Читать книгу Не рвите нити. Книга 1. За куполом - Ирина Ракова - Страница 3

– Обалдеть, – проговорил он онемевшими губами, вглядываясь в белеющий на доске объявлений листок.

– О, Марк, ты тоже прошёл, поздравляю, – улыбнулась рядом девчушка, растрёпанная, довольная; карие глаза искрились счастьем.

– Спасибо, и тебя, – рассеянно ответил он, тщетно пытаясь вспомнить, как её зовут.

Вернулся глазами к списку. Десять имён. Всего десять – из двух с лишним сотен выпускников. Счастливчики, отобранные в Форсу, сектор боевой магии. И он в их числе.

Поискал ещё одно, старательно просматривая строчки, как будто их там было в несколько раз больше. Почему-то стало трудно связать каждое имя с обладателем. Так и не нашёл.

– Ну, поздравляю, – пропыхтел Миша, вытащив слегка оцепеневшего Марка из толпы. – Я знал, что ты пройдёшь.

– Сильно расстроился? – Марк почувствовал укол совести.

Мишка с детства бредил Форсой – даже больше, чем остальные мальчишки (и добрая половина девчонок, что уж там). Марк и сам любил представлять себя боевым магом, но до фанатизма друга ему было далеко.

– Да нет, с чего бы, я ж говорил, что не пройду. Я тебе даже не завидую нифига, – бодро тараторил тот, старательно натягивая улыбку. – Хотя, кому я вру. Ты ж нотт, сам видишь.

К тому моменту воздух в просторном вестибюле Школы так сгустился от напряжения, что хоть на хлеб мажь. Под высокими потолками, отражаясь от спокойного кремового глянца стен, голоса гуляли звонким эхом от толстых пластиковых дверей до двойной лестницы. Основную массу студентов, конечно, составлял выпускной двенадцатый год – кому ещё понадобится так рано вставать и топать в учебный корпус в праздничный день. Стоял гомон, на который только способны шестнадцатилетние глотки. Толпа у доски шевелилась, подростки пробирались к доске и отходили обратно – кто-то с расстроенным видом, кто-то с безразличным.

Все лавки, естественно, были заняты, и друзья просто вскарабкались на широкие ярко-красные перила лестницы.

– Как всё-таки жаль, что меня в Форсу не взяли, – тараторил Мишка с расстроенным видом. – Вообще, мутно они как-то туда ренов отбирают. У кого баллы высокие, тех не берут; а неудачников всяких, которые ни в учёбе ни бум-бум, ни подтянуться десять раз не в состоянии – пожалуйста. Я сейчас не про тебя, Марк, тебя заслуженно взяли, у тебя-то и мозги, и физические данные… – он снизу вверх покосился на друга. – А вот я…

Марк действительно был крупным и крепким мальчишкой – пожалуй, даже слишком для своих шестнадцати. Мишка, невысокий и пухлощекий, на его фоне заметно проигрывал.

– Что, молчание – знак согласия, да? – после паузы обиделся Миша. – Мог бы и подбодрить хоть чуть-чуть.

– Окей, – невозмутимо отозвался здоровяк. – Не расстраивайся, друг. Ты тоже умный и красивый.

– Я не говорил, что ты красивый, – совсем надулся Мишка.

Марк чуть усмехнулся и от нечего делать принялся в который уже раз разглядывать стену между двумя лестницами. А посмотреть было на что. Рука некого талантливого художника превратила её в огромную, безумно прекрасную картину: корабль несётся по бурлящим штормовым волнам, белые паруса подсвечены солнцем, пробивающимся сквозь бреши в чёрных тучах, брызги летят во все стороны, переливаясь.

– Пацаны! Чё кислые? – на их плечи больно шлёпнулись ладони-лопаты Гены. – Не парьтесь, не прошли и не прошли, не все ж такие зашибенные, как я!

– Да я вообще-то прошёл, – пробормотал Марк, потирая плечо.

– Да ты прошёл?! Серьёзно? Да ты ж красавчик! Да ты ж почти такой же красавчик, как я! – и поскакал дальше.

