Читать книгу Хроника людоеда - Илья Злобин - Страница 14

Ныне опоздал я на работу во дворец кардинала, причиной чему был весьма глубокий сон. Господин мой не был этим разгневан, но напомнил мне об одном из святых:

«Во время сна бодростью обладают демоны. Но ночные бдения полезны душе и хороши для усмирения плоти. Святой Пахомий спал не иначе как сидя и молил Бога о ниспослании ему бессонницы. А о чем молишь Господа ты?»

«Ни о чем я столь жарко не молюсь, как о ниспослании Вашему Высокопреосвященству долгих лет жизни!»

«Не забывай молить Бога и о Кресченции, коий ныне единственная опора униженному этими опостылевшими саксонцами Риму. Мы получили неприятные вести о происках нечестивца Иоанна XV. Это чудовище, трехслойным срамом покрывшее имя святого Иоанна, расплодило по всему Риму клеветников, кои силясь унизить честь патриция и помножить врагов его, изрыгают на него хулу, будто он ведет тайные переговоры с Венецией о передачи ей власти над Римом. Не слыхивал ли ты таких кляуз?»

«Нет, не слыхивал!»

«Господь милостив к твоему слуху, ибо среди прочих постыдных подробностей распространялись и такие, что измыслить их устыдился бы даже последний бродяга. Рассказывается и ложно утверждается, что Кресченций сожительствует со своими псами, кои намеренно обучены мерзостям блуда. Люди патриция изловили троих клеветников, кои уже признались, что чинили напраслины по приказу папского аркария, а значит, самого папы. Публично казнить Кресченций их не сможет, но изловить остальных сообщников будет нетрудно, ибо нам известны имена всех, получивших такие приказы».

«И что с ними будет?»

«То не твоего ума дело».

«Ваше Высокопреосвященство, возможно, следует молить Господа о ниспослании папе раскаяния?»

«Ну и смешон же ты в сих чаяниях! Быстрее папский посох прорастет зелеными побегами, чем обладатель его прольет хоть одну слезу раскаяния. Нет, дорогой сын, в таких вопросах Господь хранит верность молчанию и предан глухоте».

Договорив, Сколари задумался, но его размышления к своему стыду прервал я, ибо возмущен был увиденным на его столе трактатом Цицерона.

«Ваше Высокопреосвященство читает языческого оратора? Как можно!»

Кардинал ответил:

«Мне ведомо, что над твоей дерзостью должно властвовать пинками и палкой, но я не в том расположении духа, чтобы обрушить на главу твою полную глупых измышлений, что-нибудь тяжелее слова. Считаю более разумным объяснить твоей глупости, дабы обратилась она в мудрость, что не следует отвергать того, в чем хорошо наставляет языческий автор, ибо и Моисей не отверг совета тестя своего Иофора».

Я поспешил с раскаянием в дерзости, но кардинал прервал меня, дабы продолжить разъяснения:

«Об Овидии говорится как о проводнике нравственности. Он желал наставить людей на путь законной любви и брака, а не срамного сожительства, кое в наши дни множится еще и от того, что этот губитель благочестия Иоанн XV поднял такие цены за свершение таинства брака, что дешевле получить отпущение греха и сожительствовать дальше. Овидий учил целомудрию, праведной любви, за что и претерпел гонения. Он умер кротким, как истинный христианин. Достигнув глубоких лет, он поведал о тайнах Господних, о жизни и успении Марии Девы, об апостолах вел беседы. Об этих подробностях известно нам из трактата «De vitula», коий он оставил потомкам и коий был найден на его могиле. А Вергилий? Он есть прововестник Христова Пришествия. Дабы убедиться в этом надлежит лишь обратить взоры на его IV Эклоги. Гораций был учителем морали. Боэций учил радоваться Божественной милости и уповать на вечное воздаяние. Лукиан являл исключительно лишь примеры высокой добродетели. Конечно, мы веруем не в философию, но лишь в Святую Троицу. Мы согласны со словами святого Ансельма: «Бог не желал, чтобы спасение Его народа зависело от диалектики». Но мы не отвергаем мудрость философов, ибо и до Пришествия Бог являл миру примеры морали и чистоты духа и сему поучал, дабы хоть как-то подготовить сердца людей к нагорной проповеди Христа. Однако все в мире не терпит злоупотреблений. Надлежит помнить, как Христос, явившись в видении блаженному Иерониму, повелел ангелам жестоко высечь его за слишком усердную любовь к Цицерону, ибо вера человека зиждется на Святом Писании, а не изысканиях философов».

