Читать книгу Найти богиню. Фантастический роман с пародийным уклоном. Издание 2-е - Илья Тамигин - Страница 7

В Москву прибыли в конце Септембрия. Последние две сотни верст ехали на телегах, которые выменяли на баркасы не то в Вышнем Волочке, не то в Великом Устюге, Корнелиус не запомнил, ибо был слаб в российской географии. Дьяк Григорьев ругался всю дорогу, но не матерно, ибо за это полагались кнуты, а окольными словами и выражениями: и телеги и лошади оказались весьма скверного качества: старые, расхлябанные, больные и рассохшиеся. Вдобавок, зарядили дожди, и дороги превратились в привычную непролазность, вдохновляющую дьяка на новые эпитеты, аллюзии и метафоры. Корнелиуса это очень развлекало и служило к улучшению владением русским языком. Короче, эти двести верст преодолевали почти столь же долго, как весь водный путь! Корнелиус простудился и чихал пушечными залпами. Усы его от сырости обвисли, подбородок зарос разбойничьей щетиною, ибо бриться в таких условиях на марше было никак невозможно. Фляга с агуардиенте опустела еще десять дней назад, а в кабаках водку подавали совершенно отвратительную! Стрельцы, впрочем, пили и не роптали. Пришлось пить сивуху и Корнелиусу, наступив на горло своему утонченному вкусу.

(Примечание: водка в описываемое время в России была двадцатиградусная, но очень хорошей очистки. Пилась легко, даже в жару, и голова наутро от нее не болела, только грусть-тоска ложилась на печень. Проверено Автором на добровольцах в лабораторных условиях! Просто в кабаках, через которые проезжал Корнелиус, целовальники, несомненно, химичили: разбавляли казенную водку самогонкой.)

В Кремль въехали в весьма жалком виде, укрытые рогожами, но все равно мокрые насквозь и промерзшие до костей.

Все покрестились на колокольню Ивана Великого и дьяк Григорьев дал поднадзорному такое напутствие:

– Ну, вот, цареву службу справили! Теперича, Корнейка, ехай себе в готель к своим немцам. Когда надо будет, вызовут тебя.

Добавлять, что из Москвы уехать без подорожной невозможно, дьяк не стал. Это и так все знали. Корнелиус, распрощавшись с дьяком, поехал на Кукуй, в Немецкую слободу, где за вполне умеренную плату обрел европейский комфорт и покой в маленькой опрятной гостинице фрау Шлезингер. Хозяйка была вдовой в возрасте, коий много позже назовут бальзаковским. Звали ее Марта и была она вся кругленькая, как яблочко наливное: и румяные щечки кругленькие, и щедрые груди кругленькие, и ядреная попа – тоже кругленькая! Очень энергично она принялась заботиться о кабальеро ди Ранейро: согрела воды для ножной ванны, в которую всыпала изрядную дозу горчицы, организовала чай с малиновым вареньем, сваренным собственноручно на чистом сахаре. После сих процедур хотела еще обтереть вспотевшего пациента уксусом, но тот застеснялся и позвал для этого Самира. Спал выздоровевший Корнелиус в ту ночь на мягчайшей и пышнейшей перине, укрытый другой такой же периной! Блаженство, да и только! А под утро обнаружил у себя под боком фрау Шлезингер, соскучившуюся вдоветь третий год и решившую брать от жизни всё. Хотя она и была лютеранкой, а Корнелиус – тайным католиком, у них, к обоюдному удовольствию, все получилось!

Два дня наш путешественник наслаждался радостями жизни: ел айсбайн (свинину с тушеной капустой), пил рейнское и мальвазию, отсыпался на перине, приправленной ласками вдовы-хозяйки. В промежутках писал отчет о командировке. На третий день за кабальеро ди Ранейро пришли.

– Князь Шуйский требует тебя, Корнейка Диранеров, пред свои светлые очи не мешкая ни часу! – объявил бородатый посланный в богатом, но грязноватом кафтане.

Представиться он не удосужился.

И отправился Корнелиус в Кремль под конвоем двух стрельцов с бердышами. Там, спустившись по темной лестнице, пришлось ждать в душных сенях довольно долго. Естественно, у князя и другие дела есть! Да и с какой стати ему торопиться? Наконец, когда Корнелиус уже успел перенервничать и основательно соскучиться, дверь приоткрылась, и давешний бородатый поманил его пальцем:

– Взойди!

Снявши шапку, Корнелиус вошел. Дверь была низкая, пришлось пригнуться. Бородатый порученец повел рукой:

– Вот, княже, Корнейка Диранеров по твоему приказанию доставлен!

Дородный боярин в богатой шубе и собольей шапке сидел за столом в креслах. В уголке примостился писец с чернильницей и перьями.

Корнелиус поклонился.

– А! Синьор картограф! – широко улыбнулся князь, – Ну, рассказывай, да показывай, что начертил!

Сесть не предложил, потому докладывать пришлось стоя. Подробный рассказ, иллюстрированный рисунками и картами, занял более часу. Князь слушал внимательно, не перебивая, выглядел довольным. Писец шустро шуршал пером по бумаге.

