Читать книгу Жизнь как на ладони. Книга 1 - Ирина Богданова - Страница 20

Тимошка вскочил с уютной кровати, словно подброшенный вверх тугой пружиной. Первая мысль была о том, что кто-то из соседей заметил его, перемахивающего через ворота, и нажаловался Нине Павловне или Юрию Львовичу.

Тимка тщательно оделся и вышел поздороваться с хозяйкой. В гостиной сидела одна Зиночка. Девочка подозрительно посмотрела на него и вздёрнула носик:

– Тебе принесли посылку. Любопытно, от кого бы это?

Изящным жестом она указала на лежащий на столе свёрток в мелованной бумаге с чёткой надписью «Тимофею в собственные руки». От радости Тимошку прямо в жар кинуло. Точно от дяди Пети! Раз шлёт посылку, значит, у него всё хорошо, и он жив и в добром здравии. Но тут же остановился – нет, наверное, не от дяди Пети, иначе Зиночка не спрашивала бы его, от кого это, и не сидела в карауле около посылки, не сводя с неё удивлённого взгляда.

Мальчик потрогал пакет ладонью. Он был тяжёлый и плотный. Интересно. Тимошка позвал Нину Павловну, с волнением разрезал бечеву тяжёлыми ножницами и развернул похрустывающую свежестью бумагу. Под ней оказалась толстая книга в зеленоватом кожаном переплёте с тиснёной надписью «Альфред Брем. Путешествие по Нилу».

– Весьма загадочно, – заметила Нина Павловна, внимательно исследовав неожиданный подарок, – ни надписи, ни визитки. Дворник сказал, что пакет передал какой-то важный старик. – Она лукаво посмотрела на Тимошку: – Вы делаете успехи в обществе, молодой человек.

Тимка покраснел, прижал книгу к груди и торопливо пошёл к себе в комнату. Его душа была переполнена любовью и благодарностью. Он догадывался, что эту книгу прислал для него Всеволод.

«Я буду хранить подарок князя Езерского на самом видном месте, – думал Тимошка, поглаживая рукой яркие картинки неведомых животных и разглядывая страницу за страницей. – Вот она, моя змея».

Он остановился на странице с рисунком королевского питона и долго любовался затейливым узором на змеиной коже. И какая только животинка не появится на свет Божий! Тимошкины мысли перекинулись на ночное приключение и странную старуху, которая второй день кряду попадается ему на глаза.

«Как же звали ту знаменитую актрису, которую шальная бабка лупила по спине? – подумал он. – Кажется, Сева назвал её Евгения Рассолова. Надо будет разузнать о ней у Нины Павловны».

Он услышал неуверенные шаги Танечки по коридору и выбежал ей навстречу поздороваться. Танюша словно бы ожидала Тимошкиного прихода. Она смело протянула к мальчику руку, и он, повинуясь какой-то неясной идее, сложил её пальцы в воронку, наподобие телефонного рожка, и громко сказал, поднеся губы к самому отверстию: «Тима, Тима», – а потом, как вчера, написал на её ладошке большую букву «Т».

Губы слепоглухой шевельнулись в безмолвном ответе, и Тимка обрадовался, что они с Танюшей сумели так быстро подружиться. Он взял девушку за руку и подвёл к открытому окну. Её лицо, освещённое тёплым летним солнцем, было удивительно спокойным и милым.

– Как жалко, что ты не можешь видеть этой красоты и никогда не услышишь моих слов, – сказал ей Тимошка. – Но ты не расстраивайся, мой дед говорил, что у каждого свой путь, и только Господь Бог знает, как для кого лучше.

Во дворе дома Тимошка заметил дворника Ивана Лукина и помахал ему как старому знакомому. Иван шутовски отдал ему честь и вытер вспотевший под пышным картузом лоб:

– Пора на прогулку. Ишь, какой денёк разгулялся. Нынче будет жара.