– Вот почему его взяли? Какой из него боевик? Он же дебил, – снова завёлся Миша.

– Генка? Он не дебил, просто придуривается. Стиль у него такой, – Марк поймал угрюмый взгляд друга. – Да, да, он дебил. Непонятно вообще, почему его взяли, а тебя нет, – поправился с иронией, приводя товарища в бешенство.

Договаривая фразу, он вдруг глазами наткнулся на ту, что давно высматривал в толпе – нерешительно мялась вместе с парой подружек у подножья лестницы. Все трое взволнованно хихикали, набираясь духу для рывка сквозь толпу к доске. Марк видел, как нервно подрагивают её плечи.

– А Полинка прошла? – спросил Миша, проследив за его потяжелевшим взглядом и сразу забыв про обиду. – Что-то я не обратил внимания.

Марк покачал головой.

– Да ладно? Первая ж в году… Вот уж кто-кто, а она… – Помолчал, покосился на друга и осторожно предложил: – Может, сказать ей?

– Не надо.

Честно говоря, окружающая суета уже порядком поднадоела. Голова пухла от струящихся в воздухе чужих эмоций, которые он по прихоти судьбы умел различать. А ещё совсем не хотелось видеть расстроенное лицо Полины и читать в её глазах разочарование, обиду и, может быть, даже злость. Так что, глянув на друга, он невозмутимо соврал:

– Блин, я же вещи забыл собрать.

– Совсем дурак? Я ещё позавчера всё упаковал.

– Совсем дурак? И два дня трусы не менял? Ладно, я пошёл, – Марк, махнув рукой, спрыгнул с перил и отправился наверх.

Длинный навесной коридор, чудо архитектуры, соединял учебный корпус с жилым. Вдоль тонких стен тянулись большие окна, так что зимой здесь было зябко, и Марк почти перешёл на бег. Из окон открывался привычный вид на заметённую снегом спортплощадку и внутренний двор. Там сейчас стояла небольшая, но пушистая новогодняя ёлка – дань традициям внешнего мира.

Он отвёл было взгляд, но тут же вернул обратно, замедляя шаг. Возле ёлки стояли двое мужчин – один незнакомый, в серой форме Ритмы, другой – директор старшей ступени Школы. Обычно спокойный, степенный рен, сейчас он отчаянно жестикулировал, размахивал руками и хватался за голову, что придавало его фигуре в жёлтой куртке комичный вид. Должно быть, что-то случилось. Как Марк ни старался, не мог толком разобрать эмоций этой парочки – слишком далеко. Выбросил их из головы и побежал дальше.

Конец коридора, и ещё два этажа вверх, туда, где жил двенадцатый год. Проходя через пустую общую комнату, он мимолётом кинул взгляд на своё любимое кресло в углу возле окна. В нём, обтянутом чехлом из разнокалиберных джинсовых лоскутков, бывало так уютно сидеть вечерами с книжкой или в наушниках. Или просто развесив уши, прислушиваясь к разговорам товарищей, разглядывая пейзаж в окне, которое как раз выходило на школьный двор, иногда краем глаза посматривая в телевизор на стене.

Нужно радоваться, думал он, со второй попытки открывая старенький замок ключом и падая ничком на кровать. Ещё в раннем детстве, когда его, четырёхлетнего, забрали в корону, не было у них разговоров более увлекательных, чем о боевой магии, и дворовые игры большей частью заключались в швырянии друг в друга «волн» из песка и прочих подручных материалов. Родители недоверчиво качали головами, слушая на каникулах его захлёбывающиеся рассказы, а сверстники из внешнего мира, услышь они, покрутили бы у виска.

Впрочем, взрослея, он всё отчётливей осознавал, что тех самых «необыкновенных качеств», что требовались боевым магам, в конкуренции с одногодками у него не найдётся. Форсу он написал в первой строке скорее потому, что все так делали, чем действительно на что-то надеясь. Вторым сектором в списке желаемых выбрал Меди́цину и был уверен, что именно туда ему и дорога. Так нужно же радоваться, шептал он себе, переворачиваясь на спину, чтобы поглядеть на знакомое облупившееся пятнышко на потолке. Что не так?

