Читать книгу Стена. Иллюзия одиночества - Илья Александрович Таранов - Страница 9

Однако остаток дня прошёл скучно и тягостно. Все погрузились в некое оцепенение, словно в зале ожидания аэропорта: рейс многократно откладывается и откладывается из-за непогоды, и все планы пассажиров рушатся, и люди понимают, что никаким образом они не в состоянии повлиять на выверты природы, и втайне утешают себя скорым вылетом, не в состоянии ни на чём другом сосредоточиться. Люди становятся петрефактами – окаменелыми вещами, и со стороны смотреть на них и грустно, и смешно. Ну куда торопится человек? Земля вращается, Солнце выбрасывает свои протуберанцы во Вселенную, звёзды мерцают, закручивая спираль галактики, – и человек не в силах повлиять на эти процессы. Но нет, какая-нибудь мельчайшая забота в такие кандалы закуёт разум человеческий, что, кажется, мир исчезнет, если не исполнится это булавочное дело. Таков уж человек, и в этом нет его вины, в этом как раз и заключается вся тяжесть жизни, засыпанной этими заботами-мороками, как ток – злаковыми зёрнами. Редкий индивидуум способен позабыть о мелочах, поселиться в бочке, въёжиться в её пространство и предаться философским размышлениям о значении бытия. Да и где ж на всех взять бочек?

Один Алексей Григорьевич, казалось, не превратился в петрефакт. Он много пил, не закусывая, и всё грозил своему таинственному «собрату-скульптору», изваявшему стену из пустоты. Затем он стал требовать мраморную глыбу, чтобы показать этому «собрату» «настоящее искусство», чем ненадолго разбавил кисельную скуку общества, но вскоре его буйство всех утомило, и, к всеобщей радости, Клювин наконец-то угомонился в кресле: свалил свою бородатую голову набок и захрапел. Тихий ужин не привнёс в настроение каких-то изменений, и все рано разошлись по своим комнатам ко сну.

На следующий день Генри, Клювин, Лёва и девушки отправились к опушке, но вернулись унылые – стена не исчезла. Время пошло по-прежнему в ожидании чего-то, чего никто не мог понять. Что-то изменило их жизнь, и непонятно на какое время, хотя никаких видимых признаков этого просто-напросто не было. Именно это обескураживало и пугало людей. Так случается, когда совершенно здоровый с виду человек чувствует в себе начало каких-то страшных изменений, которые грозят в будущем испортить размеренную жизнь, пусть и в чём-то скучную, но прогнозируемую и понятную.

Вероника уединилась с Анной. Беспокойство о том, что второй день было необъяснимо, они по-женски перевалили на плечи мужчин.

– Пусть об этом позаботится наша сильная половина, – сказала Анна.

– Да, – ответила Вероника, – эта стена не для наших хрупких плеч. Нам хватает забот по хозяйству. Ты знаешь, Анна, Виктор совершенно не приспособлен к быту. Я ради него бросила работу в университете, где меня считали неплохим филологом. Говорит, как доберусь до вершины славы, так заживём в своё полное удовольствие. К этой вершине он карабкается уже семь лет. Правда, Испания меня окрылила. Он пользовался там восторженным успехом. В России его не так ценят, как в Европе. Там нас донимали журналисты и другая публика, но мы хорошо отдохнули. Однако, главное – мы жили в тихой гостинице, и, можно сказать, пережили второй медовый месяц. Он ходил на корриду, а я гуляла по улочкам Севильи. Накупила одежды. Виктор расщедрился. Я кое-что привезла сюда. Хочешь, покажу туфли?

– Какая прелесть, Вероничка!

– Я была в них на губернаторском балу. А вас с Николаем там не видела!

– Прошу тебя никому не говорить о том, что я тебе открою. Плохая новость, но тьфу-тьфу-тьфу, кажется, всё обошлось. Николаша лечился в одной московской клинике. Ему делали серьёзную операцию. Он скрывает свой недуг. Хочет опять в большую политику идти. Мало его, упрямца, прокатили в прошлом году на выборах. О здоровье совсем не беспокоится. Обо мне бы подумал, чёрт лысый, останусь одна, что делать-то буду? – Анна лениво вздохнула.

– Да, Аннушка, всё бы им забраться на Эверест. Упрямцы! Как говорят: «У него на голове хоть кол теши!»

– Было бы здоровье, так пускай лезет хоть на Северный полюс.