«А ведь и впрямь пора, – подумал Тимка. – Кирьян, поди, заждался».

На этот раз в больницу его повела горничная Маша. Как хорошо бежать впереди Маши по уже знакомому пути. Если бы девушка по дороге то и дело не останавливалась, чтобы поболтать с прислугой из соседних домов, они дошли бы за десять минут. Приятельницы Маши были, как правило, такие же, как она, – бойкие и симпатичные девушки, едва начинающие обживаться в столице. Особенно Тимошке понравилась острая на язык толстенькая Лена, которая смешно окала и ежесекундно хохотала, прихлопывая по бокам пухлыми ладошками.

– Иди, вон твоя больница, – сказала наконец Маша и подвела Тимошку почти к самому корпусу, около которого выстроилось несколько военных. – Я смотрю, здесь и солдатики есть.

Она проводила глазами строй молодых парней в артиллерийской форме и кокетливо поправила воротничок своей шёлковой блузки.

– Ты, Тимошка, беги по своим делам. Мне барыня приказала через пару часов тебя забрать. Будешь меня во дворе поджидать. А я – домой. У меня столько дел! Столько дел, прям не знаю, за что хвататься!

С этими словами она уселась на лавочку и принялась обмахиваться кружевным платочком, то и дело посматривая в сторону служивых и явно не собираясь в ближайшее время бежать по своим неотложным делам.

Кирьян уже не сидел горестно в палате, как в прошлый раз, а ковылял на забинтованных ногах по коридору, путаясь под ногами сестёр милосердия и распугивая случайно зашедших сюда больных.

– Ишь, как брательник твой разошёлся, – поприветствовал Тимошку фельдшер Яков Силыч, – прямо удержу на него нет, хоть верёвкой к койке привязывай. Уж два раза прикрикивать пришлось, чтоб не баловался.

– Да он и дома такой шустрый.

Тимошка солидно пожал руку Якова Силыча и схватил пробегавшего Кирьку за подол рубахи:

– Будешь озоровать здесь – всыплю по первое число, – он украдкой показал Кирьяну кулак.

– Мороженое принёс? – вместо ответа спросил брат и скорчил недовольную рожу, когда Тимка отрицательно покачал головой. – Пойдём, что интересное покажу!

Кирьян потащил Тимошку в дальний конец больничного коридора и приоткрыл дверь в одну из палат:

– Видишь мужика? У него ноги поездом отрезаны. Помрёт скоро. Я тут поблизости верчусь, мне посмотреть охота, как его душа отлетать будет. Как думаешь, душа какого цвета? Чёрная или белая?

Он воззрился на Тимошку, ожидая одобрения. Но Тимке его оживление совсем не понравилось. Он сурово нахмурился и строго взглянул на брата:

– Не подоспей к тебе вовремя мой дядя Петя, лежал бы ты сейчас и помирал, как этот мужик. Интересно тебе было бы?

Кирька призадумался и зачесал рукой в затылке:

– Не-а, не интересно.

– То-то же. Ты чем взад-вперёд по больнице гонять от безделья, подошёл бы и спросил, чем можешь помочь этому калеке. Вдруг ему водицы испить захочется, а ты тут с кружкой наготове и стоишь.

Тимошка решительно отправил Кирьку спать, открыл дверь крошечной палаты на одну койку и подошёл к больному, выглядевшему странно коротким под просторным больничным покрывалом. Глаза несчастного были полузакрыты, а по обросшим щетиной щекам размазана чёрная грязь. В каморке было невыносимо душно. В ноздри ударил тяжёлый запах застоявшейся крови и пота. Тимошку затошнило, он подошёл к окну и попытался распахнуть тяжёлые рамы. Не получилось.

Раненый на постели пошевелился и застонал: «Пить, пить». Мальчик поискал глазами кружку, не нашёл и бросился к посту дежурной медсестры:

– Там больной без ног просит пить!

