Читать книгу Найти богиню. Фантастический роман с пародийным уклоном. Издание 2-е - Илья Тамигин - Страница 6

Год от сотворения Мира 7089 (1580 от Рождества Христова)

Папа Григорий XIII развернул очередной пергамент, доставленный из библиотеки секретарем. По его заданию там уже несколько лет работала группа монахов-бенедиктинцев, разыскивая документы, относящиеся к язычеству. В основном это были сведения не представляющие особого интереса, но иногда попадались и упоминания о капищах, содержащих несметные сокровища, как, например, в Карфагене. Конечно, за века они были разграблены, что часто подтверждалось более поздними свидетельствами или слухами, но святой отец не терял надежды однажды найти нечто, ускользнувшее от жадных рук завоевателей и просто грабителей. И вот…

Документ был написан греческим безымянным монахом (это можно было заключить из корявой латыни автора) в правление императора Константина (того самого, равноапостольного, перенесшего столицу Римской империи в Византиум) и содержал запись рассказа некоего сотника Валериана, попавшего в плен к северным варварам на побережье Балтийского моря. Сотник подробно описывал быт, нравы и политико-экономическое устройство племени, которое он по невежеству называл гипербореями. Описывая их верования, он упомянул, что Христа они не знают, а поклоняются некоей Золотой Богине, в храм которой могут входить только жрецы. К рассказу была приложена карта местности, вычерченная сотником.

Папа прищурился и ещё раз внимательно перечитал заинтересовавшие его строки: «… статуя спящей Девы из чистого золота в рост человека…». Потер усталые глаза. Интересно! До сих пор ничего подобного не попадалось. Вообще-то, север Европы – terra incognita, там влияние Церкви до сих пор минимально, и, соответственно, информация о тех местах скудная.

«Надо будет послать туда кого-нибудь. Нет, не абы кого, а верного солдата Церкви. Проверить… Больше тысячи лет прошло… Всё равно – проверить!.. Золотой идол, а?»

Болото тянулось на сколько хватало взору. Кабальеро Корнелиус ди Ранейро с проклятиями вытянул увязший по колено сапог из чавкнувшей трясины, оперся о посох, отдуваясь. Цепочка стрельцов медленно двигалась вперед, оставляя за собой мутную полосу. Ступать следовало след в след, но иногда Корнелиус оступался, и тогда застревал, иногда надолго. Шли с самого утра, и конца-краю сегодняшнему маршу было не видно. Брюхо давно уже трубило настойчивые сигналы к обеду, только как пообедаешь в эдакой мокрети? Напрягшись, кабальеро, таща за узду лошадей, догнал размеренно шагавшего Антипа Журбу, проводника, шедшего третьим в цепочке.

– Далеко ли есть сухое место?

– Не, часик ещё… или полтора, – ответил тот, утирая рукавом армяка взмокревшее лицо.

Корнелиус вздохнул и зашагал рядом.

Проводник не обманул, и через час с небольшим отряд вышел на твердую почву, покрытую редколесьем.

– Привал! – облегченно объявил Селифан Северьянов, сотник, – Обед!

Стрельцы подчинялись ему.

Дьяк Парфен Григорьев, начальник экспедиции, жилистый дядька лет под сорок, довольно осклабился и перекрестился:

– Слава те, Господи, вышли на твердь земную!

Стрельцы быстро разбили лагерь и запалили костры. Вскоре потянуло вкусным запахом варева из убитого два дня назад лося. Корнелиус присел рядом с Антипом, жадно хлебавшим похлебку, называемую трудным русским словом «шти». Что бы русские не варили – всё равно у них получались шти! Впрочем, неважно: есть можно – и ладно!

– Я хочу знать, далеко ли есть корижи.

– Завтра к полудню дойдем, – коротко ответил тот, не поднимая глаз от деревянной чашки.

– А верно ли, что они есть язычники? – поинтересовался Корнелиус, повидавший самых разных язычников за время путешествия.

– Ага, язычники! Золотому, говорят, идолу поклоняются. Нашу веру нипочем принимать не желают, – Антип громко рыгнул и перекрестил рот, чтобы не влетела нечистая сила, – Токмо, идола своего они николи не показывают. Когда придем, по сторонам не особенно зыркай, Корнеюшка. Обозлиться могут!

Корнелиус вздохнул. Все это было и так понятно. Вспомнилось, как две недели назад стрелец из их отряда, наевшись гороха за обедом, проходя мимо деревенского капища, нечаянно пустил ветры. Так тут же башку отсекли и на кол насадили, и даже имени не спросили! Да, здесь надобно держать ухо востро, ибо аборигены-варвары даже опаснее американских индейцев!