После беседы о философах, коя вдохнула в меня не малые смущения, мы приступили к работе. В первую очередь мне были переданы письма для отправки их с гонцом герцогу Фонди и Гаэты Кагетакусу из богатейшего дома Каэтани, чей род настолько древний, что восходит еще ко временам римских цезарей. Мне известно, что герцог Кагетакус врагом был Оттону II Рыжему и вряд ли будет другом его наследнику. Другое письмо было адресовано в Византию Льву Синадскому. Оба письма были написаны рукой кардинала и являлись секретными. Мне осталось лишь скрепить их печатью.

Далее кардинал зачитал мне с удовольствием полученное письмо от своего друга архиепископа Кельна, в коем давалось описание чудес Божьих:

«Как только у нас в Соборе начали служить мы мессу, поднялась такая сильная буря с градом, что все наши посевы погибли и урожай вместе с ними. Но и тут Господь сохранил место для чудес, ибо поля тех, кто поднес дары Небесной владычице, град даже не тронул. В Кельне всю ночь бушевала буря, сверкая молниями и земля тряслась так, что и колодцы переполнялись и некоторые дома разрушились».

Далее шли в письме теплые слова приглашения Сколари в Кельн. Мой господин продиктовал мне слова ответа:

«Благочестивый порыв толкает меня к вам, но препятствует природная необходимость, связавшая все своим законом, и свойства германского климата находятся в противоречии со свойствами моего тела».

До вечера я работал с кардиналом, что рука моя немела, держа перо. Дома мне предстояло перенести черновики писем на дорогой пергамент и отправить адресатам с гонцами. В ответ на мои обещания все успеть в срок, Сколари ответил:

«Я бы предпочел, чтобы ты молчал, боясь не поспеть за делом».

На ужин у меня младенец, коего подобрал я прямо у подножья Колизея. Он был жив и дал мне знать о своем существовании криком. Я принес его домой и свернул шейку. После разделал и начинил его живот овощами. Потушив сие кушанье, я славно потрапезничал с отменным вином. Вкус сего яства до того был дивен, что запас слов оказался у меня не столь богат, дабы дать наслаждению, мной изведанному, достойное описание.

Человек – это очень вкусно! Люди вкусны от природы. Мы можем нравиться друг другу не только вызывая чувства похоти и сладострастия, но и позывами в желудках. При виде красивой девицы можно испытать чувство двоякое: какое же красивое у нее тело без одежды, но спустя время добавить – вкусное, ибо после одного насыщения, может следовать другое. Мужчины тоже вкусны, особенно молодые. Но дети еще вкуснее и их можно съедать целиком и очень быстро. Тела же взрослых жертв, все съесть трудно одному и потому приходится от частей избавляться. Надлежит признать, что очи наши алчут большего, чем способен вместить желудок.

Следует вспомнить о том человеке, коего я направил вместо себя в паломничество отмаливать мои грехи. Паломники вернулись чуть менее недели назад и сообщили мне, что нанятый мной богомолец умер по пути назад. Они передали мне грамоты с печатями как то и было оговорено. Грамоты доставили его спутники. Не имея более на себе никаких вовсе грехов, что есть чувство невероятной легкости, сравнить кою не с чем, я выплатил положенную сумму его вдове. Отмечу, что одна из дочерей покойного весьма приглянулась моему желудку, что и ныне истекаю я слюной при воспоминании ее телес.