На время женщины замолчали, а затем Вероника, видимо, продолжила свои мысли:

– Не люблю холода… Север меня не привлекает. Европа скучна. Люблю наш зелёный лужок. Мне кажется, что цветы похожи на ноты, а вокруг музыка. Музыка Чайковского.

– По молодости надо в люди выбиваться, – прервала лирику Вероники Анна. – Правда, я не жалуюсь на Николая, но посмотрела, как многие в Москве живут. Ой, Вероничка, обзавидовалась… А дочка-то ваша ещё не замужем? Сейчас в Англии? Ах, в Лондоне учится! Ну да-да-да, как же, подзабыла… Вот в нашу молодость мы о загранице и не мечтали, – в таком ленивом течении разговор продолжался неизвестно сколько времени. Практически вечность. Интерес больше проявляла Анна, а Вероника гостеприимно приспосабливалась к собеседнице, пытаясь отвлечься от тяжёлых дум: милосердная озабоченность не покидала её милого лица.

В небольшом бильярдном зале в это время шла более оживлённая беседа, в которой участвовали Виктор, Тартищев и Клювин. Первые двое пытались играть, но без особого азарта. Говорил Тартищев:

– У меня даже мелькнула шальная мысль, что это новые политтехнологии. Да-да! Я это чувствую. Происки конкурентов. Всё может быть! Сейчас новые технологии бегут впереди паровоза. Так сказать, обгоняют человеческий разум вопреки разуму. Кажется, неплохая мысль?

– Ну ты загнул, Тартищев! Скажу тебе, брат, впереди паровоза бежать не следует. Лучше на нём ехать хоть к чёрту на кулички.

– Когда-нибудь уедем, Алексей. Ты, Виктор, себя не вини, что появилась такая штука на твоей территории. Ты совершенно ни при чём. Вот когда у меня в гостинице объявились нежданно-негаданно пожарники, Роспотребнадзор и Налоговая, тут я переволновался. Губернаторские псы натравили, когда я пошёл поперёк. Вот кого надо изолировать. Круто они старую гвардию потеснили. А тут нас никто не трогает, хотя кто-то сильно задел моё самолюбие.

– Самолюбие, дорогой Тартищев, хуже большого брюха. Не согнать, не спрятать! – скульптор с нескрываемым удовольствием похлопал по своему животу.

– Нам надо выбрать, друзья, общий путь поведения и отношения к происходящему. Переждать это явление. Мои закрома забиты съестным. Вы же знаете, что Лёва в селе магазин открыл. Устроил в подвале дома продуктовый склад.

– Твоё мнение совпадает с моим. Уверен, дня два-три, максимум неделя, и будет свобода. Что скажешь, Алексей?

– Будет так будет, а не будет, так что-нибудь да будет. Пора принять сотенку граммов для консенсуса и выйти на свежий воздух. – Покинув прокуренную бильярдную, они расселись на веранде. – Куда это наши молодцы направились?

Лёва и Генри вышли из гаража и двинулись к реке. Несколько фраз долетело до веранды:

– Дурак ты, Генри! Жить надо со вкусом. Твоя лирика сейчас никому не нужна. Времена Лермонтова прошли. Их не догонишь даже на моем «БМВ».

– Конечно, незабвенные времена золотой и серебряной поэзии канули в Лету, но для человеческой души всегда требуется возвышенное. Женщины ждут от нас таких строчек: «Ты вся чиста, ты вся воздушна…»

– Чудак ты в очках! Женщины ждут красивую машину и нахального пижона в дорогом костюме, который скажет: «Прокатимся, красотка!» Ни одна ещё не отказывалась. Потом поймёшь, когда выберемся. Мне кажется, под водой можно найти выход. Рыба наверняка плавает беспрепятственно. Вода не может быть разрезана как масло. Я же видел вчера волны до самого горизонта. Факт!

Молодые люди вышли на косогор и замерли, с жадным любопытством разглядывая неожиданную картину. Две обнажённые девушки плескались в воде. Их беззаботный смех разливался вместе с тёплой водой по всему берегу. Казалось, вся природа трепетно наблюдала за игрой речных нимф. Это были Мария и Люся.

– Вот это красотки, факт! Я не против поплескаться с ними, – Лёва резво спрыгнул с косогора на горячий лилово-жёлтый склон и прыжками спустился к реке. Девушки испуганно завизжали и бросились на глубину, пряча в подводные течения обнажённые тела.