Мысли вернулись к порученной ему секретной миссии. К походу кабальеро ди Ранейро прибился по заданию самого Папы Римского – Григория XIII. Вспомнилась аудиенция, имевшая место два года назад, после возвращения Корнелиуса из Америки, где он выполнял важное задание Святого Престола. Выслушав подробное изложение отчета о командировке и похвалив, Папа задумчиво повертел в руке распятие и промолвил:

– У меня для тебя есть новое задание, сын мой… Ведомо мне, что некий северный народ поклонялся, а, возможно, и до сих пор поклоняется золотому идолу. Сейчас это территория царя московитов Иоанна… Ты отправишься в Московию и разузнаешь всё, что сможешь об этом предмете. Если же привезешь идола, то награду сможешь просить любую… в пределах разумного.

– Я понял, Ваше Святейшество! Сделаю всё, что в моих силах, и даже сверх того!

Кабальеро получил благословение, командировочные и копию карты сотника Валериана.

И началось! Подготовка к путешествию, изучение трудного русского языка, само путешествие в Москву, занявшее восемь месяцев, крещение в греческую веру (с католиком никто и разговаривать не станет!), осторожные расспросы о северных варварах, долгое ожидание похода за ясаком в подходящую по описанию местность. Была и беседа с князем Шуйским, главой Тайного Приказа (контрразведки Московии), больше походившая на допрос. Легенду, что Корнелиус намеревается составить карту северных земель и выяснить возможности торговли с тамошними племенами, князь выслушал со вниманием и, вроде бы, поверил. Кабальеро ди Ранейро была жалована охранная грамота и выписана подорожная, с тем, однако, условием, что результаты своих трудов он сначала представит главе Тайного Приказа. И вот, наконец, он близок к цели! Русские Conquistadores, с которыми Корнелиус путешествует уже три месяца, наконец вступили в пределы племени, о котором упоминал Папа.

После обеда, отдохнув часок, двинулись далее. Снова болото, сменяющееся другим болотом. Комары! Прямо не комары, а драконы какие-то! Дымом бы их, проклятых, отгонять! Увы, курение травы никоцианы, к которому Корнелиус пристрастился на Кубе, в Московии было запрещено под страхом отрезания носа. Спасались пропитанными дёгтем вуалями, прикрепленными к шапкам.

Ночевали на сухом каменистом островке, не ставя шатров. Лёжа в своём спальном мешке из оленьих шкур Корнелиус привычно помолился на ночь по латыни, ибо в православие крестился только для виду, и, поёрзав на неудобном ложе из жестких веток, уснул. И приснилась ему обнаженная дева, излучающая сияние, с лицом прекрасным и мудрым. Проснувшись, Корнелиус проанализировал сей сон. Решил, что это от долгого воздержания – женщины у кабальеро не было с самой Москвы. Поворочавшись, попытался снова уснуть, но не получилось: ухал филин, зудели комары, лаяла лисица. Так и маялся без сна до рассвета, причем, не отпускало предчувствие чего-то чудесного.

К полудню, как и было обещано, отряд вышел к довольно большому озеру. На другом берегу, саженях в пятистах, виднелся город.

– Слава те, Господи! – перекрестился Антип, – Дошли! Вон она, Корижа!

Опустившись на колени, жадно зачерпнул озерной воды и, умывшись, долго пил.

– Как же мы в город будем попадать? – поинтересовался Корнелиус, тяжело сев на прибрежный валун и вытягивая гудящие от усталости ноги в ботфортах.

– А щас костры дымные запалим, с пищали стрельнём, корижи сразу и приплывут, – объяснил Антип, разуваясь, чтобы перемотать портянки.

Ядреные миазмы подпревших ног разом разогнали комаров! Некоторые, послабее, упали замертво. Другие, отчаянно ругаясь, рванули на свежий воздух. Лететь пришлось далеко – саженей десять. Корнелиус заметил это и прикинул, что, если соскрести с пяток Антипа грязь и намазаться оной мазью, то получится средство от комаров. Он даже придумал название: «репеллент»! Грустно представил, как пахнут его собственные ноги и содрогнулся. Снова повернулся к Антипу:

– А если вокруг, берегом?

– Не, вкруг не пройдешь, валуны дикие. То-есть, можно в обход, чтоб через главные ворота, но это ещё три дня.

Стрельцы сложили два костра и навалили на них лапника, чтобы дыму было побольше. Когда ввысь потянулись два столба густого дыма, трижды выстрелили из пищалей. Спустя час появились баркасы о восьми гребцах каждый. С переднего сошел на берег седовласый старик лет пятидесяти с непокрытой головой. Одет он был в холщовую длинную рубаху, меховой жилет и порты. На ногах – постолы из сыромятной кожи. Старик как старик, только очень большой, под семь футов ростом.