Он оглядел комнату. Его вещи, удобный предлог, позволивший улизнуть из переполненного вестибюля, на самом деле давно были упакованы в сумки и лежали под кроватью. В отличие от вещей соседей по комнате.

Мелькнула мысль о том, что надо бы позвонить опекунам. Он вытащил директон и с минуту вертел его в руках, размышляя, нельзя ли просто отправить текст. В конце концов всё же нашёл код опекунши и вскочил на ноги, по привычке отходя к окну, чтобы поговорить.

Там, за тройным стеклом, расстилалась его родная корона, окутанная серым, пасмурным зимним утром, покрытая таким тёмным небом, что даже снег не казался белым. Рены издавна выбирали для своих поселений места самые безлюдные – а значит, непривлекательные для людей в плане климата. Как и в их случае – холодно и снежно зимой, жарко и сухо летом, грязно и сыро весной и осенью. Им рассказывали, что первые короны ареносцы возводили в песках, но здесь были лишь покрытые пыльной, в дождь грязной степной почвой бескрайние сопки и пологие холмы, и только название напоминало о традиции: кум – песок, сора́ – степь… Кумсора́.

– Марк? – послышался из динамика голос опекунши, и, не дожидаясь ответа: – Ну как? Куда прошёл? К нам заедешь? Когда посвящение?

– Эээ, – Марк растерялся, пытаясь решить, на который вопрос отвечать в первую очередь. – Аня. Всё хорошо, прошёл в Форсу, и я, наверное…

В трубке послышался визг.

– …Форса, очуметь, я так и знала, так и знала… – наконец расслышал Марк, когда стало возможно разобрать слова. – Лёха, Лёха! Наш Марк – форс!

Марк усмехнулся, внезапно чётко представив себе, как опекун одобрительно поднимает вверх большой палец, но тут же закатывает глаза к небу, сто́ит прыгающей и вопящей от радости Ане отвернуться.

– Так что я не приеду, Ань, – громко заявил он, пытаясь перекричать её. – А на посвящение вас не пустят, в Форсу нельзя ренам из других секторов. И увидимся только после каникул. Всё нормально?

Когда после долгих поздравлений и прощаний она наконец положила трубку, настроение Марка слегка улучшилось. Он всегда балдел с этой парочки. Рены редко заводили детей – какой смысл, если в четыре года их отправляли прочь из короны. Но каждая пара могла взять на опекунство одного или нескольких новоприбывших. Своеобразная лотерея – дети доставались в случайном порядке каждой подавшей заявку паре. Алексею с Анной достался Марк.

За дверью послышалась возня, и секунду спустя в комнату ввалились соседи, пара безалаберных, шумных парней. Наверное, ему будет не хватать их галдежа, хоть сосуществование с ними в одной комнате порой и доводило до нервного тика. Пропуская мимо ушей громкую трескотню о новых секторах, Марк сел на койку и взглянул на часы – двадцать пять минут второго, уже можно идти на обед.

Приличия ради выслушав, кого из них куда распределили и приняв восхищённые поздравления в свой собственный адрес, Марк смылся из комнаты и снова отправился в учкорпус. Слетел по лестнице вниз, всю дорогу по коридору пробежал бегом, и, свернув за угол, чуть не налетел на неё.

– Полина, – пробормотал он после секундного замешательства.

Он поймал себя на том, что ищет на её лице следы слёз – напрасно, впрочем.

– Марк… Я тебя в списке видела, поздравляю.

– Спасибо, – к горлу опять подступал горький комок вины – её глаза и губы приветливо улыбались, но на него явно повеяло холодком обиды.

Чего он и боялся.

– А я в Меди́цину прошла, я же туда и хотела, – бодро сообщила она.

– Здорово… – он замолчал, не в силах придумать, что ещё сказать.

Их было очень немного, ренов, от природы способных чувствовать эмоции окружающих. В Ареносе таких называли ноттами. Марку, единственному нотту во всём своём году, очень повезло с его даром, как всегда твердили ему окружающие. Действительно, своим способностям он часто бывал благодарен. Но прямо сейчас желал им провалиться сквозь землю.