– Девушки, что же вы такие стеснительные, – ухмыльнулся Лёва.

– Нам надо одеться, уходи, – крикнула Люся.

– Я вам не мешаю, – Лёва бесцеремонно встал возле брошенной девичьей одежды. – Одевайтесь, я даже оботру вас полотенчиком.

– Мы стесняемся, – девушки замерли в воде, как две кувшинки.

– Знаю я ваши хитрости. Все сначала стесняются, факт!

– Боже мой, какой нахал, – Мария прижалась плечом к Люсе.

– Ой, держите меня, ма… – начала Люся и осеклась.

– Лёва, ты что сдурел! Дай девушкам одеться. Пойдём по берегу, посмотрим, где сегодня проходит стена, – Генри спустился по сыпучему склону следом.

– А ты сам-то чего прискакал сюда?

– Не унижай девчонок, пойдём, – Генри взял Лёву за локоть.

– Отстань! – отмахнулся тот. – Девчонки, я жду, выходите на подиум. Проведём конкурс красоты. Самая красивая поедет со мной в Ниццу, – Лёва был очень доволен собой.

– Пойдём, Лёва, девушки могут замерзнуть.

– Отстань, добрячок!

– Они при тебе не выйдут из воды. Разве непонятно?!!

– Куда же они денутся с «подводной лодки», как говорят на флоте. В русалок превратятся? Ты проваливай, а я повеселюсь.

– Нет, мы уйдём! – Генри упрямо вцепился в Лёву. Началась потасовка, а потом и настоящая драка. Рефери на песчаном ринге не было, и никто не останавливал бой. Генри, сжав зубы, плача от боли и гнева, яростно тащил соперника за собой, а тот бил его по голове, пока Генри не упал на колени. Очки слетели с него. Но даже после этого он не отпустил Лёву, а повис на нём, как бульдог, держа врага мёртвой хваткой.

– Да отпусти, шизик, ухожу я, – он сильно ударил, Генри упал в песок, перехватив Лёву за ноги. – Отпусти, дьявол небесный! – Лёва потерял равновесие и повалился навзничь. Пнув Генри, он выдернул ногу, встал, отряхнулся, посмотрел на лежащего лицом вниз неподвижного поэта, процедил сквозь зубы «урод» и полез по склону наверх.

Мария и Люся выбрались из воды, наспех оделись и бросились к Генри. Он шевельнулся, открыл глаза и улыбнулся: «Найдите мои очки!»

– Вот они, целёхонькие! – радостно закричала Мария. Она сполоснула их в речной воде, намочила полотенце и стала бережно вытирать лицо Генри. – Меня ещё никто не защищал… Да-а, – девушка чуть покраснела. – Спасибо, Генри!

– Мы думали, что нам придётся сидеть в воде до ночи, – сказала Люся, помогая ему подняться. – Ничего, до свадьбы заживёт.

– Это кровь из носа. Никаких ссадин нет у тебя, Генри! – говорила Мария, заботливо осматривая Генри со всех сторон.

– Какой дурак и хам этот красавчик Лёва! – воскликнула Люся, бросая взгляд на косогор.

Они ещё долго сидели на берегу, разговаривали, Генри рассказывал весёлые истории и читал девушкам стихи. Он быстро пришёл в себя, получив настоящий бальзам для своих телесных и душевных ран – благодарные взгляды милой заботливой Марии и симпатичной Люси, весёлый девичий смех и улыбки. Втроем они рисовали прутиками на песке потешные фигуры животных, давая друг другу задание: «Генри рисует льва… Мария рисует зайца…» Смеялись над своими художествами, хохотали друг над другом. Потом бегали, как дети, по песку среди толстоногих жирафов и забавных львов. Вернулись они в особняк часа через два, но никому об инциденте не рассказали. Да всем было не до этого: на веранде шёл важный разговор.

– У меня серьёзные переговоры в городе, Виктор. Приедут московские компаньоны, – горячился Тартищев, – Аннушка подтвердит.

– У моей мамы в эту пятницу день рождения, не забудь, Николай. Она обижается, когда ты в это время вдруг уезжаешь.

– Помню, лапушка! – отмахнулся Тартищев. – На следующей неделе я собираю новый предвыборный штаб. Это поважнее дней рождений.

– Да, Николай собирается в Госдуму. На прошлых выборах ему немного не повезло, – продолжала Анна. – На этот раз, Николай, больше прислушивайся к моим советам. Ты тогда не стал встречаться с ветеранами.