Старик с достоинством поклонился принявшему гордую позу дьяку Григорьеву, назвавшего его Уго, и жестом пригласил служивых в баркасы. Оставив двоих стрельцов присматривать за лошадьми и грузом, отряд погрузился в плавсредства. Ритмично взмахивая веслами, гребцы разогнали баркасы, мигом пересекли озеро и плавно вынеслись на пологий берег, единственное пригодное для высадки место, шириной не более полутора сотен шагов. Вокруг, как и говорил Антип, торчали сплошные скалы и валуны. Корнелиус с любопытством осмотрелся. Селение большое, настоящий город, жилищ эдак на три тысячи или более. За домами посада виден бревенчатый тын детинца-кремля с княжеским теремом, в центре города плошадь и большое приземистое здание с четырехскатной крышей. У входа колья с черепами. Много, с дюжину. Кроме того, вход охраняли два здоровенных стража с копьями. Толпа народу высыпала навстречу, с интересом рассматривая пришельцев. Ещё бы! Не каждый день новые люди приходят!

Тем не менее, приняли посланцев Иоанна Васильевича Грозного, скажем так, суховато. Столы, впрочем, в трапезной палате накрыли, ибо время было обеденное, но угощение выставили простенькое: куриная лапша, рыба, жареный кабан, пироги, ячменный хлеб, клюквенный взвар. И пиво. Дьяк вздохнул: какие переговоры без подогрева? По его знаку стрельцы притащили два ведерных бочонка водки, сберегаемой специально для подобных оказий. Принимающая сторона слегка оживилась, но приняла этот жест доброй воли как должное. Стол был длинный, русские и кабальеро ди Ранейро сидели на восточной стороне, хозяева – на западной. Все были выше русских на целую голову и вдвое шире в плечах. Во главе стола разместился князь – богатырского сложения, рыжий и конопатый мужчина в волчьей безрукавке поверх рубахи на могучем торсе и с массивными золотыми браслетами на запястьях. Два волчьих хвоста свисали с головной повязки. На шее – ожерелье из клыков какого-то хищника. Звали князя Йорг – очень распространенное на севере имя. Давешний старик сидел одесную князя. Как понял Корнелиус, это был казначей племени. Он же выступал в роли толмача. Антип Журба тоже толмачил, но хуже, из-за косноязыкости. Ошую князя сидел молодой, лет двадцати трёх, мужчина в длинной белой рубахе с золотой женской фигуркой на груди. Жрец! Корнелиус так и впился в амулет глазами. Точно, он близок к цели!

Разговор за трапезой спервоначалу шел вежливый, о вещах нейтральных: добрый ли урожай, хороши ли в этом году уловы, не беспокоят ли лихие люди. Йорг улыбался, показывая крупные белые зубы:

– Нет, лихие люди к нам не суются! Видишь, – тут он повел рукой, – со мной за столом моя дружина! Да не простые воины, а сотники!

Корнелиус сосчитал: сотников было двенадцать. Стало быть, вся дружина… двенадцать сотен. Солидное войско!

Неожиданно Йорг спросил:

– Слушай! А сколько людей у московского государя за стол садится?

Дьяк Григорьев раздумчиво погладил бороду:

– Сам я за государевым столом не пировал, но от верных людей слыхал, что сотни две: ближние бояре, тысячники, иноземные послы и гости… А прибор-то столовый весь серебряный, а у государя – золотой!

Выслушав перевод, местные оживленно загомонили. Затем последовал странный, на взгляд Корнелиуса, вопрос, заданный казначеем Уго:

– А соль? Ну, сколько солонок на столах?

– Н-не знаю… – смешался начальник отряда, – Наверное, несколько. А что?

Казначей, помогая себе жестами, углубил тему:

– Ну, как пищу солят? По старшинству? Или как государь повелит? Или по жребию?

– Э-э… Да солят, как хотят! Кому недосол – тот берет и солит, сколь надобно! – несколько сконфуженно отвечал дьяк.

Корнелиус отметил, что на столе солонка была только одна и хозяева ревниво следили, если кто из русских тянулся за солью.

Местные опять загомонили и Йорг почтительно налонил голову.

– Ваш царь богат! У него много соли. А у нас соли мало, а солить и рыбу надо, и капусту…

Дьяк стал расспрашивать о ценах на соль на местных базарах и выяснил, что на Москве сей товар стоит в десять – двенадцать раз дешевле. Вот это да! Прикинув кое-что в уме, он решил по возвращении поговорить с братом, державшим лавку в Охотном ряду. А что? Войти с ним в долю, закупить соли, свезти корижам, а назад привезти мехов, да жемчугу окатного северного… Сторицей наживутся! Все одно сюда на тот год за ясаком ехать!