– … таким образом, виды торговли с оными народами представляются зело першпективными, – закончил Корнелиус и перевел дух.

– Молодец! – похвалил князь, забирая бороду в горсть, – А теперь скажи-ка: кто тебя послал нашу землю высматривать? Да не ври, коли хочешь шкуру целой сохранить! Онуфрий! Покажи-ка ему!

Порученец, осклабясь, снял со стены кнут.

Корнелиус помертвел: всё! Сначала в кнуты, потом дыба, потом…

– Послал меня Папа Григорий… – дрожащим голосом признался он.

– Ого! – удивился князь, – Сам Папа? Надо же! А чем докажешь?

Дрожащими руками Корнейка Диранеров протянул ему папскую охранную грамоту. Шевеля толстыми губами, тот принялся разбирать латинский текст. Близоруко щурясь, рассмотрел печать. Хмыкнув, вернул. Побарабанив толстыми пальцами по столешнице, коротко бросил:

– Цель задания?

– Э-э… Святой отец прослышал, что есть некий народ… на севере… идолу золотому поклоняется. Вот и поручил мне узнать елико возможно больше о сем идоле…

– А! Золотая Баба! – несколько разочарованно вздохнул князь, – Верно, есть такая в Кориже, у князя Юрги. Только не золотая она, позолоченная, и цена ей грош ломаный. Ну, и что ты выяснил? В подземелье лазил, знаю. Меч вынес, рубины. Ещё чего?

«Всё знает!» – смятенно подумал Корнелиус, – «Но, откуда?»

Вслух же сказал:

– В подземелье… там много и золота, и каменьев самоцветных… много лет копилось… Большое богатство! А статую я зарисовал…

Он вынул рисунок и подал князю. Тот бегло глянул и, буркнув:

– Срамота! – бросил лист на пол.

Снова побарабанил пальцами, напряженно о чём-то думая.

– Ин, ладно! Всё рассказал верно, не соврал… Большая, говоришь, казна?

– Большая… Только, чтобы её захватить, войско немалое понадобится. Да и то, пока биться будут с корижами, жрецы все в другое место перепрячут. Даже и раньше перепрячут, едва узнают, что войско на подходе.

Князь покивал, соглашаясь. Затем приказал:

– Онуфрий! Принеси его мешок!

Онуфрий вышел в сени и сразу вернулся с вещами Корнелиуса. Князь рассмотрел рубины, отодвинул их в сторону. Взял меч:

– Эва, странный какой! Не сталь… и не бронза… Литьё, не ковка… Каменный, что ли?

Несильно рубанул по лежащему на столе кнуту и выпучил глаза в изумлении: и витая кожа, и деревянная рукоять толщиной в два пальца пересеклись, как восковые свечи, а меч плотно засел в дубовой столешнице.

– Вона, как оно! Ну-ка, Онуфрий, прибери!

Тот осторожно взял меч и положил на полку.

Из мешка явился деревянный цилиндр, украшенный резьбой. Князь повертел его в руках:

– Это что?

– Не ведаю. Мальчишка мой по ошибке прихватил…

Князь подергал цилиндр за концы и тот вдруг распался на две половины. Оказалось, что это футляр со свитком пергамента внутри. Пергамент оказался исписанным странными письменами. Повертев его так и эдак, князь пожал плечами и закрыл футляр. Онуфрий, повинуясь движению брови, переложил непонятный предмет со стола на полку, где уже лежал меч.

– Ступай! – махнул начальник Тайного Приказа Корнелиусу, – Ерёмка! Выпиши ему подорожную!

Писец надул щёки и принялся очинивать перо.

От облегчения Корнелиус едва не потерял сознание. Отпускают! Живого! Непоротого!

– Э-э… Могу я забрать свои вещи?

– Да забирай, на что они мне!

Подобрав с полу рисунок статуи, кабальеро ди Ранейро робко взглянул на рубины. Князь кивнул.

Ссыпав камни в карман, арагонец включил наглость:

– А меч?

Князь нахмурился. Корнелиус торопливо поклонился. Ну, и пусть! Подумаешь, какой-то меч!

Пятясь и кланяясь, вышел в сени, стукнувшись затылком о притолоку. Истово перекрестился слева направо и вознес молитву Пресвятой Деве. Вывалился на крыльцо. Здравствуй, свобода!

Со ступенек вскочил Самир. Увидев его, Корнелиус все понял: мальчишку допросили ранее, и тот, конечно же, все рассказал. Князь сличил показания и выяснил все, что ему нужно без всяких пыток. Ну, и Слава Богу! От избытка чувств дал Самиру подзатыльник.

– За что, господин? – обиделся тот.

– За то! Язык у тебя больно длинный! Ладно, бери мешок, пошли домой!

