Читать книгу Летиция, или На осколках памяти - Ирина Июльская - Страница 7

Время летит быстро: за летом – осень, за осенью – зима, а там и весна, нехотя, но неотвратимо предъявляет свои права и солнце тому порукой. Девчонки заметно подросли, особенно Тося и Люся, одна Лида, казалось, не росла совсем, толи и в самом деле накрепко вжилась в роль болезненной девочки, толи конституция такая… Права была Ксения – дробненькая…

Зато Валя еще больше поднялась и окрепла, и в свои четырнадцать выглядела на все шестнадцать, чем радовала мать, украдкой подкармливавшей ее за Лидкиной спиной. Впрочем, Лиду это не особо огорчало, она знала где мать хранит ключ от припасов и когда никто не видел, самостоятельно добиралась до варенья, конфет и пряников. Надо отдать должное, что благодаря трудолюбию и оборотистости Ксении, денежки у нее водились, каждая минута не пропадала зря и когда на работе, особенно летом, случалось свободное время, Ксения клала под ноги деревянный брусок, с вбитым в нее большим гвоздем, на который насаживалась катушка белых ниток №40, и начинала вязать крючком кружева, в основном, модные тогда подзоры на покрывала и прошвы для наволочек. Узор вязала, не глядя, и всегда один и тот же, так как предназначалось это на продажу. Когда было навязано достаточно, Ксения кипятила и крахмалила под утюг кружева, затем аккуратно скатывала их, заворачивала в чистую белую ткань и оправлялась в подмосковный Ногинск, где продавала на рынке. Так, от копеек к рублю, и скапливала денежки, а еще продавала яйца от своих кур, шила из тика чехлы, набивала перьями подушки и перины, поэтому были у Ксюши праведные доходы, благодаря сметливости и трудолюбию. И только позднее, во времена Хрущева, все курятники, крольчатники и даже голубятни были взяты под контроль финансовой инспекции. Наступила борьба с незаконными доходами, количество домашней и приусадебной живности строго регламентировалось законом. Куры Ксении были помечены зеленой масляной краской, у соседей голубой, красной, черной. Фининспектора боялись, как страшного суда, и сердце одинокой, растящей троих детей женщины, каждый раз трепетало, заметив мужчину с портфелем, около ее курятника. Упаси, Боже штраф припаяет! Так, постепенно и пропала живность со дворов старой деревянной Москвы, а ведь для многих это было подспорьем для семьи, как и в случае Ксении, ведь зарплаты стрелочницы не хватало, а детей надо кормить, обувать-одевать.

Валя, закончив семилетку, поступила учиться в автомеханический техникум, а вот двенадцатилетняя Лида школу после пятого класса бросила и пошла работать на завод, ученицей бухгалтера или учетчицей. Ей, по причине малого роста, специально оборудовали рабочее место, так как мебель в конторе была дореволюционная, массивная. Стол, за которым работала Лида, был настолько велик, что ее за ним не было видно, торчала одна голова. Пришлось на стул поставить перевернутый к верху дном ящик и под ноги тоже подложить большой ящик, чтобы усесться за свое рабочее место, Лида вставала сначала на него, а затем садилась на ящик стула.

Маленькая, с косичками, она, не поднимая головы, корпела над огромными оборотными ведомостями. В развернутом виде они занимали почти весь стол, а на столе еще стояли и старинные счеты – ровесники древней Греции, с арифмометром «Феликс». Вычислительных машин тогда в помине не было, поэтому Лида весь день гремела костяшками счетов и крутила ручку арифмометра. Так и осталась на всю жизнь в бухгалтерии, хотя мечтала стать балериной и даже немного походила в хореографический кружок, который пришлось оставить из-за полного отсутствия слуха. Когда у балетного станка, по команде хореографа, ученицы дружно поднимали ноги, Лида опускала, а когда надо было ногу опустить, Лида, напротив, поднимала ее и никак не могла попасть в ритм. Так, помучившись в танцевальном кружке, с мечтой о балете пришлось распрощаться и пойти работать. Радовало одно: за это платили, пусть и немного, но в назначенные дни деньги в Лидкином кармане появлялись. Мать у нее их не забирала. – Что взять с больной, сегодня работает, а завтра? Глядишь, расхворается и сляжет. – снисходительно к дочери рассудила Ксения.

Не смотря на малый рост и хлипкий вид, ее средняя дочка, в отличии от старшей, рано проявила интерес к мальчикам и частенько бывала застигнута за дверью, где уже лет с десяти полюбила целоваться с дальним родственником, троюродным братом, таким же пацаном лет двенадцати. В тщедушном теле Лидки рано зажегся огонек чувственности, что впоследствии сыграло в ее жизни немаловажную роль. Мать как-то застала малолеток за их любимым занятием, парень моментально сбежал на свою половину барака, а Лидке отвертеться не удалось и мать, никогда не поднимавшая на детей руку, шлепнула Лидку по пухлым губам:

– Смотри у меня! Ишь, куда тебя потянуло! Больная-больная, а с парнями тискаться за дверью здоровая! —