«Конечно, возы не нагрузишь из-за бездорожья-то, во вьюках придется… Дороже, однако выйдет, лошадок-то много понадобится… А ежели водою? Нынче этот Йорг последний в списке, а коли с него на тот год начать, то можно и водою достигнуть… Сколько волоков получится? Надобно припомнить!»

Углубившись в сии приятные мысли, дьяк на время выпал из окружающей реальности.

Пир закончился и рабы принялись убирать со столов грязную посуду. Дружинники и стрельцы не спешили покидать свои места, допивали водку, хотя бы и без закуски. Естественно, кто же её, родимую, недопитую бросит!

Казначей, допив свой кубок, вытер бороду:

– Сегодня и завтра соберем, что должны, послезавтра отправитесь восвояси.

Дьяк, вынырнув из своих грез, кивнул. Естественно, князю придется в другие деревни посылать за ясаком.

В это время со столов было уже все убрано. Осталась только солонка, к которой за все время трапезы почти никто не притронулся. Солонка была серебряная, с крышкой, и вмещала двойную пригоршню соли. Раб, отрок лет четырнадцати, осторожно взял её двумя руками и двинулся прочь. И тут произошло страшное! Он споткнулся о длинную ногу Корнелиуса, собиравшегося встать из-за стола и перекинувшего свои нижние конечности через лавку! Парень качнулся. Все замерли. Падающий отчаянно пытался восстановить равновесие, но – увы! Он шумно рухнул на пол, расквасив нос. Солонка с размаху ударилась о ножку лавки, крышка отскочила, и крупная сероватая соль веером плеснула в пространство…

Секунду стояла потрясенная тишина, а затем раздался вопль. Нет, рёв! И князь, и дружинники исторгли из своих мощных глоток ураганную звуковую волну, шатнувшую обалдевших русских (и кабальеро ди Ранейро, конечно!). Затем вояки вскочили на ноги, опрокинув при этом лавки, и выхватили из ножен мечи. Опередив всех, князь подскочил к съёжившемуся виновнику переполоха и поднял его за волосы. Бледный до синевы, с закатившимися от ужаса глазами, тот болтался в могучей лапище Йорга, как тряпичная кукла.

– Ты, ничтожный сын самки свинской собаки, рассыпал СОЛЬ и тем навлек на город беду! Только твоя поганая кровь смоет грядущие несчастья! – проорал, брызгая слюной, князь в лицо бедолаге.

Корнелиус толкнул в бок Антипа и тот торопливо перевел шепотом, стараясь не шевелить губами.

Внезапно подал голос жрец, за все время пира не проронивший ни слова:

– Заклинаю тебя, Йорг, не проливай его кровь в своем доме!

– Это ещё почему? – выкатил на него налитые бешенством буркалы князь.

– Ну, полы, ведь, не крашеные, кровища впитается – не отмоешь. Вонять потом будет, а нам тут пищу принимать…

Князь захохотал. Дружинники тоже.

Корнелиус, которому пришла в голову важная и нужная мысль, возбужденно толкнул локтем Антипа:

– Скажи, что я хочу купить этого мальчишку!

Князь, наклонив голову набок, выслушал сие предложение с интересом:

– А что, ведь плату за жизнь этого поганца можно пожертвовать Богине, чтоб отвела беду!

– Вот совершенно, вот именно! – подтвердил жрец, – А кровь в жертву принести нельзя!

Йорг, все ещё держа за волосы несчастного раба, повернулся к Корнелиусу:

– Готов ли ты заплатить за него солью по весу?

– Да, о князь, я согласен. Но у меня нет с собой столько соли!

Князь осклабился и подмигнул:

– А ты купи у меня!

– Г-м… Сколько же ты хочешь за соль?

– Копейка за фунт! – быстро ответил за князя казначей и хитро прищурился.

Цена была неимоверно высока! Посланник Папы быстро прикинул: лядащий мальчишка весит не более сотни фунтов… Стало быть, рубль? Ну, это доступно! Как источник информации, этот мальчишка стоит дороже, да и деньги на текущие расходы Святой Престол ассигновал.

– Я согласен! – повторил он, и казначей разочарованно вздохнул, ибо ожидал, что покупатель будет долго и яростно торговаться.

Все вышли во двор. Там уже установили весы, и на одну чашу положили всхлипывающего раба, а на другую мешочки с солью. Когда чаши уравновесились, раба бесцеремонно столкнули на землю, а вместо него стали подкладывать гири. Вышло сто пять фунтов!

Развязав кошель, Корнелиус отсчитал пять медных копеек и две серебряных полтины.

Князь повертел монеты в руке, укусил ядреным зубом. Убедившись, что серебро правильное, несильно пнул мальчишку в бок:

– Теперь он твой!