– Мне спутал все карты этот пивовар. Напоил полгорода бесплатной дрянью. Что это за пиво? Народ не пробовал настоящего баварского напитка!

– Правильное замечание, дорогой Тартищев. Бочонок свежего немецкого пивка был бы очень кстати. Но не забывай, тут у многих есть причины торопиться в город. Однако без нас он не исчезнет. Люди также будут спешить по утрам на работу. Успокойтесь, – заметил Клювин.

– Причина причине рознь, – не согласился с доводами скульптора Лёва. – Нам с Виктором надо срочно в Москву. Факт! Приезжает одна итальянская актриса. Виктор вручит ей портрет, который написал именно к этому дню. Политика! Не всем понять. Кроме того, мне надо потусить в ночном клубе, подыскать новых клиентов, да и другие дела ждут. Факт!

Вероника вопросительно и с укором посмотрела на супруга:

– Виктор, я надеялась, что лето мы проведём спокойно, вместе, здесь на Волге. Меня утомляет столичная суета и заграничная чопорность. Ты же втайне от меня строишь новые планы, не считаясь…

Виктор с явным нетерпением перебил её:

– Вероника, я бы с радостью отдохнул. Однако не забывай, что за популярностью надо следить и ухаживать, как за экзотическим растением. Необходимо постоянно мелькать в прессе и на телеэкранах.

– Факт! – подтвердил Лёва.

Тартищев одобрительно кивнул, выпуская густой дым сигареты:

– Да-да! Правильно! Поэтому я предлагаю подать сигнал «SOS».

– Как? – все с надеждой и интересом уставились на Тартищева. Тот выдержал длительную паузу:

– Ночью сложим большой костер у стены. В Архангельском увидят огонь и прибегут. Вызовут МЧС.

– Отличная идея – посидеть у ночного костерка с бутылочкой винца и побряцать на гитарке.

– Романтично… Это напомнит мне пионерское детство. Одобряю! – рявкнул Клювин.

– А я не одобряю! Вдруг лес подожжёте? – воскликнула Вероника.

– Хорошая идея! – поддержал Виктор. – Может быть, стена от огня расплавится и исчезнет. Это какой-то шанс на спасение. Хотя от кого спасаться-то? От самих себя!

– Так, решено! Хватит философии, Виктор! Генри, найди Цицерона. Пусть подготовит пилы, топоры и лопаты. Лёва, плесни из бака немного бензина в банку. Вероничка, собери с девушками провиант. Пойдут все!

…Вечерело. Первая звёздочка окунулась в синие воды неба и задрожала на невидимых волнах. Ворон на обуглившейся сосне следил за торопливыми действиями людей на опушке леса. Они суетились, бегали, толкали друг друга. Слаженности в работе не было никакой. Слышались возгласы и упреки:

– Генри, ты что, пилу ни разу в руках не держал? Тяни на себя живее. Ещё живее! – ворчал Клювин, распиливая сваленную Цицероном сосну. Тот подрубил в это время другую: «Отойди!.. Смотри!»

– Эй, вы, лесопилы, оглохли! – кричал Лёва Клювину и Генри. – Отойдите, сосна на вас рухнет.

– Сам ты, Лёва, недопил-перепил, – рявкнул Клювин. – Сосна в другую сторону повалится.

– Все отойдите от греха! – кричала Вероника.

– Если мы будем бегать туда-сюда, мы и к утру не сложим костер, – подгонял Тартищев.

– Поднажми! – Цицерон и Лёва упёрлись в смолистый ствол.

– Ой-ой… А-а! – завизжали девушки, разбегаясь в стороны, только Анна замешкалась.

– Анна, что рот разинула? Беги!.. Ложись! – Тартищев бросился к жене, а следом и остальные. Падающая сосна слегка задела её ветками. Женщина лежала обескураженная и испуганная. Тартищев кричал на Лёву и Цицерона:

– Вы что, олухи, не видели, что Анна не успевает отойти?

Лёва огрызался:

– Сами рты пооткрывали, как пингвины. Шевелиться надо! Здесь лесоповал, а не салон красоты. Факт!

– Успокойтесь. С ней всё в порядке. Аннушка, скажи! – Вероника взяла Анну за руку.

– Ногу подвернула, кажется. Ой-ой, больно вставать.

– Ничего, отпустит. Присядь в сторонке. Помогите ей, Мария, Люся!