Вернувшись к себе, засобирался в дорогу. Собственно, особенно собирать было нечего, все своё носилось с собой. По хорошему надо было бы дождаться санного пути, но Корнелиус решил не рисковать: мало ли, что ещё князю Шуйскому в голову придет? Сейчас отпустил, а завтра – Бог весть! Неделя ушла на поиски подходящего купеческого каравана – в одиночку по Московии разъезжать не рекомендовалось из-за разбойников. Наконец, нашел: европейские купцы, среди которых нашлось даже двое земляков-барселонцев, отправлялись в Варшаву и далее в Париж. Начальник стражи, состоящей из двух дюжин наемников, согласился нанять Корнелиуса, впечатленный его молодецким видом, особенно усами. Ну, и рассказами о приключениях в Америке тоже! Очень хорошо! Ещё и денег за дорогу подзаработать получится!

Самира Корнелиус договорился посадить на один из возов, сам же решил ехать верхом. За день до отъезда отправился на конскую ярмарку на Таганку. Выбор был не шибко большой. В основном продавались рабочие лошадки и просто старые клячи, годные лишь на живодерню. Годный под седло конь нашелся после целого часа блужданий: вороной жеребец, красавец, захваченный, по словам продававшего его кряжистого цыгана, у татарского хана.

– Ты только посмотри, мил-человек, какие у него грудя широкие! А ноздри! Неделю скакать во весь опор будет без остановки – и не устанет нисколечко! И жрет мало – всего горсть овса на сто верст! – разливался соловьем продавец.

– Сколько же ты хочешь за него? – ненавязчиво прервал сии рекламные живописания Корнелиус, между нами говоря, в лошадях разбиравшийся слабо.

Цыган, знаток не только лошадей, но и людей, окинул потенциального покупателя смышленым взглядом: богатый иноземец, гражданский, не кавалерист (ноги-то, не кривые!), в лошадях видит лишь красоту.

– Дык, боярин, как отдать! Такого-то красавца! Да за него и пятьдесят рублёв мало! Вот, только для твоей милости: сорок пять!

Цена была явно завышена.

– А дешевле? – скучным голосом вопросил арагонец, пытаясь скрыть огонь в глазах, ибо конь ему ужасно понравился, – Скажем, за пятнадцать?

Цыган в притворном ужасе схватился за сердце:

– Пятнадцать! Да мне пятнадцать плотют чтоб я его привел кобылу покрыть! Не, за сорок – ещё куда ни шло, хоть и себе в убыток.

Они торговались ещё полчаса, и цыган снизил до тридцати пяти.

– Я продолжаю хотеть, чтобы ты сбросил ещё пятерку! – от волнения Корнелиус слегка запутался в русском языке.

Цыган упирался:

– Не, никак не возможно! У меня ж семья большая… и сам я пьющий!

Внезапно около них возник Самир, оставленный в гостинице.

– Ты что? – удивился Корнелиус.

– Да я почувствовал, господин, что тебе помощь нужна!

Быстро осмотрев зубы, копыта и брюхо животного, Самир выдал заключение:

– Возраст двадцать лет, бабки опухшие, страдает запорами. Грыжа. Не покупай, господин.

– Да что ты понимаешь, пацан! Какая-такая грыжа! – вскинулся цыган.

– Я? Я под конем родился и кобыльем молоком вскормлен! Потому, что половец. А грыжа вот она, посередке брюха, посмотри, господин!

Заглянув под брюхо, Корнелиус убедился, что мальчишка прав: там действительно усматривалась и прощупывалась грыжа.

Цыган занервничал. Чувствуя, что сделка срывается, торопливо предложил:

– Ладно, боярин, так и быть, бери за тридцать рублёв! А грыжу тебе, ну, коню, то-есть, любой коновал за полтину вырежет!

– Нет, спасибо!

Цыган ненавидяще ожег разоблачителя своей плутни тяжелым взглядом и шепотом проклял его жгучим цыганским проклятием.

С помощью Самира за вполне умеренные десять рублей (просили сначала восемнадцать!) был куплен шестилетний буланый мерин. Конь был отнюдь не арабских кровей. Далеко не! Зато животное было смирное, покладистое и выносливое – могло трюхать рысцой без остановки целый день. Кличка у него была смешная: Фуня.

– Зело часто ветры пущает! – смущенно улыбнувшись, пояснил продавец, передавая повод, как положено, из полы в полу.

Ну, это пустяки, дополнительная развлекуха в пути! Корнелиус проникся к своему рабу уважением и купил ему петушка на палочке. Седло у шорника обошлось в два рубля.

Из Москвы выехали в середине Октобрия, оставив в гостинице рыдающую фрау Шлезингер, утверждавшую, что разлуки ей не перенесть, но при этом радостно щупавшую в кармане передника толстенький кошелек, оставленный кабальеро в уплату за постой, ну, и сверх того несколько монет на память о постельных утехах.

Несмотря на тяжесть расставания, настроение у Корнелиуса прямо-таки пузырилось радостью: он, живой и невредимый, возвращался в Европу, в Рим, где его ждала награда за выполненное задание!