Не веря своему счастью, новокупленный раб на четвереньках подполз к своему избавителю от смерти и облобызал ему сапоги.

На ночлег всех определили в большом лабазе, предназначенном для хранения соленой и вяленой рыбы. Сезон рыбной ловли ещё не подошел, поэтому лабаз был пуст. Но пахло в нем крепко! Пока шли туда, выяснилось, что спасенный говорит по русски! Это ещё более повысило его ценность. Мальчишка-раб лебезил перед новым хозяином: натащил целый ворох соломы поодаль от стрельцов, разул, раздел, помог упаковаться в спальный мешок. Предложил почесать пятки перед сном, на что Корнелиус согласился с удовольствием.

– Как тебя, вообще, зовут? – мурлыкал хозяин движимого имущества, нежась от ласковых прикосновений к своим босым стопам.

– Самир, господин.

– Откуда ты есть родом?

– С Итиля… с Волги, господин. Половец я.

Про половцев Корнелиус ничего не знал. Да и какая, в принципе разница?

– Давно ты здесь?

– Давно, – Самир показал пять пальцев, подумал, и показал ещё один, – Вот, столько зим.

– В какого бога ты веруешь?

– Я не верую в Богиню, рабу не положено, а других богов я не знаю…

– Я научу тебя верить в Иисуса Христа. Это есть самый правильный Бог!

– Спасибо, господин! Конечно, я буду верить в него, если ты прикажешь!

В лабазе постепенно сгущалась тьма. Стрельцы, помолившись на ночь, ворочались, некоторые уже храпели. Сеанс массажа стоп закончился.

– Ляг рядом со мной, Самир!

– Слушаюсь, господин… я сделаю все, чтобы тебе было приятно…

Зашуршала солома.

– Да нет, дурак, ты просто ляг – и всё! Не прижимайся и не трогай меня… там! Руки! Руки убрал, я хочу только поговорить!

– Я понял, господин! Сейчас я расскажу тебе сказку! Вот, слушай: в одной деревне жили-были…

Корнелиус досадливо крякнул:

– Просто отвечай на мои вопросы, хорошо?

– Да, господин.

– Что ты знаешь о Золотой Богине?

– Всё, господин!

– Что: «всё»?

– Ну… Она вся золотая, но выглядит, как живая, и приносит племени удачу в охоте, рыбалке и войне, если люди приносят жертвы. Чем больше жертва, тем больше благоволение богини… Женам она помогает зачать дитя и разрешиться от бремени… Мужам восстанавливает ослабшую мужскую силу. Только для этого жертва должна быть самая большая: не менее трех быков. Да богиня ещё много чего может!

– Ты видел её?

– Нет, господин, её можно видеть лишь раз в году, на праздник Урожая, а мне нельзя, потому, что раб.

– Где она?

– Она в храме на площади, господин. Глубоко под землей.

– Можно ли туда войти?

– Нет, господин, стража убьёт тебя и я буду очень горевать.

Корнелиус задумался. Ясно, что проникнуть в храм просто так не получится. Что же делать? Подкупить стражу? Вряд ли… Подпоить? У него в аптечке есть сонное зелье… Нет, риск слишком велик… Штурмовать храм, собрав войско? Без толку, город хорошо укреплен, и идола сразу же перепрячут… да и где войско взять? Стрельцов-то всего тридцать… С наскоку решение не вытанцовывалось. Веки начали слипаться…

Вдруг Самир вновь подал голос:

– Войти туда нельзя, но, я думаю, можно вползти…

Сон мгновенно испарился!

– Как так, вползти?

– Ну, в прошлое лето жрецы убили в подвале, где лежит богиня, росомаху. Зверь прорыл нору и провалился в подвал, а обратно выбраться не смог. Дыру заделали камнями, но вход в нору так и не нашли. А я нашел!

– Да ты што-о! Ты проводишь меня туда?

– Я боюсь, господин. Вдруг мы застрянем, или стража заметит нас?

– Кто не рискует, тот не пьёт мальвазию! – наставительно изрек Корнелиус и щелкнул Самира по распухшему носу.

– Ой! Да я её вообще никогда не пил…

– Завтра ночью мы отправимся туда! А теперь – спать!

– Уже сплю, господин!

Пока они спят, Автор кратенько опишет своего героя.

