Читать книгу Звезда любви: свет во тьме. Избранное - Ирина Батый - Страница 3

На ярмарке осенней,

раскинувшись широко,

есть то, что днём весенним

воображало око.

Из зёрен, в землю павших,

явилися плоды,

в полях произраставших

крестьянина труды.

Из завязей на ветках,

на месте от цветков,

явилися ранетки,

румяные с боков.

Привык народ за годы

к подобным чудесам,

крутя на огородах

удачи колесо.

Собрав плодов немало,

торгуется народ

и признаёт, устало,

удачным этот год.

Осень – рыжая девчонка.

Гнется в тын рябиной тонкой.

В маминой губной помаде

Горько рот кривит в досаде.

Осень – рыжая девчонка.

Школьницей смеётся звонко.

А проказники мальчишки

Листья рвут у ней из «книжки».

Осень – рыжая девчонка.

Лает вслед ей собачонка

И гоняет павший лист

Под ветров осенних свист.

Осень – рыжая девчонка.

В утлой старенькой лодчонке

От обид своих заплачет,

Солнышко в ладони спрячет.

Хорошо пальтецо у Зимы,

из Парижа бельё у Весны,

цвета хаки убранство у Лета.

Ну, а Осень как нынче одета?

Золотое монисто осин,

кружевная накидка рябин,

как вуаль паутинки парят,

и от клёна багровый наряд.

Нарядилась, глядится в стекло:

– «Ах, не то!» И из глаз потекло.

На поля кукурузы и ржи,

на грибную полоску межи.

Цветов роскошных отошла пора

в причудливых садах, в тенистых парках.

И нынче у торговцев на-гора

букетики цветов совсем не ярких.

Вам отдадут за небольшую мзду

охапкой целой, схваченной бечёвкой,

душистую, лучистую Звезду,

её давно так нарекли с издёвкой.

Созвездие вы держите в руках,

и чудится – прохлада подступает…

Извне, из космоса, издалека

наш мир с погодой тёплой разлучает.

И только подтверждает правоту

стремительная краткость Бабья лета —

Вселенной доброй быть невмоготу,

о чём предупреждает нас букетом!

Читая Пушкина стихи,

расслышим голоса живого

мы столь похожие штрихи

и нынешнего, и былого.

И это кровное родство

потянет к Пушкину, в именье.

Пройдёт и далее лет сто,

не истребится устремленье

народа к своему поэту,

к местам, где он когда-то жил,

где дом и парк хранят приметы

хозяина, что так нам мил.

Чуть осень, в Болдино скорей

бродить задумчиво аллеей,

поэзией в душе своей

мечты высокие лелея.

В ноябре так длинны

воробьиные ночи.

Небеса не видны,

а деньки всё короче.

Как в июле цвели

лип кудрявые кроны!

И гудели шмели,

забираясь в бутоны.

Всё теперь отошло,

что казалось навеки.

Вдруг исчезло тепло.

Солнце смежило веки.

Одеваясь в туман,

оголённые липы

проклинают обман.

Еле слышны их всхлипы.

А на Васильевском —

трамвайчики звенят.

А на Васильевском —

десяток Линий в ряд.

С залива ветер и

опять идут дожди.

Ты у метро меня

под зонтиком дождись!

В домах приземистых

в ночи огни горят.

И репродукторы

невнятно говорят.

Под песни Баскова,

младенца плач и брань

всё водку пьют в квартирах

пары Зин и Вань.

Опасно в Питере…

Со мною ты. Не бойсь!

По лужам шлёпаем.

Простужены насквозь.

Предатель-эхо вторит

без обиняков

в аркаде врат пугливый

цокот каблуков.

В колодце дома бьётся

ветер в западне,

листву пожухлую

кружит на самом дне.

Пришли. И что же это,

если не любовь,

Коль провожаешь ты

до дому вновь и вновь?

Дело к ночи. Средь верхушек

потемнела синева.

Зашуршала у опушек

в кучах жёлтая листва.

Еле слышен топот мелкий.

На пути сломав сучок,

рыжий хвост взметнула белка —

в чащу делает прыжок.

Миг, и станет незаметней,

поднырнув в густую тень.

Спрячет там грибок последний,

свой запас на зимний день.

Лунный круг повиснет низко.

Заяц уши навострит.

Вдруг завоют волки близко —

голод, холод предстоит.

В Питере в улочках тихих бывает:

осень в колодцах дворов заплутает.

Плачет потерянно в сизом тумане.

Тонет в рекой отражённом обмане.

Мечется, хлопает дверью парадной.

Треплет прохожих рукою прохладной.

На тротуар сбросит жёлтую шаль,

ветхую ткань бытия ей не жаль.

Хочешь, приду я к тебе? Под зонтом

Будем искать одиночеству дом.

Нам пообнимет стан ветер-вития,

нашей тоски бесприютной стихия.

Кто-то волшебный зажжёт фонари.

Мост разведёт над Невой до зари.

Жаль! Очевидно, на той стороне

замок стоит, предназначенный мне.

На фото, что долго хранится

меж явью и небытиём

бледнеют знакомые лица,

то мы, молодые, вдвоём.

Исчезнет, сотрётся с страницы,

повянет на фото букет.

Засохший, он где-то пылится,

Забыт по прошествии лет.

Такой изначально унылый —

осенний букет хризантем,

как снег поседелый и стылый.

Он памятен мне только тем,

что горьким своим ароматом

букет хризантем предвещал:

расстанемся мы безвозвратно.

И счастие – не обещал.