До Варшавы доехали без особых приключений, если не считать трёх схваток с разбойниками где-то на Украине. Обычно те избегали нападать на хорошо охраняемые караваны, ибо шайки редко насчитывали более десятка лиходеев, да и оружие у них было скверное: топоры да дубины. Ну, ещё луки, а иногда одна пищаль на всех. Во всех трёх схватках охрана уверенно одержала победы: две нокаутом и одну по очкам, причем Корнелиус лично зарубил двоих. Не обошлось, к сожалению, без потерь, которые составили одного убитого наемника (не повезло бедняге, прямо в горло попала стрела!), и одного раненого (этому, наоборот, повезло: топор скользнул по шлему и только перерубил ключицу!). Корнелиус же, наскакав в третьем бою на верзилу в драном армяке, сильно ушиб колено об его башку. Колено опухло и болело почти до самой Варшавы. Ну, и хромота мешала. Лечился он, по совету бывалых вояк, украинской горилкой (с перцем!) и салом. Самир дважды в день растирал горилкой колено, а потом смазывал салом и накладывал тугую повязку. Горилка также регулярно употреблялась и внутрь, но сало, попробованное однажды, Корнелиус отверг, потому что не понравилось.

По мнению Автора – тёмный, неразвитый человек! Ибо горилка с перцем и сало на закусь есть высшее достижение украинской цивилизации! Пьётся легко, отлично согревает в холода, а наутро никаких последствий, кроме изжоги и отрыжки! (Проверено Автором на добровольцах в лабораторных условиях!).

В Варшаве было решено отдохнуть три дня. Ну, там, в баню сходить, полечить мозоли набитые седлами на задницах, и вообще – отдышаться. В корчме, гостеприимно распахнувшей двери шести утомленным путём-дорогой охранникам, было замечательно: тепло, чисто, и даже оркестр играл – скрипка, гармошка и бубен. Цыгане, значит. Играли они по такому принципу: даешь монету, заказываешь песню – играют. Не даешь – не играют. Охранники, соскучившиеся по искусству, заказывали музыку весь вечер! Подавальщица, по имени Зося, шустро носила на их столик напитки и закуски. Была она веселая, совсем молоденькая, лет девятнадцати, и с очень интригующими искорками в глазах. В середине пира она невзначай коснулась Корнелиуса бедром и того как огнем обожгло! Дернувшись, наш герой разлил вино, которое собирался выпить. На стол и на штаны!

– Ой, пан! Я сейчас вытру! – всполошилась Зося, выхватывая из-за пояса полотенце.

Короче, от её прикосновения к своему… э-э… (ну, вы поняли!) Корнелиус испытал нешуточное возбуждение, не оставленное девушкой без внимания. Она пристально посмотрела усатому кабальеро в глаза. С прищуром посмотрела! А ночью пришла и разделила с ним ложе. И так все три ночи!

Восстановив силы, отправились далее, в Париж, до которого было уже рукой подать. Колено зажило, хромота прошла. Корнелиус ехал на своем буланом молодец-молодцом! Но на вторую ночь беднягу поразил новый недуг: зуд в паху! Чесался всю ночь напролет, даже ноготь сломал! Изодрал кожу вокруг мужского достоинства в кровь! А утром, при свете дня, выяснилась причина: мелкие такие насекомые – лобковые вши! Прокляв нежданных гостей специальным арагонским проклятием, Корнелиус принялся за лечение, рекомендованное одним из барселонских купцов: сначала велел Самиру сбрить все волосы на теле, пощадив лишь усы, которых было жалко, затем обработал пах и подмышки дегтем. Ох, и жгло, ох и свербело! Но пришлось терпеть, куда же деваться. Усы, на всякий случай, тоже смазал дегтем, отчего они приняли совершенно жуткий вид. Перед отправлением в путь сии усы увидел начальник стражи Питер, баварец, также ночевавший в той корчме.

– А, значит, пани Зося и тебя наградила карманным зверинцем? – грустно хихикнул он, почесывая промежность.

Корнелиус, ранее с венерическими заболеваниями не сталкивавшийся, был потрясен: неужели, эта гадость и впрямь от Зоси? А такая, с виду, славная девушка! Он-то думал, что она пришла к нему в первую же ночь по зову сердца, из-за внезапно вспыхнувшей страсти, как фрау Шлезингер! Зося была нежная и удивительная, страстная и покорная, изобретательная и шаловливая. Правда, каждое утро требовала:

– Подарок дай!

Ну, подарил ей три золотых дуката на монисто… А она, оказывается, ещё и с Питером спала! У-у, продажная тварь!

В обед выяснилось, однако, что не только с ним и Питером: с остальными охранниками тоже! И у всех одна беда…

В Варшаве половина охранников уволилась, ибо разбойников на предстоящем маршруте почти не было. Корнелиус остался – от Парижа до Рима добираться гораздо удобнее, чем напрямую из Польши.

Дорога плавно текла по Германии, нанизывая на себя маленькие баронства, курфюрства, герцогства и королевства, как нитка бусы. Наступила европейская зима – мягкая, бесснежная. Караван легко катился по дорогам, щедро посыпанным щебенкой. Дорожные указатели на развилках извещали о приближении того или иного населенного пункта. Гостиницы были везде опрятные, по двору можно было ходить хоть босиком, не опасаясь вступить сами знаете, во что. И везде подавалось замечательное пиво, в каждом городке разное! Корнелиус попил от души и темного, и светлого, и пшеничного. Германское пиво – отличный напиток! Пьётся легко даже в больших количествах, от него приятная отрыжка, а наутро только кислый привкус во рту, который ничем, к сожалению, не смоешь, но который проходит к обеду самостоятельно, да! (Проверено Автором на добровольцах в лабораторных условиях!)

