Читать книгу Звезда любви: свет во тьме. Избранное - Ирина Батый - Страница 7

В ноябре так длинны

воробьиные ночи.

Небеса не видны,

а деньки все короче.

Как в июле цвели

лип кудрявые кроны!

И гудели шмели,

забираясь в бутоны.

Все теперь отошло,

что казалось навеки.

Вдруг исчезло тепло.

Солнце смежило веки.

Погрузились в туман

оголённые липы,

проклинают обман

воробьиные всхлипы.

Дело к ночи. Средь верхушек

Потемнела синева.

Зашуршала у опушек

В кучах жухлая листва.

Еле слышен топот мелкий.

На пути сломав сучок,

Рыжий хвост взметнула белка —

В чащу делает прыжок.

Миг, и станет незаметней,

Поднырнув в густую тень.

Спрячет там грибок последний,

Свой запас на зимний день.

Лунный круг повиснет низко.

Заяц уши навострит.

Вдруг завоют волки близко —

Голод, холод предстоит.

Прочь Зима уводит Осень:

– Через год, мол, в гости просим.

Засучила рукава,

Поглядите, какова!

Принялася хлопотать.

С улиц листья подметать.

Стелет белый половик.

Дарит ёлкам пуховик

И сажает на иголки

Снега пышные оборки.

Поднимаясь выше-выше,

Всё белит до самой крыши.

На пригорок взобралась,

Смотрит – чистка удалась.

Городок наш белый-белый

Из окон глядит несмело,

Ну, а как откроет двери,

То глазам Зима не верит, —

Дружно топчут в шубах бабки

Во дворе для троп канавки.

Дети прыгают в сугроб

Между линиями троп.

А проказники-коты

Тянут ниточкой следы.

Даже птички божии

По снежку прохожие.

Рассердилась тут Зима.

Побелела вся сама.

Запуржила, заснежила.

Тёмный лес посеребрила.

Заковала речку в лед

И метёт, метёт, метёт.

А ты знаешь, что зимой

чудеса бывают?

Что в лесу под Новый год

птиц всех собирают?

Добрый Дедушка Мороз

раздаёт подарки.

Кто-то просит зёрен горсть,

кто-то перьев ярких.

Просьбы выслушав, Мороз

рассуждает мудро:

– Надо выжить вам зимой,

корм найти под утро.

И заботливо даёт

попрошайкам малым

самый скромненький наряд,

нет в нём перьев алых.

Разукрасить Дед Мороз

только тех старается,

кто вдали от сёл живёт

и в лесу питается.

И довольны, веселы

Дятлы, Рябчики, Клесты.

До чего же хороши

в пёрышках своей мечты!

А всех краше и чудней

невеличка Королёк.

С гордым видом самодержца

он садится на пенёк.

Начинается потеха,

новогодний карнавал.

Сколько радости и смеха!

Жаль, что ты там не бывал…

Весёлая сорока

одним декабрьским днём

Заметила, что ёлка

вдруг стала просто пнём.

По следу полетела,

настигла старика.

Он с топором, виновен

почти наверняка.

Сорока очень строго

спросила старика:

– Зачем уносишь ёлку

из моего леска?

– Порадовать замыслил

я малого внучка,

Хорошего мальчишку,

любезного дружка.

Я ёлочку живую

украшу мишурой

и огоньки повешу —

любуйся их игрой!

– Ах, что вы говорите

напрасно мне о том,

я б и сама хотела

на праздник к деткам в дом.

Блестящие колечки

есть у меня в гнезде.

Но, жаль, пробраться к ёлке

не удаётся мне!

Сорока-белобока

стрекочет без умолку.

Но в ночь под Новый год

ругаться нету толку!

Дед проводил сороку

до самых до ворот,

где водят ребятишки

весёлый хоровод.

Опять к нам Свиристели

зимою прилетели.

И пели, и свистели

наперекор метели.

Кружились Свиристели

подобно карусели.

Им кланялися ели,

а подпевать не смели.

Умели Свиристели

такие выдать трели!

И в стужу, и в метели

о чём-то нежном пели.

Снег кружится, падая,

мчит метелицей,

белизною радуя,

мягко стелется

и снежинок блёстками

землю порошит.

Снег руками жёсткими

всё укрыть спешит.

Не озябли б птенчики,

жёлтые Клесты.

Щёлкают, как щипчики,

клювики-кресты.

Под еловой лапою

птенчики сидят.

Деткам мама с папою

шишки теребят.

На суку сидит Сова.

Ходит кругом голова.

Голова мохнатая,

пёстрая, рогатая.

Лапки цепкие туп-туп.

Глазки круглые луп-луп.

Зорок взгляд совиный.

Ищет след звериный.

Как увидит, крикнет вслух:

– Бойся, бойся, ух-ух-ух!

Подкрадётся тихо-тихо,

Меж ветвей летая лихо.

Берегись, лесной народ,

Завершается полёт.