Корнелиус ди Ранейро был младшим, четвертым сыном в семье обедневшего арагонского дворянина Филиппа ди Ранейро, и, таким образом, шансов на наследство у него не было никаких в любом случае. Оставалось надеяться на свою светлую головушку, крепкую руку, острый меч и удачу. Ну, и на дух авантюризма, бурливший в крови! Семнадцати лет Корнелиус, изучив искусство фехтования и стрельбы (важнейшие умения дворянина!), взвесил все шансы и решил на военную службу к королю Филиппу Осторожному не поступать (хотя и звали настойчиво!), ибо там скорее можно было найти смерть от пули или сабли, нежели богатство. В колониях же энергичный молодой дворянин мог разбогатеть довольно быстро, так как благородных людей на руководящие должности там не хватало. Поэтому он поехал в Америку, предварительно постигнув четыре действия арифметики и искусство вычислять дроби. Там, за пять лет, поучаствовав в разных авантюрах, сильно не разбогател. Зато случай свел его с умирающим от лихорадки монахом братом Педро, который передал ему письмо к самому Папе, утверждая, что за доставку Корнелиус получит щедрую награду. Так и случилось! Мало того, Григорий XIII дал ему корабль с отрядом головорезов и приказал плыть в Америку, на полуостров Юкатан, за сокровищами индейцев, обнаруженных тем самым монахом, братом Педро. Благословение тоже дал, а как же! Однако, перед расставанием тонко намекнул, что, если Корнелиус обманет Священный Престол, то будет отлучен от Церкви и предан анафеме. Ничего страшнее такой кары доброму католику и представить было невозможно, поэтому Корнелиус рисковать не стал. Потеряв в джунглях половину отряда, нашел сокровища и привез в Ватикан. Всё по честному сдал папскому казначею! Ну… почти всё. Папа остался доволен и дал новое задание, нынешнее.

На описываемое время кабальеро стукнуло двадцать семь лет – для мужчины пора зрелости в самом расцвете! Был он долговяз, худ и жилист, а также недурен собой. Бороду брил, усы же, наоборот, отращивал. В размахе эти усы, если их укрепить воском, уже достигали одиннадцати дюймов! Ещё немного – и будет полный фут!

Днем, пока дьяк Григорьев и стрельцы были озабочены погрузкой ясака – в основном разные меха и рыбий зуб (моржовый клык), Корнелиус с Самиром прогулялись по Кориже. За храмом, шагах в сорока, обнаружилась обширная городская свалка. А может – помойка.

Обломки дерева, кости, рыбьи потроха… Воняло гадостно.

– Вот, господин, это здесь! – показал Самир в самую середину мусорной кучи.

– Что? – не понял Корнелиус.

– Вход в нору. Я рылся там, ибо был голоден, нашел несколько костей с хрящами и три больших рыбьих головы, совсем свежие. Там ещё было много еды, но я…

– Рассказывай про вход в нору! – раздраженно перебил раба Корнелиус.

– Да, значит, вход я нашел случайно, у меня туда нога провалилась. Я сперва испугался, но решил посмотреть, что там. И пополз. Только я не дополз до конца, забоялся, что меня заметят жрецы. Но я видел свет факелов сквозь щель в каменной стене.

Корнелиус задумчиво покусал губу. Место пустынное, ночью тут никого не будет. Стражи далеко и вокруг храма не патрулируют. Можно рискнуть! Вот, только, придется лезть в помойку… Одежду потом не отстираешь, пожалуй. Ну, он что-нибудь придумает!

Снова был обед у князя, на сей раз выставившего на стол не только пиво, но и меды. (Примечание: меды пьются очень тяжело! И наутро от них особо гадостное похмелье! Проверено Автором на добровольцах в лабораторных условиях!). Корнелиус ел умеренно и пить отказался: для ночного мероприятия нужна была ясная голова и тощее брюхо.

После того, как он пропустил подряд три тоста, князь нахмурился:

– Почему не пьёшь, долгоусый? Что, не уважаешь нас? Али княжеское угощение тебе не по нутру?

Дружинники заржали. Стрельцы подобрались: вдруг князь всерьёз разгневается и примется Корнейку казнить-убивать?

– Уважаю, очень уважаю! И угощение мне сильно нравится! Только я нынче животом скорбен… понос, ага!

Все сочувственно покивали. Князь повернулся к жрецу:

– Полечи-ка гостя, Дорен!

Жрец налил в кубок немного уксусу:

– Вот, выпей, сразу понос пройдет!

Пришлось выпить. Уксус оказался зело ядрёным, и Корнелиус аж в узел завязался. Позеленел, закашлялся…

Князь, сочувственно сдвинув брови, показал на него пальцем:

– Надо же, как с лица сбледнул!

Корнелиус попытался улыбнуться. Вышло неубедительно.

– Ну, что, прошло брюхо? – деловито поинтересовался жрец-лекарь.

– Прошло-о… – натужно выдавил пациент.

– Значит, пить можешь! Эй, штрафную ему!

Исцеленный понурился: избежать винопития не получилось.