А, вот, с вином было плохо! Вернее, с вином-то хорошо, плохо без вина. Местные жители виноград не сажали, и вина не сквашивали. В торговой сети было только привозное – французское да итальянское, очень дорогое. Испанского вообще было не достать. Так что, пока Германия не кончилась, вина не пили. Из экономии. И из принципа.

Ущерб здоровью, подхваченный в Варшаве, был устранен, и мужское естество кабальеро снова требовало женского естества. Женщины в Германии были правильные: фигуристые, чистенькие, здоровые (по первому требованию предъявляли справку от врача не более, чем недельной давности) и честные: сразу объявляли цену, вполне, кстати, умеренную. По сравнению с печально памятной Зосей выходило дешевле в десять раз! Корнелиус, грустно сознавая, что впадает в соблазн и грешит, был не в силах сдержаться и несколько раз прибегал к их услугам, всякий раз оставаясь разочарованным: вроде все правильно, за свои деньги получил, что хотел, но чего-то не хватало… Потом понял: скучные они, никаких вулканических страстей, одна деловитость. Ни поговорить с ними, ни пошутить… и поцеловать не даются! В этом смысле Зося, пылкая, как пожар в пампасах, превосходила их настолько, насколько бриллиант превосходит стекляшку. То-есть, выходит, не переплатил тогда Корнелиус! Ну, а насекомые… что ж… издержки случайных половых связей!

Дорога резко свернула влево, и река, вдоль которой караван шел уже три дня, осталась позади. День клонился к вечеру. Солнце, изрядно опустившееся к горизонту, принялось слепить глаза. Корнелиус надвинул шляпу на самые брови. Конь Фуня мотнул головой, зажмурился, прижал уши и, в одиннадцатый раз за последние полчаса, громко пукнул. Арагонец хихикнул, услышав приглушенное проклятие Андреаса, ехавшего сзади. Подобные мелкие глупости развеивали дорожную скуку! Вскоре их обступила дубрава. Под дубами паслось две дюжины упитанных свиней, а приглядывал за ними мальчишка-оборванец.

– Эй, свинопас! – дружелюбно окликнул его Питер по немецки, – Далеко ли деревня?

Мальчишка не спеша подошел и развел руками:

– Нихт шпрехен дойч! Парле ву франсе, месье?

– Франсе? Нон… Эй, ребята, кто-нибудь по французски знает? – с надеждой обернулся Питер к отряду.

Корнелиус знал французкий довольно хорошо, ибо в детстве у него был учитель фехтования – пленный мушкетер, француз из Шартреза. Поговорив со свинопасом и дав ему монетку, полиглот торжественно возвестил:

– Это прекрасная Франция, господа! Деревня – вон там, за рощей, всего в половине лье!

– Надо же, как бывает! То все Германия, Германия, а вдруг – р-раз! – и сразу Франция! – простодушно удивился Андреас, самый молодой из охранников, ранее по Европе не путешествовавший.

Воодушевленные предвкушением скорого отдыха, караванщики подхлестнули коней и через полчаса уже размещались на ночлег на постоялом дворе.

И началась лучшая часть путешествия! Франция! Страна трёх мушкетеров с д'Артаньяном и гвардейцев кардинала, многочисленных Людовиков, интриг, заговоров, прекрасных дам, вроде Констанции Бонасье, королевы Анны Австрийской и герцогини де Шеврез, а так же сочинителя Александра Дюма, всех их описавшего! Позже там родится Ги де Мопассан, Клод Моне и инженер Эйфель, но до того произойдет Великая Французская Революция: Дантон, Робеспьер, Марат и прочие санкюлоты, кюлоты и якобинцы-жирондисты… Доктор Гильотен изобретет гильотину! А духи! А кружавчатые лифчики! А шампанское! А коньяк! Ну, и Наполеон Буонапарт, конечно. Он, вообще-то, корсиканец, но в историю Франции внес весомый вклад! Короче, легендарная страна!

Целых одиннадцать дней они шли по расстилавшейся перед ними панораме, смотреть на которую без восторга было невозможно: симпатичные городки с домами под черепичными крышами, старинные замки на холмах, шпили церквей, монастыри, обнесенные крепкими высокими стенами. Ну, и вино в изобилии! Красное, белое, розовое, сухое, полусухое, сладкое! И шампанское! Не путать с дешевыми шипучими винами! От настоящего шампанского, произведенного традиционным методом брожения в бутылках, сколько не выпей, возникает состояние эйфории и только усиливается, а наутро ничего, кроме радости пробуждения. А от дешевой шипучки опьянение тяжелое, дурная голова и бурчание в брюхе. Наутро же маята и блевать тянет. Проверено Автором на добровольцах в лабораторных условиях!

Выдержка из дневника кабальеро ди Ранейро:

«Месяц Новембрий, 23 день.