– Ну ладно, ещё увидимся как-нибудь, поболтаем! – прервала затянувшуюся паузу Полина.

– Да, ага…

Он смотрел, как она торопится по коридору в девчачий корпус: колыхались складки тяжёлой зимней юбки, развевались распущенные светлые волосы, длинные и прямые, наворачивались на глаза слёзы. Учиться бы ему вместе с ней на Меди́цине, но нет же, мысленно вздохнул он и побрёл вниз, в столовую.

Там стоял куда более громкий гвалт, чем обычно. Студенты младших годов настороженно таращились на буйных выпускников – те с утра порядком перенервничали и теперь изо всех сил выпускали пар. Марка всё продолжали поздравлять, кое-кто с неприкрытой завистью. Он отыскал столик, где устроился повеселевший Мишка в компании ещё двух одногодников.

– Мы тебе место заняли, – сообщил Миша, убирая с соседнего стула свёрнутую куртку. – Прикинь, мне трёх баллов до Электроники не хватило! Ну и фиг с ним, зато на Ритму прошёл. Во внешнем мире буду работать, о как! С родителями можно почаще видеться… А вот он, – тычок вилкой в сторону мрачного соседа, – на Серве. А ещё в Форсу собирался, – он закатил глаза.

– Ну и не страшно, каждому своё, – Марк отобрал у Миши куртку и положил обратно на стул. – Мои опекуны – оба сервы, и довольны. Там вообще много интересных специальностей.

– Если бы ты там оказался, ты бы так не говорил, – буркнул одногодник.

Марк пожал плечами.

– Пойду, обед себе возьму.

По дороге к раздаточной его пытался перехватить Генка, утверждая, что в разгаре собрание новоиспечённых форсов, и без него никак. Марк увернулся, но, стоя в очереди, принялся разглядывать это «собрание». Неужели вот это элита года, думал он. На первый взгляд, мало кто из них тянул на общепринятый, идеализированный и романтичный, образ боевого мага. Взять вот хотя бы Рому, угрюмого парня с длинноватыми угольно-чёрными волосами: ни с кем не общается, ничем не отличается, учится так себе и вечно ходит, заткнув уши наушниками; даже сейчас только один висит на груди, а другой торчит в ухе. И это форс? Да если бы Марка до распределения попросили угадать, кого именно с его года возьмут в боевой сектор, он бы выбрал совершенно других ребят. И конечно, в их числе была бы Полина!

На обратном пути, уже с подносом, сбежать от Гены не удалось, и Марк покорно последовал за ним, за столик «боевых магов». Тем более что друзья, кажется, забыли про него, и место рядом с Мишкой уже было бессовестно занято.

Называя Генку дебилом, Миша явно погорячился. Тот был удивительным реном, если подумать. Общался со всеми, знал весь свой год – сто шестьдесят семь человек – не просто в лицо и по имени, а помнил привычки и вкусы каждого. Даже среди самых тихонь вряд ли был студент, с которым Гена бы хоть раз за день не перекинулся словечком.

Набивая рот спагетти с тефтелями, Марк думал о том, что вся оживлённая беседа за их столиком целиком и полностью держится на Гене. Разговор как раз зашёл о том, что в этом году новеньких делили между собой пятая и шестая семьи Форсы. «Семьи» состояли из пятерых новеньких, пятерых их наставников – форсов на четыре года старше, и куратора – одного из бывших наставников. Марк сильно надеялся, что попадёт в одну семью с Генкой.

Эти его размышления прервал громкий переливистый звуковой сигнал.

– Выпускники двенадцатого года, – понёсся из динамиков мужской голос. – Слушаем время отправления транспорта до ваших секторов. Не опаздываем. Собираемся у главного входа третьего учебного корпуса Школы за десять минут до отправления со всеми вещами.

Студенты притихли, навострили уши; кто-то уставился на динамик под потолком, словно так было лучше слышно.

– Машина номер восемь до сектора Форса – четырнадцать ноль пять, – донеслось оттуда.