Пожилая сестрица скатывала в трубочку свежевыстиранные бинты. Она нехотя оторвалась от своего занятия и громко возмутилась:

– Твоё какое дело? Пришёл к своему брату и сиди там. Нечего по палатам скакать. Мы без тебя знаем, кто хочет пить, а кто нет.

– Тётенька, ну пожалуйста, разреши попоить умирающего, – взмолился мальчик.

– Сказала нет, значит нет, а ты мне не указ, – отрезала сестра.

От обиды у Тимошки сжались кулаки, но он не отступил.

– Когда я буду лекарем, я всегда буду помогать больным, – чуть не закричал он.

В тихом коридоре его возглас прозвучал так громко, что из соседней палаты высунулся Яков Силыч.

– Почему шум? – спросил он строго.

– Мальчишка разорался. Все бинты мне перепутал, – не шевельнув бровью, соврала сестра.

– Это неправда! – чуть не плача, посмотрел на фельдшера Тимка. – Там больной пить просит, а она не даёт. Неужели дяденька без ног так и умрёт не попивши?

– Ну, Дарья Ивановна, дождёшься ты у меня. Опять у тебя на посту непорядок, – пригрозил женщине фельдшер.

– Да я ничего, я бы и сама пациента напоила, – заюлила сестра, пряча глаза. – На, мальчик, пои своего больного.

Она налила полный графин воды, накрыла его покорёженной жестяной кружкой и подала Тимофею.

– Она сказала «своего больного», – отметил Тимка, – значит, у меня уже есть свой больной. И я должен ему помогать. – Дядя Яков, разреши мне ухаживать за тем безногим. Я справлюсь. И с Кирькой посидеть успею, – горячо попросил Тимошка фельдшера.

Тимка так хотел, чтобы Яков Силыч позволил ему это, что в ожидании ответа у него даже сердечко заколотилось. Но старик не собирался спорить. Он хлопнул Тимошку по плечу и весело сказал:

– Я тоже мальчиком на подхвате в военном госпитале начинал. Раз ты решил выучиться на лекаря, значит, действуй. Если что, зови меня. А с Дарьей Ивановной, – он кивнул на сестру, – я этот вопрос улажу.

Фельдшер улыбнулся Тимошке сквозь длинные седые усы и снова скрылся в палате, откуда уже слышался нетерпеливый зов больного: «Яков Силыч, помоги ради Бога, натри поясницу, дюже кости ломит».

Когда Тимка прибежал к умирающему, тот уже даже не стонал, а только безнадёжно-тоскливо смотрел на бившуюся в стекло жужжащую жирную муху.

– Пей, дяденька, – Тимошка поднёс к запёкшимся от жара губам безногого кружку с водой, и тот принялся жадно пить, стуча зубами об её жестяной край.

Мальчик намочил водой край бинта, валявшегося рядом, и бережно обтёр больному лицо.

– Потерпи, потерпи чуток, ты поправишься, вот увидишь, – приговаривал мальчик так, как говорила ему мама.

Ему отчаянно хотелось помочь этому незнакомому человеку и хоть чуть-чуть облегчить его страдания.

Мужчина невнятно замычал и заворочался. «Буду сидеть около него, – решил Тимошка, – вдруг ему что понадобится».

Он пристроился на краешке постели да так и просидел всё отведённое ему время, не сводя жалостливого взгляда с лица своего больного. Кирька, похоже, набегавшись за утро, крепко спал, сестра милосердия не заходила, а больной снова впал в забытьё.

– Тебе пора, – заглянул в палату Яков Силыч, – за тобой такая раскрасавица явилась, что впору картину с неё писать. Эх, где мои молодые годы! Я бы за такой барышней хоть на край света побежал!

Он молодцевато подкрутил ус и уже серьёзным голосом пообещал:

– Я пригляну за твоим больным. Не волнуйся, всё будет в порядке.