Миновали ещё одну деревушку, название не помню, ибо был пьян: отмечали именины Питера. Пытался уговорить какую-то мамзель. Опять не удалось! Вообще, женщины во Франции чрезвычайно добродетельные, не дают даже за деньги, потому, что, дескать, нельзя! Но бывалые люди говорят, что в городе Париже есть специальный квартал, где можно всё! Освещается красными фонарями, чтоб легче найти дорогу. Правда, там, по слухам, можно подцепить Французскую Болезнь, от которой проваливается нос. Вчера видел одного такого безносого беднягу. Ужас какой! Получается, что, пока Франция не кончится, я буду лишен женского тепла… и тела тоже. Придется терпеть, монахи же терпят. Завтра мы уже будем в Париже.»

Париж! Никогда ранее не бывавший в столице Франции, Корнелиус жадно озирался по сторонам. Караван, конечно, двигался не в сторону Лувра, или, там, Версаля, и даже не к собору Нотр Дам де Пари. Улицы вымощены далеко не все, узкие, кривоватые. Канавы с плавающими в них нечистотами. Дома каменные, но красотой архитектуры не блещут. Типичный, в общем, вид города, еще не вышедшего из эпохи средневековья. Пройдет более трехсот лет, прежде, чем в нем для красоты построят Эйфелеву Башню! Тем не менее, этот город пользуется заслуженной славой и уважением у всего прогрессивного человечества, потому что там жил Ленин и от этого случилась Парижская Коммуна! Конечно, это будет позже, но и в 1580 году уважения Парижу было не занимать.

Наконец, караван достиг цели путешествия – рынка. Корнелиус, видевший рынки в Риме, Мадриде и Гамбурге (Москва не в счет, там рынки так себе!), был потрясен гигантскими масштабами коммерции: здесь продавалось что попало и все подряд, в любых количествах! Даже хомячки! Даже… даже… Корнелиус едва с Фуни не сверзился от изумления: в лавке были выставлены муляжи… э-э… мужских причинных мест! В натуральную величину, побольше… и совсем гигантские! Две средних лет монахини без всякого смущения торговались с хозяином этого невообразимого товара. Корнелиус остановился посмотреть. Вскоре монахини, погрузив в сумки свои покупки (два десятка изделий не самого малого размера!), ушли.

Лавочник широко улыбнулся:

– Что угодно вашей милости?

– Это… как это… почему? – пролепетал наш провинциал, пытаясь втянуть обратно в череп выпученные глаза.

Лавочник, уловив иноземный акцент, легко перешел на кастильское наречие:

– Синьор не здешний? Это последняя новинка сезона: заменитель мужчины для одиноких дам. Изготовлено из каучука, добываемого в Южной Америке. Слышали, наверное?

– Да, я слыхал про каучук… Но, зачем это всё дамам? Разве не естественнее найти мужчину, ежели… э-э… невтерпеж?

Лавочник вздохнул и набожно перекрестился:

– Во первых, прелюбодеяние – грех! Поэтому среди моих покупательниц много монахинь, дам, разлученных с мужьями, и просто одиноких: сами понимаете, синьор – у кого муж на войне, а у кого и в тюрьме… Опять же, есть дамы… э-э… менее красивые или немолодые, им кавалеров не найти, а радостей жизни хочется. А в моих игрушках греха нет! Вот, извольте убедиться, копия экспертного заключения Святой Инквизиции, – он, порывшись под прилавком, достал пергаментный свиток.

Пергамент был изрядно замусолен, видно, его приходилось предъявлять довольно часто. Корнелиус внимательно прочел латинский текст: все верно, в представленных на экспертизу изделиях греха не обнаружено!

– Во вторых, – продолжил лавочник, – во Франции нынче свирепствует Французская Болезнь, а значит, случайные половые связи очень рискованны. Разумные люди, дабы не терпеть мучения безбрачия, но и не подхватить заразу, обращаются ко мне и получают приятное решение сих проблем. Кстати, при употреблении моих изделий ещё и нежелательные беременности исключены!

Корнелиус крепко задумался. Доводы в пользу каучуковых фаллоимитаторов были очень логичны и сильны!

Внезапно в голову пришла мысль, от которой все лицо его запунцовело.

– Скажи, купец… если есть товар для женщин… а для… мужчин? – запинаясь, спросил он.

Продавец изумленно всплеснул руками:

– Ну, а как же! Вот она, красавица, прямо перед вашей милостью! – и ткнул пальцем в угол лавки.

Корнелиус посмотрел в указанном направлении и обомлел: там была искусно сделанная кукла! И впрямь, красивая! Большие синие глаза, пухлые, улыбающиеся губы. Среднего роста, с роскошными кудрявыми белокурыми волосами, увенчанными чепцом, с большой, аппетитной грудью и широкими бёдрами, одетая в тонкую рубашку.

– Её зовут Камилла, – лукаво пояснил искуситель-торговец, – С ней вы сможете осуществить любые свои фантазии, синьор! Возможно даже то, на что живые женщины не способны! Даже уши и ноздри открыты для вас, не говоря уже об… э-э… более традиционных доступах! Калибр везде разный. К тому же, она девственница, и может быть таковой каждый раз, когда вы этого пожелаете!