– Что? – выпучила глаза на часы одна из девчонок. – Через пятнадцать минут?!

– Повторяю, – бубнил динамик, – машина номер восемь…

– Они там упали, что ли? – возмутился кто-то. – Нельзя было раньше объявить?

– Надо тогда идти, а то не успеем, – сказала Диана, умница и красавица с косой до пояса и вечной застенчивой улыбкой, с сожалением поглядывая на едва начатый обед – она только-только к ним подсела, выцепленная Генкой из толпы.

– Вперёд, Форса! – заорал Гена. – Экстренная ситуация, времени в обрез!

– Заткнись, Гена! – зашикали на него с соседних столиков. – Нам ничего не слышно, зачем так орёшь!

– Давайте наперегонки, – предложил кто-то, выбегая из столовой, – кто первый во дворе будет.

Девчонки запищали от восторга. Марк закатил глаза, но тут же усмехнулся и сорвался с места, а на первом же повороте был обогнан тихушником Ромой.

Пока они летели по знакомым коридорам, динамики по всему корпусу вещали время машин до остальных секторов: Электроники, Меди́цины и Тиары – сектора, работающего с животными; Сервы, тренирующей обслуживающие специальности, имеющие мало общего с магией, потому непопулярной, но самой многочисленной. Они разминулись с девчонками, которые, шурша юбками, побежали по левому коридору в свой корпус. Повернули направо, и, миновав холодный навесной коридор, поскакали по лестнице на четвёртый этаж, дурачась и преграждая друг другу дорогу.

До того, как объявили машины до Туторы, готовящей воспитателей и преподавателей, и Ритмы, Марк уже был у двери в свою комнату. Повоевав с непослушным замком, он распахнул дверь, накинул куртку, вытащил из-под кровати сумки и выбежал в коридор. Чертыхнулся, вернулся закрыть дверь, краем глаза подметив, что Гена и Рома уже вылетают на лестницу.

Выбегая во двор, пересчитал опередивших – пришёл четвёртым.

– Лучше бы я хоть тефтелю съела, – сказала оставшаяся без обеда Диана, подбегая и откапывая наручные часы из-под рукава куртки. – Ещё восемь минут.

– Меньше краситься перед обедом надо было, – съехидничала девчонка, что поздравляла Марка под доской объявлений.

Подходили остальные, на ходу застёгивали куртки, натягивали шапки, подпрыгивали на морозе. Болтали, смеялись, заново знакомились, словно не проучились вместе эти двенадцать лет.

Подъехал смешной фургончик с пучеглазыми фарами с цифрой 8 на лобовом стекле – в короне такие называли микро́бусами. Из него выскочил водитель, небритый мужичок лет сорока:

– Молодежь! Все здесь?

– Ещё одного нет, – ответили ему.

– Подождём, – добродушно усмехнулся тот.

Через минуту за спинами хлопнула входная дверь, и со ступеней под смешки скатился последний из парней, весь красный и запыхавшийся.

– И где ты был? – сурово вопросил Гена.

– Да я вещи не успел собрать… думал, попозже поедем…

Дорога до Форсы заняла чуть более пятнадцати минут. Выбравшись из машины, ребята столпились нерешительной кучкой на квадратной площадке перед учебным корпусом Форсы.

Трёхэтажное, совсем небольшое по сравнению с корпусами Школы здание буквой «П» окружило их с трёх сторон. Поразмыслив, Марк решил, что оно было даже великовато для Форсы, где училось всего сорок студентов и ещё столько же наставников. Оконные рамы контрастно белели в чёрных кирпичных стенах. Создавалось немного неуютное впечатление, будто здание внимательно разглядывает их всеми этими окнами. Недалеко за зданием внушительно возносилась в зимнее небо одна из шести вышек, поддерживающих купол короны.

Водитель пообещал развезти их сумки по жилкорпусам, когда ему выдадут списки семей, захлопнул дверь и, развернувшись, уехал. А они нерешительно двинулись ко входу вслед за бесстрашным, но тоже немного замешкавшимся Геннадием.

