 4

Пробуждение музы

– Доброе утро, Виктор! Водичка сегодня тёплая?

– Доброе утро, моя дорогая Вероника! Вода тёплая и чистая, как божественная слеза, – мужчина бодро вбежал на летнюю веранду и театрально поцеловал стройную миловидную женщину. Она с ласковой улыбкой расставляла на круглом столе чашки:

– Тебе чай или кофе?

– Кофе и чизбургер!

– Сегодня ты с уловом. Сам поймал или это награда самой Афродиты? – в её ясном взгляде сияла утренняя свежесть полевых ромашек.

Виктор поднял кукан с рыбой над столом:

– Эти судачки – награда моей возлюбленной.

– Осторожнее, Виктор! Положи рыбу на лавку.

– Это же награда за твою любовь, Вероника!

– Хороша награда, с которой придётся немало потрудиться!

– Дорогая, зато истинная награда ждёт повара в потоке хвалебных восклицаний.

– Вот восклицаниями и наполню твой бокал.

– И добавь ложечку сладкого, к примеру: «Влечение к тебе неодолимо и скрашивает мне все эти дни…» – Виктор блаженно растянулся на пестром диванчике под навесом просторной веранды и стал всматриваться в акварельную лазурь неба, разлитую над кронами деревьев.

Раннее солнце настойчиво пробралось сквозь смолистую хвою сосен, подсвечивая стволы, скользнуло по веткам, вырвалось сверкающими снопами на простор лужайки и, попав на скатерть стола, разыгралось бликами на гладком фарфоре изящного чайничка. Заглянуло в чашку с дымящимся напитком и бросило туда золотую монету.

– Однако, где всё наше лесное общество? – спросил Виктор.

– Общество в последней стадии пробуждения, – ответила Вероника. – Ты пригласил гостей, которые, видимо, приехали для того, чтобы отоспаться. Это какое–то царство изнеженных тел.

– Когда-нибудь я напишу картину «Борьба изнеженных тел с гидрой сновидения».

– Нет-нет, дорогой Виктор! Эту борьбу можно отобразить только в камне! – послышался густой бас, и на веранду вышел мужчина крепкого сложения с тугим животом. Потянувшись, он громко запел известную арию: «А–а–а– о–о… Кто–о–о может сравниться с Матильдой моей…» В широких джинсовых шортах и в белой майке с вышитым на груди цветными нитками словом «PARIS», он напоминал импозантного туриста. Не хватало дорогого фотоаппарата, но этот недостаток заменяла густая шевелюра с проседью, стриженая борода да золотой перстень с большущим чёрным камнем.

– Всем привет! – не задерживаясь на веранде, здоровяк вышел на лужайку, поднял руки и заголосил ещё громче. Казалось, он хотел поймать солнце, пробившееся через деревья.

– Браво нашему скульптору! Осталось найти мраморную глыбу и размолотить её на куски. Это и будет повергнутая гидра сновидения, – ответил Виктор.

– Виктор, дорогой! Ты прав! Тут нужна не кисть, а кувалда и железные бицепсы, – ответил толстяк, подсаживаясь к столу. – Кофе по утрам пьют лирики, а истинные громилы-гиганты каменных шедевров предпочитают сотенку граммов коньяка с лимончиком. Вероничка, наше зеленоглазое солнышко, приготовь каменотёсу двойной чизбургер с божественной улыбкой.

– Алексей Григорьевич, вы уж выбирайте что-то одно. Улыбку или чизбургер.

– Вероника, ты само очарование! Виктор, ты недооцениваешь острый ум своей супруги.

Вероника живо поддержала новую тему:

– Мужчины недооценивают женщин. Вечно носятся со своими проблемами, забывая, что именно женщины бессонными ночами растили этих неблагодарных гениев.

– Ha-поди, верное замечание! – пробасил Алексей Григорьевич.

– Милая моя, но именно творец так устроил мир! – продолжил Виктор.

– Да, в Библии сказано, что женщина сотворена из ребра Адама, и все мужчины зацепились за это, обосновывая своё превосходство, – горячилась Вероника, но трогательная простота не сходила с её миловидного лица.

Толстяк вновь наполнил рюмку.

– Нет, право, Вероничка, ты просто Мадонна, очищающая нашу бородатую расхристанность! Виктор, срочно напиши картину «Мадонна и два бородатых чудовища».

– Почему же два? Три, Алексей Григорьевич! Вы забыли Генри! – воскликнула Вероника.

– Эту жиденькую чеховскую бороденку ты хочешь записать в чудовища? – удивился скульптор.

– Вчера вечером Генри поглощал шашлык с яростью доисторического бронтозавра. И пообещал утром почистить кастрюли и шампура. А сам спит и в ус не дует. Это просто чудовищно! – с улыбкой произнесла женщина.

– Согласен, Вероничка, Генри – молодое чудовище.

– А вот и я! Доброе всем утро! – на веранде появился молодой человек интеллигентного вида: русые волосы с пробором, чуть выступающие скулы, аккуратная бородка, сквозь стёкла очков светились выразительные глаза пламенного пиита. Небрежно накинутая цветастая хлопчатобумажная рубашка навыпуск и яркие шорты не вязались с его внешностью. С добродушием вошедший продекламировал: «Он очутился под столбами большого дома. На крыльце с поднятой лапой, как живые, стояли львы сторожевые…»

– Ha-поди, Генри! Молодец! Я согласен быть львом, – толстяк с завидным аппетитом принялся за бутерброд.

– Как спалось, Генри? – спросила Вероника.

– Превосходно!

– Слава Богу!.. Умывайся и подсаживайся к столу. Будем завтракать.

– А что вы вчера говорили об Ахматовой и моем творчестве? – Генри снял очки и стал походить на Христа. Он умывался из старого медного рукомойника и рассуждал:

– Анна Ахматова, между прочим, – литературный псевдоним. В её лирике драматические жесты на первом плане. Она пишет: «Я всех на земле виноватей, кто был, и кто будет, кто есть…» А я о себе написал: «Я всех на земле влюблённей…»

– Браво, Генри! Я напишу полотно «Генри, выспрашивающий вдохновения у медного рукомойника».

– Я польщён вашим вниманием, – сказал Генри, присоединившись к весёлой компании.

Солнце нырнуло в банку с цветами, вспыхнув там, среди цветочных стеблей, щедрым огнём радости, и блёстками рассияло вокруг – а ну очнись! – спрятавшись в неброском букетике. Затем перекинулось на стену дикого винограда, живописно вьющегося на солнечной стороне, но пробиться через зелень ажурной листвы ему не удалось. Оплетая обрешеченные окна, растение сохраняло прохладу в доме и создавало полумрак, в котором тихо дремала старинная мебель, в основном, викторианского стиля, недорогая из-за ветхости, купленная частью в провинциальном антикварном магазине, а частью привезённая из столицы. Изысканный вкус хозяина особняка чувствовался не только в интерьере. Цветник перед домом – чудесное тому подтверждение. У Клода Моне есть замечательное полотно «Уголок сада в Монжероне». Похожий оазис цветов был выращен умелым садовником и в этом месте.