Читать книгу Жизнь как на ладони. Книга 1 - Ирина Богданова - Страница 15

– Ты куда, шалопут? – прикрикнула на Тимошку молодая розовощёкая сестра милосердия, как только он перенёс ногу через больничный порог. – А ну, брысь отсюда!

– Не гони его, Катерина, это сынок Петра Сергеевича, – отозвался из-за письменного стола седой мужчина в халате. – Ты, небось, пришёл проведать вчерашнего больного, которого прививают от бешенства?

Тимошка согласно кивнул и с опаской покосился на строгую сестрицу:

– Ага, к Кирьке. То есть к Кирьяну. Братцу моему.

– Молодец, – поднялся из-за стола мужчина, – пойдём, провожу тебя. Я здесь фельдшером служу, а звать меня Яков Силыч.

– А я Тимофей Петров, – по всей форме представился ему Тимка, – я тоже собираюсь на лекаря учиться.

– Дело хорошее, нужное, – согласился с ним дядя Яков Силыч и открыл дверь в просторную палату.

В большой комнате в два ряда стояли железные кровати, накрытые одеялами зелёного сукна. Все они были заняты больными, которые с любопытством воззрились на вошедшего Тимошку. Увидев фельдшера, пациенты оживились.

– Яков Силыч, иди ко мне. Глянь, что-то сердце жмёт, – зычно пробасил тощенький мужичок в бязевых подштанниках.

Фельдшер шагнул к страдальцу и подтолкнул Тимошку вперёд себя:

– Вон твой братик.

Кирьку Тимошка увидал сразу. Мальчик, обряженный в огромную нижнюю мужскую рубашку, грустно пристроился около окна, положив на подушку умело забинтованную ногу.

– Тимка! – обрадовался он и приветственно зашевелил выглядывающими из-под повязки пальцами на ногах.

– Это тебе. Мороженое, – протянул ему Тимошка начинавшую подтаивать сладость.

– Гадость, небось, докторская, – недоверчиво пробурчал Кирька, осторожно облизывая деревянную лопаточку. – Ой, какая вкуснятина! Нешто такой в больничке кормят?

– Это тебе Нина Павловна передала, у которой я сейчас живу, – пояснил Тимошка. – Называется мороженое. Чуешь, какое ледяное?

Кирька разом упихал в рот холодный шарик и обнял Тимошку за шею липкими руками:

– Меня здесь страсть, как мучают, – жарко зашептал он ему в ухо. – Чистыми бинтами ноги закручивают, вонючей мазью мажут, а вчера ещё иголкой кололи. Знаешь куда? – Он показал пальцем на теряющуюся в складках больничного белья попку. – «Укол» называется. Больно! Не приведи, Господи.

– Да ладно тебе, «больно», – вмешался в разговор фельдшер, – ты большой парень, можешь и потерпеть.

– Не могу, – заплакал Кирька. – Тимка, возьми меня отсюда, я домой хочу. К мамке. Там меня Катька перевязывать будет. А в лес я больше – ни ногой!

– Не реви, парень, – вмешался больной с соседней кровати. – Ещё поделают уколы с месячишко да отправят домой. Вырастешь – спасибо скажешь, что тебя от верной смерти спасли.

Он успокаивающе подмигнул парнишкам и тяжело закашлялся:

– Вот меня теперь вряд ли кто вылечит.

Тимошка подал мужчине стакан воды и погладил его рукой по плечу.

– Дай, Господи, и ты поправишься, дяденька, вот увидишь. Верно тебе говорю.

– Ишь ты, лекарёк какой выискался.

Мужик пристально посмотрел на мальчугана и удивлённо хмыкнул:

– А ведь меня и впрямь отпустило, когда ты меня пожалел. Рука у тебя, видать, лёгкая, – похвалил он Тимофея. – Быть тебе доктором.

– Я буду, обязательно буду, дяденька.

Тимошка ещё немного посидел с Кирькой, рассказал, как ему жилось в докторском доме, и про лотерею-аллегри не забыл. Промолчал только про свой выигрыш. Ни к чему дразнить Кирьку, им с тёткой Маней да вечно пьяным отцом и так несладко живётся.

На улице Тимка опустился на уже знакомую ему лавочку рядом с Яковом Силычем.

– Дядя Яков, ты ведь тоже доктор?

– Можно и так сказать. Не дотянул я маленько до доктора. Из деревенских я, самоучкой при госпитале выучился на фельдшера. А фельдшер, брат, это первый человек после доктора.

Тимошка с уважением посмотрел на пожилого мужчину.

– Дядя Яков, расскажи мне про холеру.

Мужчина задумался.

– Про холеру? Про эту напасть можно много всего вспомнить. Сейчас-то доктора лучше научились помогать больным, а вот когда я мальчонкой был, то в России и холерные бунты случались. Про самый страшный бунт мне моя бабка рассказывала. Стряслось это при царе Николае Первом. Лето в тот год было жаркое, и, может быть, какая-нибудь падаль в воду попала, а люди ту воду попили. И пошла гулять по Петербургу смертушка с косой. Что ни день – полон город покойников. Царь учредил холерные бараки и распорядился туда заболевших свозить, а народишко по серости своей принялся роптать. Мол, врачи там больных не лекарством, а отравой поят. Долго ли надо человеку виноватых искать, когда ему горе глаза застит. Вот горожане и принялись бунтовать. В одну больницу ворвались, врачей из окон повыкидывали да пошли в другую, около Сенной площади.

Тимошка охнул и сжал руку фельдшера:

– Дядя Яша, а Петра Сергеевича из окна не выбросят?

– Не выбросят, – уверенно сказал собеседник, – теперь народ грамотный стал. Хотя, конечно, всякое бывает. Доложили, значит, вельможи царю про это безобразие. А император Николай Первый горяч был, мигом вскочил на коня и помчался прямиком на Сенную площадь.

Тимка охнул:

– Неужели не побоялся!

– Ясно, не побоялся! – Яков Силыч назидательно поднял указательный палец вверх. – Царь ведь! Это тебе не фунт изюма. Вот прискакал самодержец к бунтовщикам, встал посредине площади, топнул ногой да и приказывает: «Принесите мне из самого холерного барака склянку с лекарством». Поднесли ему полный стакан микстуры. Он её одним махом выпил, корочкой хлебца занюхал и велел народу по домам расходиться. Так бунт и закончился, а холера вскоре на убыль пошла. Да… – рассказчик хлопнул себя ладонью по коленке, – в точности так оно и было.

Когда проедешь мимо Исаакиевского собора, то взгляни на памятник императору Николаю Первому – скульптор на его постаменте тот случай изобразил.

Тимошка так заслушался, что не заметил, как к нему подошла Нина Павловна. Она поздоровалась с Яковом Силычем и взяла Тимошку за руку:

– Надеюсь, у Кирьяна всё хорошо?

– Превосходно, не тревожьтесь, – ответил за мальчика старый фельдшер, – сейчас больному спать пора, вы лучше завтра приходите.

«Надо обязательно посмотреть на этот памятник, – подумал Тимошка, устраиваясь в коляске рядом с Зиночкой, – как только дядя Петя вернётся, сразу попрошу его сводить меня на Исаакиевскую площадь».

Всю дорогу он думал, какая трудная у врача работа, ведь приходится не только лечить, но и учить больных, которые иногда совсем не хотят ни лечиться, ни учиться. Но он, Тимошка, всё равно будет лекарем, чего бы это ему ни стоило. А змею он себе и так добудет.