Работа продолжалась.

– Ветки руби! – командовал Цицерон.

– Лёва, куда топор бросил! Руби ветки!

– Что ты тут командуешь?

– Взяли, потащили! Да не приседай!.. Не торопись… Дьявол небесный!.. Кто мне мешает? Ставим!.. Где пила, братцы? Ветки, ветки несите… Укладывайте между брёвнами… Сушняка соберите… Где-где!.. Спокойнее, мужики. Окапывайте кострище. Глубже! Тартищев, дорогой, сам же придумал взять крепость в осаду и сжечь! Суворов наш!.. Отдыхаем! Шабаш!

Уставшие люди смотрели на сложенные у невидимой стены высоким шатром брёвна и ветки.

– Лёва, поджигай!.. Где бензин? – Тартищев вопросительно посмотрел на Лёву. – Забыл? Я так и знал!

– Что ты всё придираешься? Ну забыл.

– Беги!

– Нашёл мальчика!

– Я принесу, – вызвался Генри.

– Я с тобой схожу, – смущённо произнесла Мария…

Костер нехотя разгорался. Пламя широкими языками поднималось в тёмно-фиолетовое небо, стараясь дотянуться до звёзд.

– Хороший огонь! Скоро сюда сбежится вся деревня!

Наступило оживление. Радостно приступили к ночной трапезе, насмотревшись на магическую пляску красно-оранжевых существ, выпрыгивающих из черноты. Клювин пел подзабытые пионерские песни, вначале ему пытались подпевать. Тартищев и Лёва всматривались в тёмные силуэты далёких домов, но никакого движения в сторону сигнального огня не наблюдалось. Через час энтузиазм пропал. Один Клювин был ещё весел.

– Эх, хороша Русь! Генри, подтверди классикой, – скульптор доедал остатки жареной рыбы и допивал бутылку «Симбирской» водки.

– Фет. «Как ясность безоблачной ночи, как юно-нетленные звёзды…» – начал юноша.

– Ясно одно, – перебил Тартищев, – этот тайм мы проиграли. Нас никто не собирается искать.

Костер изрыгал пламя как Везувий. Его должны были увидеть в селе.

– Почему никто не пришёл? – пожимала плечами Вероника.

– Что грустить! – воскликнул Клювин. – Мы на отдыхе. Я вам расскажу одну забавную историю. По молодости я любил походы…

К полночи наступило всеобщее утомление. Вероника, Виктор, Люся и Цицерон ушли, помогая прихрамывающей Анне. Следом поплёлся Тартищев.

– Дьявол небесный! Где люди? Почему никто не пришёл на помощь? – возмущался Лёва.

Клювин был в приподнятом настроении:

– Весёленькая ночка! Какие звёзды… Жаль, выпивка закончилась. Пойдёмте искать спасение в сновидениях.

Лёва, ухмыляясь, и Клювин, бодро напевая, пошагали в чёрный туман спящего леса, растворяясь в нём без остатка и утягивая за собой свои собственные голоса. У догорающего костра остались двое. Тишина ночи опустилась на землю. Темнота вплотную приблизилась к костру.

– Хочешь, я прочитаю стихотворение Фета целиком, – Генри обнял девушку. – Ты дрожишь! Замерзла? Подсядем к огню поближе.

– Я люблю стихи. Почитай!

– Как ясность безоблачной ночи,

Как юно-нетленные звёзды,

Твои загораются очи

Всесильным, таинственным счастьем…

– Тебе какие девушки нравятся? – Мария глядела на дрожание пламени, будто спрашивала таинственного кочегара, следящего за огнём.

– Весёлые и добрые, как ты, – ответил Генри, открыто взглянув на девушку.

Мария помолчала; чуть улыбаясь, ласково посмотрела в глаза Генри, увидела в них отблески ночного костра и прошептала:

– А мне нравятся такие, как ты. Умные и симпатичные.

Генри прислушался к её дыханию, долго смотрел в переливающиеся оранжевым светом зрачки, вдруг приблизился и поцеловал застывшие губы Марии. Она закрыла глаза, потом отстранилась, встала, отряхивая платье: «Надо идти, Генри!»

Он вздохнул, взял лопату и присыпал угли. Некоторое время они шли молча. Затем Генри крикнул в небо: «А-а-а… Мари-и-я-а!» Молодые люди прислушались к эху и дружно засмеялись, прогоняя страшную черноту надвигающегося леса …