Читать книгу Стороны света - Ирина Машинская - Страница 3

Сначала я три раза постучал

и подождал, но не было ответа.

Курил себе бессовестно, скучал.

Фонарь потух, и я сидел без света.

Еще немного и пора, пора.

Приду еще, когда я постарею.

Надеюсь, эти фраера

откроют старому еврею.

Я в смерти был не первый человек,

не первый, и не скажешь, что последний,

но видел я лишь оброненный чек

и стул без ножки, что стоял в передней.

                   ***

Свечное пламя мается, дрожит.

Сгорая, мотылек его целует.

Мой друг не пишет – он, как тень, танцует

и на ловца, как зверь, бежит.

Сдвигается зима, ее слепые створки.

Домашний газ свой синий язычок

выпрастывает из конфорки.

Дом позабыл, как умер мотылек.

Забывчивостью – что хотел он показать?

Зачем он книги старые расставил

так нарочито, словно неких правил

он вел – разъятую по комнатам – тетрадь?

Прошли года, а он все делал вид,

что – черствому – не до жильцов покойных.

Но я-то видел, как он был укрыт

огромной пленкой крыльев треугольных.

                    ***

В твоих чертах уже проявился

чужой человек. Ты носишь его на себе —

еле заметный контур поверх твоего лица.

В уголках глаз, где было (ты помнишь?) моё место,

обосновался он – вот след его поцелуя.

Только я вижу разницу.

Иногда он просыпается, начинает ворочаться,

смотрит по сторонам и тогда – выпадает

из тебя, как из колоды джокер. Становится рядом.

Идёшь, о двух головах.

А я никогда не мог

стать тобою хотя бы наполовину.

Во мне сохранился голод неразделённого существа.

Я касался тебя, ничего не понимая.

Жил то там, то сям. Ютился

между костяшками пальцев, спал

в уголках глаз. Не оставлял следов.

                    ***

Скоро женщины, которых я любил,

станут старенькими.

Маленькими сморщенными корнеплодами.

Будут расти в земле, пожирать ее соки.

Оттуда говорить, невнятно и глухо:

«Никитин, принеси сигареты.»

Я пойду за куревом,

красивый молодой мужчина без души.

                    ***

Говоришь, бывает, с другим

про зеленый сад,

про закатный дым.

Между тем ты сам виноват.

Между тем ты сам виноват,

что туда тебя не зовут.

И забвения виноград

на уста тебе не кладут.

Даже звать тебя «Виноват».

И зима прядет

много лет подряд

тонкий, как паутина, лед.

                   ***

Дом снесли, а мы еще стоим.

Я смотрю спокойно на отца

и не знаю, что мне делать с ним.

Всё проговорили до конца.

Боли нет, досада – может быть.

Точку бы поставить и уйти.

Выпить разве – я умею пить.

Вот недавний пост – его прочти.

Нет веранды этой, кухни нет,

но отец все думает, не спит,

видит на веранде силуэт,

слышит, как на кухне пол скрипит.

                     ***

С тех пор, как стал я нелитературный,

обычный человек,

с меня сошел налет культурный,

как жидкий снег.

И если скажут: «Вот у Аронзона…»

Я более не помню Аронзона.

«Есть у Айги…» Я позабыл Айги.

Вокруг меня теперь сплошная Зона.

И здесь никто не парит мне мозги.

Хотя, бывает, встретишь человека,

и молвит благородный муж:

«О, как людей ломает ипотека!»

Но это чушь:

На мне облез, как старые обои,

весь этот слой —

без разочарования, без боли,

само собой.