Опростав здоровенный, на четверть ведра кубок, Корнелиус резко окосел и вскоре упал головой на стол. Больше к нему никто не приставал. Полежав немного, наш герой встал и, пошатываясь, покинул трапезную. С помощью подскочившего Самира он отправился в отхожее место, где, засунув два пальца в горло, освободился от выпитого. До самой ночи валялся на соломе в лабазе, охая, если входил кто-нибудь из стрельцов.

В полночь, когда весь город погрузился в сон, Корнелиус и Самир крадучись выбрались из лабаза. Дойдя до помойки, оба разделись догола. Самир, пошарившись некоторое время в мусоре, негромко окликнул:

– Есть, господин! Нашел!

Корнелиус, зажав в зубах кольцо маленького фонаря с толстой сальной свечой, осторожно лег на живот и скользнул в нору. Кинжал он повесил на шею. Ползти было не просто, а, скорее, трудно. Плечи и зад постоянно задевали за каменистые стены, пару раз нора меняла направление и приходилось извиваться, как жонглёру на ярмарке. После очередного поворота натолкнулся на крысу – огромную, как кошка. Крыса была очень недовольна вторжением в своё личное пространство: шипела, топорщила шерсть и пыталась атаковать. Пришлось доставать кинжал, но до схватки дело не дошло: грызун скрылся в какой-то щели. Самир осторожно сопел позади. Казалось, они ползли уже целую вечность… Внезапно свет фонаря уперся в стену, сложенную из грубых камней, ничем не скрепленных. Внимательно изучив кладку, Корнелиус выбрал парочку, изъятие которой не привело бы к обрушению всей стены, но позволило бы протиснуться внутрь. Поддев и расшатав кинжалом сначала один, а потом и второй, протолкнул их внутрь. Те упали без особого шума. Произнеся шепотом молитву ангелу-хранителю и передав сообщнику фонарь, кабальеро ди Ранейро вниз головой скользнул в открывшуюся пустоту. Падать оказалось не высоко – футов пять. Вытянутые руки спружинили, он перекатился через левое плечо, больно ушибив крестец об один из камней. Но, в целом, проникновение прошло удачно! Встав на ноги, он взял протянутый Самиром фонарь.

Взору предстало удивительное зрелище: в центре склепа размером сто на сто шагов стоял невысокий каменный постамент, на котором лежала статуя девушки, совсем такая же, что приснилась запрошлой ночью! Оная статуя излучала мягкое сияние чистого полированного золота и смотреть ни на что другое было невозможно. Как зачарованный, Корнелиус подошел ближе. Девушка была красива, но непривычной красотой: высокая, ростом с самого Корнелиуса (а он был без одного дюйма шесть футов!), с длинной шеей. Головка изящная, увенчанная простым пучком волос, собранных на затылке в мячик. Высокий лоб, слегка выступающие скулы, прямой римский носик с деликатно вырезанными ноздрями. Губы полные, красивые, слегка улыбаются. Глаза… Корнелиуса бросило в дрожь при мысли, что бы с ним стало, если бы сии глаза с невообразимыми ресницами взглянули на него. Помер бы на месте, не иначе! Посмотрел ниже: маленькая грудь двумя округлыми холмиками радовала взор безупречной формой. Талия… слишком тонкая, у живых дев таких не бывает! Округлое лоно, довольно широкие бёдра, переходящие в длиннющие ноги. В руках, сложенных под грудью, зеркальце. Набравшись храбрости, потрогал статую и вздрогнул: под пальцами ощущалось скорее тепло, нежели хлад металла! Тихонько постучал по бедру костяшками пальцев. Звук раздался тупой, деревянный. Не звонкий, не металлический. Ага, понятно: статуя деревянная, покрыта сусальным золотом! Но, до чего же тонкая, однако, работа!

Достав из мешочка на груди бумагу и свинцовый карандаш, принялся зарисовывать. В детстве он был очень неплохим рисовальщиком, даже в соседнее аббатство звали помогать фрески расписывать. Вот и пригодилось! Закончив, довольно хмыкнул: получилось очень похоже! С трудом оторвав взгляд от богини, осмотрелся по сторонам: вдоль стен полки, заваленные всякими ценными вещами, видимо, жертвоприношениями. Слитки меди, серебра и золота, оружие, драгоценные камни в сундуках… Много лет, а то и десятилетий собирали, не иначе! Внимание привлек странный меч на восточной стене, явно очень старый, судя по форме. Выглядел он, как отлитый в грубую земляную форму и затем не обработанный. В смысле, не отшлифованный. Взял, повертел в руках. Странный меч! Тяжелый широкий обоюдоострый клинок… и не похоже, что металлический! Лезвие острейшее, но неровное, выглядит так, будто его никогда не точили, вынув из формы. Решил прихватить с собой, показать Папе. Дополнительное доказательство посещения склепа не помешает! Сунул в мешочек и горсть необработанных рубинов. Пора смываться! Подошел к отверстию в стене, в котором сверкнули глаза терпеливо ждавшего Самира.