– Не понял! Это как это?!

– Ну, если вы пожелаете, то сможете купить у меня сменные вкладыши.

Это был Coup de Grace, добивающий удар!

У Корнелиуса сперло в груди и забурлило в животе от переживаний, предвкушений и разыгравшихся фантазий..

– Э-э… Грхм… Я путешествую… и транспортировка… короче, мне её некуда деть…

– А! Так синьор заинтересовался? – весело воскликнул лавочник, – Смотрите же!

Он пошарил на затылке у Камиллы и вдруг… Раздался негромкий свист и шипение. Кукла съёжилась на глазах!

– Она… надувная!? – пролепетал Корнелиус, едва не теряя сознание.

– Вот именно, синьор! В ненадутом состоянии она занимает так мало места, что даже смешно говорить! Вы можете носить её в кармане камзола!

Корнелиус слегка пришел в себя. Вот оно, решение проблемы! Можно не бояться Французской Болезни и оставаться безгрешным!

– Сколько же ты хочешь за эту… забавную игрушку? Я бы купил… не для себя… для товарища… Для розыгрыша!

– Понимаю, синьор! Конечно, не для себя! Такому красивому шевалье, как вы, совсем не трудно найти девицу для услаждения плоти! Вам не откажет даже герцогиня!

– Короче, купец!

– Двести дукатов! Цена специальная, только для шевалье!

Очень дорого, г-м!

– А… брюнеток нет?

– Увы, синьор! Расхватали с утра всех – и брюнеток, и рыжую! – тут продавец заговорщицки понизил голос, – Между прочим, рыжую купил для своего господина главный евнух гарема турецкого посла! Камилла последняя, потому и цена такая низкая: с витрины отдаю. Да, я забыл об одном пустяке…

Сноровисто надув Камиллу заново, купец нажал ей на нос и раздался страстный выдох:

– О-о-о!

Корнелиус понял, что купит это чудо во что бы то ни стало.

Поторговавшись минут сорок, стороны достигли консенсуса: сто шестьдесят дукатов. Ещё за десять дукатов были приобретены две сотни вкладышей восстановления девственности, тоже каучуковых. Когда счастливый покупатель уже прятал покупку в седельную сумку, продавец дал последний совет:

– Скажите тому, для кого вы купили Камиллу, что перед употреблением необходимо смазывать её внутри оливковым маслом, дабы избежать потертостей и преждевременного износа, а после употребления – промывать. Кстати, для пущей приятности можно вместо воздуха закачивать в неё теплую воду!

– А то бы я сам не догадался! – заносчиво воскликнул Корнелиус, уже вернувший самообладание.

Отъехав, он заметил, что руки его слегка дрожат от пережитого стресса. Ну, Париж!

На постоялом дворе при рынке его нетерпеливо ожидал Питер:

– Ну, наконец-то! Изволил припожаловать! Вот твоё жалованье, Корнелиус, изволь пересчитать!

Корнелиус взял протянутый кошель и, не глядя, положил в карман. Питер пожал плечами:

– Куда ты теперь? Может, наймешься к купцам, идущим в Кастилию? Платят нормальные деньги, а риск минимальный, только в Пиринеях разбойники шалят! Наши почти все подписались!

– Нет, Питер. У меня дела в Риме…

– А! Ну, как знаешь. Посидим вечерком на прощание?

– Всенепременно и всеобязательно!

Вечером все охранники гуляли прощальную вечеринку. Корнелиус пил мало и выглядел задумчивым. Оживился он только когда принесли коньяк. Сей напиток был ему неизвестен, но очень понравился. Вкус подвяленного винограда, тепло южного солнца, деликатный аромат клопов. Приятное длительное послевкусие, крепость агуардиенте… даже и покрепче, пожалуй! А ещё коньяк навеял романтическое настроение. Такой напиток надо бы пить, согревая в ладонях и вдыхая аромат, вместе с прекрасной дамой, любезной сердцу… но дамы не было. В Париже у подавальщиц было только одно ремесло, и на заигрывания они не отзывались.

– Монмартр всего в двух шагах, господа! Там, под красным фонарем, вы найдете всё, что вам нужно! – шлепали они по рукам подвыпивших вояк, пытавшихся щипать их за попки.

Некоторые вняли увещеваниям и ушли в ночь на поиски приключений. Корнелиус же, поднявшись в свою комнату, сначала долго сидел на кровати, собираясь с духом, затем вынул из кармана Камиллу и принялся её надувать…

До Рима кабальеро ди Ранейро и его раб добрались без особых приключений. Самиру в Париже была куплена резвая кобылка, так что ехали быстро, налегке, не тормозимые караваном. Только в Бургундии у Корнелиуса была благородная стычка с другим путешественником, дворянином из Лиона. Сей дворянин на ночь глядя ввалился в таверну, гостеприимно приютившую нашего героя.

– Я Шарль де Левиньи, шевалье из Лиона, – спесиво объявил он хозяину заведения, – Ты извещен о моём прибытии и должен был приготовить комнату.