Щёлкнет клюв совиный.

Кто там под осиной?

Мышь.

Старый дедушка Глухарь

с красными бровями

в нос бубнит, как секретарь,

сводку с новостями.

Отчитался кое-как,

прочь заторопился,

с ветки соскользнул, чудак,

в снег, бух, утопился.

Ах, неловко и смешно

с головой в сугробе.

Но, однако же, тепло

у снежка в утробе.

– Подожду до утречка —

так Глухарь решает.

Не ищите старичка,

он тут отдыхает.

Что в лесу за гам,

стук да тарарам?

Кто там всё воюет,

злится да колдует?

Дятел, нос как пика,

с громким криком «кика!»,

пёстренький мундир —

чем не командир?

– Воевода Дятел,

кто твой неприятель?

– Мухи да жучки,

тля да червячки!

– Дятел, поясни,

птицы Поползни —

все твои бойцы?

– Эти молодцы

чем не генералы?

Клювы как кинжалы,

с кличем грозным «твуть!» —

Тле не улизнуть.

Вниз с верхушки дуба

вторгнется он грубо.

– Дятел, аты-баты,

кто твои солдаты?

– Храбрые Синицы

с звонким криком «ци-цы!».

Я Синиц ватагу

шлю на мух в атаку!

Юркие проныры

все проверят дыры.

– Ну а партизаны

в щелях, как в карманах,

роются твои ли

с писком «тсили-тсили»?

– Пусть они Пищухи,

клювы их, как руки,

тянутся щипцами

внутрь за червячками.

Тяжело зимой в лесу.

Пробирает птицу холод.

Донимает зверя голод.

Снега жуткую красу

Редко цепь следов пятнает.

И не слышно голосов.

Тишь в глуши седых лесов.

Кто меж веток там мелькает?

Тихо-тихо, боком-боком,

С непременною оглядкой,

С осторожной, цепкой хваткой,

С поворотом и прискоком

Сойка прыгает к дуплу,

Где ядрёное зерно

Ею впрок припасено.

Вот к заветному столу

Вниз нырнёт – и там она,

Затаившись боязливо,

Примется клевать ретиво.

Выберет зерно до дна.

И довольна, весела,

Из дупла наружу глянет,

Свою песенку затянет.

Всё сама, сама, одна.

Вот опять потемнело

и сумрачно стало.

До чего же зимой

светит Солнышко мало.

От мороза румяное,

словно шар, вниз упало,

закатилось за дом

и из вида пропало.

Спохватившись, вороны

поднимают тревогу.

Стаей в небе кружат

и зовут на подмогу.

– Закатилось, пропало! —

плачут бедные птицы:

снегири и грачи,

воробьи и синицы.

Просят серых ворон

покричать громко Солнцу,

чтобы завтра опять

появлялось в оконце.

Синица-мастерица

всё лето веселится.

Охотница, певица,

в саду она – царица.

Увы, не может птица

зимою прокормиться.

Едва взойдёт зарница,

синица в дом стучится.

Малыш наш удивится:

– Она здесь не жилица.

Зачем в окно стучится,

заглядывает в лица?

– Синичек вереница

летит сюда кормиться!

Насыплем мы для птицы

семян, зерна крупицы!

Ах, веточки, тонкие ветки

не держат Ворону!

Взлетела и крыльями машет…

И лучшего трона

себе не находит окрест, чем

перила балкона.

Пройдётся и глянет сердито —

не кинут ль батона?

Но нет, как всегда,

нелюбима девица Ворона.

На дереве, где птичья коммуналка,

Судачит о своем несчастьи Галка,

Ей жизнь плохую предрекла гадалка,

Но никому чернявую не жалко.

Под вечер в птичьей стае перепалка.

Всех громче спорит и кричит в ней Галка.

Не то, чтобы она была ругалка,

А просто галке никого не жалко.

Ах, мороз, ах, лиходей!

Бедных птичек пожалей!

В сером платье Воробей.

Видно, что не богатей,

Сроду нищий и ничей.

Липнет к людям как репей.

Не теряйся, Воробей!

Бросят хлеб, хватай скорей.

Не грусти, будь веселей,

Скоро лето, Воробей!

За окном – то ли снег,

то ли белые

Голуби стайкою кружат.

Отчего, не пойму,

веселы в холода

и не ропщут, не тужат?

Будто знать им дано,

что вернётся тепло,

белый снег весь растает.

Вот и кружат, взбивая

перину снегов,

что метель наметает.

Разлетелась птичья стайка.

– «Голубь, милый попрошайка,

Что, нахохлившись, стоишь?»

– «Жду, что хлеба покрошишь.

Потому и не спешу,

что голодный, есть прошу,

а ещё замёрз, однако…»

– «Вот горбушку хлеба, на-ко!»

– «Поклонюсь тебе глубоко,

Всё склюю, что видит око!»

Крошка к крошке, весь кусок

проглотил наш Голубок.