– Лезь сюда!

Самир, кряхтя, просунулся в дыру. Осторожно спустив его на пол, Корнелиус объяснил:

– Я полезу первым, а ты подашь камни, чтобы заделать лаз. Затем я втяну тебя, ты положишь камни на место.

– Я понял, господин!

Корнелиус втиснулся в нору, оставив ноги снаружи, чтобы за них можно было ухватиться. Самиру легче, он тощий и гибкий, сможет извернуться, чтобы скрыть следы взлома. Как назло, погас фонарь! Ну, ничего, можно и на ощупь.

Самир просунул в нору камни, почему-то три, а не два, и по ногам господина вскарабкался следом.

– Ставь камни на место!

В ответ натужное пыхтение:

– Уже… ставлю…

Поползли обратно.

Осторожно высунув голову из норы, Корнелиус внимательно огляделся: никого, слава Деве Марии! Вылез, помог Самиру. У того в руках был какой-то предмет.

– Что это у тебя?

– Не знаю, господин. Я думал, камень, а оказалась деревяшка…

При свете луны Корнелиус рассмотрел деревянный цилиндр, украшенный резьбой. Ладно, потом разберемся! Вход в нору завалили сучьями.

Подхватив одежду, направились к озеру, никого не встретив по дороге. На пляже Самир долго тер своего господина песком, намыливал восемь раз, испотребив все мыло до тоненького обмылка. Этим обмылочком намылился сам. Вода была холоднющая! Оба промерзли до зубовного стука. Зато теперь почти не воняли!

Вернувшись в лабаз, Корнелиус вытащил флягу с агуардиенте, сберегаемого с самой Италии. Отхлебнул несколько глотков огненной ароматной жидкости. Полегчало! Согрелся, зубы перестали стучать. Самиру не дал. Обойдется мальчишка!

(Примечание: агуардиенте – апельсиновая водка. Крепче русской водки шестнадцатого столетия вдвое! Пьется, тем не менее, на удивление легко, и наутро проявляется лишь сухостью во рту и небольшим головокружением! Проверено Автором на добровольцах в лабораторных условиях.)

Ближе полудню погрузка ясака на баркасы была закончена. Переплывши озеро, стрельцы погрузят остальное, а в уплату за баркасы отдадут лошадей. Простое и изящное решение! Водой-то возвращаться намного легче и быстрее. Конечно, будет восемь волоков, но самый длинный из них – всего-то с версту! Осилят, не впервой!

Подойдя к дьяку Григорьеву, Корнелиус попрощался:

– Что ж, Парфен, скатертью дорога! Я с моим рабом пойду на запад. Князь даст мне охрану до самого Ревеля, а там я морем сплыву в Европу.

Дьяк, остро взглянув на него, покачал головой:

– Нет, Корнеюшка, неладно, так-то! С Москвы с нами ехал, на Москву и воротиться должон! Князю Шуйскому отчет сделать – даром, что ли, он тебя с нами послал карты рисовать?

Лицо кабальеро ди Ранейро вытянулось:

– Не понял! Князь меня не посылал, только подорожную выписал!

– Ну, а мне приказано тебя обратно на Москву в целости доставить! Да ты садись, садись в баркас-то! Щас уже оплываем.

Корнелиус попятился, лихорадочно соображая, что делать. Дать дьяку денег? Не возьмет, для него гнев начальника Тайного Приказа сильнее жадности. Убежать? Додумать он не успел.

– Или силу применить? – усмехнулся Парфен в бороду, затем крикнул:

– Эй, Селифан! Помоги Корнейке в баркас залезть!

Оглянувшись, Корнелиус увидел сотника с тремя стрельцами у себя за спиной. Стояли они, вроде, в позах мирных, и оружия в руках не было, но было ясно, что в случае попытки к бегству навалятся и скрутят незамедлительно. Вздохнув, Корнелиус полез в баркас. Следом Самир перекинул его пожитки и сел сам.

И началось путешествие на юг. По рекам, по озерам баркасы скользили легко. Погода стояла благоприятствующая, дождей было мало. Бабье лето! Листья уже теряли сочный зеленый цвет, в окружающих лесах начинал преобладать золотой и багряный. На стоянках стрельцы собирали грибы, во множестве растущие где попало. Корнелий к сим плодам Матери Сырой Земли относился с подозрением и не ел. Самир же лопал и нахваливал.

Путешествие длилось три недели – довольно быстро. Конечно, на волоках пришлось потрудиться: баркасы разгружали и с криками «Эй, ухнем!» волокли их от воды к воде. Затем снова грузили. Один волок – один день.

В Москву прибыли в конце Септембрия…