Трактирщик зашелестел записной книжкой:

– Да, месье, все верно, я был извещен письмом и комнату приготовил. Но вы прибыли после заката.

– Ну, и что?

– Расчетный час, месье, у нас считается от заката солнца. По правилам, после заката начинаются другие сутки, и невостребованная комната предоставляется первому, кто в ней нуждается.

– То-есть, ты хочешь сказать, каналья, что отдал мою комнату какому-то проходимцу, прибывшему раньше меня?

– Ну, почему же, проходимцу! Вполне достойный арагонский дворянин!

– Г-м… А другие комнаты есть?

– Увы, месье, нету!

– Тогда вышвырни этого самозванца!

Трактирщик понял, что скандала не избежать, и попытался разрулить ситуацию:

– Почему бы вашей милости не пойти в трактир напротив? Там наверняка найдется комната, такая же комфортабельная, как у нас. Правда, их кухня с нашей не сравнится, к сожалению.

Шевалье де Левиньи встопорщил усы:

– Я буду ночевать здесь! И сам вышвырну наглеца, занявшего моё место! Где он?

– А вон, за столиком в углу!

Заканчивающий ужин Корнелиус заметил идущего к нему шевалье и вопросительно поднял брови: в таверне имелись незанятые столики, а подсаживаться к незнакомцу без приглашения было не принято.

Незнакомец, подойдя вплотную, заносчиво процедил сквозь зубы:

– Я Шарль де Левиньи, шевалье из Лиона! С кем имею честь?

– Корнелиус ди Ранейро, к вашим услугам.

– А, ещё и иностранец! Понаехали тут… Так вот, я требую, чтобы вы немедленно уступили мне комнату, которую я заранее зарезервировал письмом, а вы узурпировали!

Корнелиус надменно вскинул голову:

– Я заселился первым и никуда не уйду! Найдите себе другое пристанище, месье!

– Я пришел вторым, но буду ночевать в этой комнате!

– К сожалению, там только одна кровать, и делить с вами я её не желаю, ибо вы не в моем вкусе, месье!

– Если вы не освободите комнату немедленно, то ночевать вам придется на кладбище, месье! – лионец положил руку на эфес шпаги, – Выйдем во двор и решим наш маленький спор!

Драться Корнелиусу не хотелось, но, куда же деваться? Nobless oblige… Со вздохом он встал, скинул камзол на руки Самиру и вышел во двор, освещенный луной.

– Я имею честь напасть на вас, месье! – провозгласил де Левиньи.

Корнелиус обнажил шпагу и встал в третью позицию. Де Левиньи атаковал. Наш герой парировал. Снова атака! Три выпада подряд, один за другим. Противник дрался в традициях Парижской школы. Что ж, для этого есть эффективные контрприемы! Пригнувшись пониже, Корнелиус сделал выпад, целясь в пупок противника. Тот, конечно, парировал. Тогда Корнелиус перебросил шпагу в левую руку и нанес рубящий удар в голову. Этого лионец не ожидал! Кровь из рассеченного лба залила его глаза.

– Проклятье! Это не по правилам! – вскричал он, но Корнелиус не обратил на это внимания.

Новый выпад пронзил грудь де Левиньи. Шпага вонзилась по самый эфес, дымящееся лезвие вышло из под левой лопатки аж на целых полтора фута. Всё было кончено. Заносчивый лионец рухнул на землю. Но он был жив!

Обернувшись к его слуге, Корнелиус приказал:

– Сбегай в трактир напротив, там должна быть свободная комната, и отнеси своего господина туда. Врач – за мой счет.

Со спокойной душой Корнелиус отправился спать. Ну, дуэль, ну, и что? Обычное дело! Утром, перед отъездом, он навестил поверженного противника: не надо ли чего? Тот был в сознании, но слаб.

– Доктор сказал, что ни сердце, ни лёгкие не задеты. Удачный удар, месье ди Ранейро! Но, все равно, придется мне проваляться недели три в постели.

– Г-м, я думал, что убил вас до смерти… Возблагодарим же Святую Деву, что вы живы!

Оба хором помолились.

– Могу я спросить, куда вы направляетесь, месье ди Ранейро?

– В Рим.

– В таком случае, не могли бы вы передать письмо, ибо я тоже еду в Рим, а дело не терпит отлагательств? Я боюсь умереть и не выполнить свою миссию…

– О, разумеется!

Раненный кликнул слугу и тот вручил Корнелиусу пакет. Адреса на нем не было.

– Если вас не затруднит, передайте это письмо Папе Григорию лично, в собственные руки!

Де Левиньи закашлялся. На губах появилась кровь.

– Я надеюсь на вашу скромность, месье ди Ранейро. Письмо секретное, не для чужих глаз, а доставить его нужно срочно.

– Слово дворянина! – пылко ответил Корнелиус, – Конечно, я доставлю ваше письмо Его Святейшеству, тем более, что я и сам выполняю его поручение!

– Мерси…

Через неделю на горизонте показался Вечный Город! Путешествие, длившееся более года, близилось к концу!