Гляньте, легкой стайкой Снегири

К нам зимой летят на пустыри.

Чёрно-белый зимний скучный свет

Красят птицы в тёплый алый цвет.

Нет, совсем они не бунтари,

Выправить хотят календари!

В холод от зари и до зари

Вместо солнца светят Снегири.

Грач из лужицы попил

И пошёл гулять по травке.

Всю-то землю исходил

По проталинке в канавке.

Сей весёлый гражданин

Наших русских захолустий

Прибыл стаей, не один,

На остатки зимней грусти.

Если в небе кутерьма

И галдёж прилетных стай,

Значит – отошла зима,

И волненье не с проста…

Рассуждают меж собой,

Ссорятся и горячатся.

Грач насмешку над толпой

Скажет и готов умчатся.

Чёрным глазом подмигнет.

Гаркнет мнение задорно.

И – задира – ушмыгнет

Прочь подскоками проворно!

А его живое «гра»

Повторяют вслед собратья.

До тепла идёт игра,

Солнца жаркого объятья.

Детям мамы не велят

даже пробовать сосульки.

Только глупых дошколят

тянет пожевать «висюльки».

Птичкам, мёрзнущим зимой,

просто некуда деваться:

как увидят куст с «едой»,

начинают объедаться.

Ледяной свой корм клюют

жадно, слишком торопливо.

Двигаться перестают,

отморозившись. Не диво!

Нужен ль птичкам Айболит?

А жалеть их не спешите:

сок из ягод исцелит…

Вот летят уже, глядите!

То, что летом было скрыто

между зарослей травы,

будет ль осенью забыто?

Нет, коль то найдёте вы:

– Ха, Овсянки тут! – вскричите,

видя яркий их наряд,

в жёлтых масках нарочитых

щеголяет их отряд.

Птиц признали, нет секретов

на белеющем листе,

что остался после лета

на пустой, в снегах, земле.

Этой осенью во двор к нам

прилетели целой стайкой

прямо с ельника задворок,

где гнездились все утайкой,

птички, глянь-ка, Зеленушки.

И теперь в морозы даже

во дворе, как на опушке,

раздаются трели джаза.

Высоко сидят на ёлках.

В хвое скрыто их движенье.

Людям дачного посёлка

не видать их угощенья.

Щегол красив, лесная эта птица

имеет исключительный наряд.

Из леса в холода в поля стремится,

лиловым светом там репейники горят.

Ты погляди, собралась птичья стайка

на пустыре, заваленном снегами.

Травинки ищут те, что без утайки

торчат из-под сугробов головами.

Репей, лопух, цикорий и полынь

им на прокорм идут. Их семенами

насытятся, и, не боясь застыть,

красуются над белыми снегами.

Если много уродится

на рябине ягод ярких,

то и в холода ютится,

позабыв о странах жарких,

Дрозд, прозванием Рябинник

в наших сумрачных пенатах.

Можем видеть мы картину,

как содружество пернатых

налетит волною шумной

на нарядные деревья.

И в мгновения бездумно

оголят совсем растенья.

Как весело, как живо

сегодня на кормушке,

что примостилась криво

на яблони верхушке.

Её качают птицы,

что зёрнышки клюют.

Воробышки, Синицы

щебечут и поют.

Всё чинно у соседей

на зимнем перемирье.

Закон царит, заметьте

в «общественной квартире».

Какие же понятья

у маленьких пичуг?

В беде все птицы – братья!

Чтоб пережить испуг,

коль хищника завидят,

тут подают сигнал:

– Летите и бегите,

как моряки в аврал!

Если нет у вас вопросов,

дети, про зимовку птиц,

расскажу про Дубоноса,

он вас может удивить.

На кормушках, как едок,

он известен всем конкретно.

Коли прилетел, скок-скок,

то, узрев авторитета,

птички робко так теснятся,

с уваженьем в рот глядят.

Не дерутся, не бранятся,

а усевшись чинно в ряд,

наблюдают, как могучим

клювом тот дробит орех,

и довольствуется лучшим,

ждёт его всегда успех.

Пока не прилетят Чечётки

своею стайкой на кормушку,

все Воробьи, Синицы чётко

меняются, садясь в «избушку».

Синицы – «несуны» по жизни:

хвать семечку и прочь взовьются.

«Соседям» пискнут с укоризной,

что из-за места «в пух» дерутся.

Воробушки из целой кучи

стремятся выбрать непременно

то семечко, что с виду лучше,

а «худшие» метут за стену…

Там их собратья сортируют,

отыскивая «идеалы».

А птахи прочие воруют

все, без разбора, экземпляры.

Всем достаётся понемногу,

пока не прилетят из леса

Чечётки стаей, и в итоге

свои заявят интересы.

Разгонят всех, клюя свирепо

и в лоб, и в глаз. Пичуг пугая

«кровавой грудкой» и «беретом»,

сплочённой напирая стаей.