Во время учёбы в школе их каждый месяц возили на экскурсии по разным секторам, так что они прекрасно ориентировались в любой точке короны – Туторе, Серве, Ритме… но не в Форсе. Здесь они до этого не бывали никогда – за чёрную кованую ограду пускали лишь тех, кто принадлежал этому месту. Теперь – и их.

Молодой мужчина в чёрной с красной окантовкой форме Форсы окинул их заинтересованным взглядом и указал на дверь аудитории в конце левого коридора; затем снова уставился в экран директона, состредоточенно набирая какой-то текст.

Они неуклюжей стайкой завернули в коридор и послушно затопали к двери. Немногочисленные студенты и преподаватели провожали любопытными взорами их школьную форму – глубоко-синюю у мальчишек и тёмно-голубую у девчонок. Она так странно выделялась в этом месте, где абсолютно все предметы интерьера и одежда посетителей пестрили лишь двумя цветами: чёрным и белым.

– Зелёные! – донёсся низкий женский голос из открытой двери. – За-алетайте, ра-аздевайтесь. Я – Мадина, он – Ильдар.

Попав, наконец, в помещение, Марк увидел обладательницу голоса – девушку с очень живым лицом, блестящими глазами, копной вьющихся иссиня-чёрных волос и крупным носом, восседавшую на преподавательском столе и беззастенчиво болтающую ногами. Напротив неё, оседлав стул и облокотившись на его спинку, пристроился смуглый паренёк. Оба приветливо улыбались.

– Мы с четвёртого курса, так что кому-то из вас повезёт, и мы вам достанемся в наставники, – сообщил Ильдар. – Остальные все уже наверху, в ассамблее.

Наставники, по традиции Форсы, были у каждого младшего студента, то есть первые четыре года обучения. Вторые четыре года старшие студенты уже сами отрабатывали наставниками. Дуэт «наставник-подопечный», кстати, не мог состоять их ренов одного пола, и Марк с подозрением косился на крикливую Мадину – кто знает, может она ему и выпадет.

Раздеться, навести марафет и проглотить, хлопая глазами, порцию наставлений по поводу предстоящей церемонии посвящения, им пришлось в небольшой светлой комнатке наподобие гримёрки. Из-за пластиковой ширмы, служившей противоположной стеной, раздавался приглушённый шум голосов, фоном звучала лёгкая фортепьянная музыка. Сдвинув ширму и выглянув из-за кулис, ребята увидели маленькую ассамблею, наполовину заполненную зрителями.

В Школе ассамблея была громадная, стоящая отдельным корпусом. Там проходили торжественные мероприятия, культурные события и собрания; при необходимости она вмещала всех студентов Школы сразу. Эта же была рассчитана человек на сто, да и оформлена значительно скромнее. Чистенькая, выкрашенная белым сцена; занавес из нескольких слоёв легкой, полупрозрачной, белой с серым узором и чёрной каймой ткани; белые стены и полы в зале, чёрные мягкие кресла, чёрные же полупрозрачные шторы на окнах – традиционные цвета Форсы.

– Вон они, в первом ряду сидят – ваши будущие наставники, – Мадина указала в зал, где студенты в чёрной форме расселись через одного, оставив по свободному месту рядом с собой, и оживлённо переговаривались. – Мы, короче, пошли. Не забыли? Как своё имя услышите – выходите на сцену и подходите к лидеру.

Она ускакала, утащив за собой Ильдара, затеявшего вдруг оживлённый разговор с девчонками. Выпускники столпились за краем ширмы, разглядывая форсов в зале. Кто-то бухнулся на диванчик, стоявший в углу гримёрки, кто-то бродил туда-сюда, разглядывая вывески и фотографии на стенах. Девчонки по очереди прихорашивались перед зеркалом.

– Интересно, долго ещё ждать?

– Даже если сейчас начнётся, сначала лидер будет спич толкать.

– Да-да-да, много-много пафосу и нудятины.

– Ничего, мы не торопимся!

Марк обернулся, выискивая взглядом обладательницу этого жизнерадостного голоса. Та самая девчонка из-под доски объявлений, как же её зовут-то? Она же говорила тогда, во дворе, пока автобус ждали, а он снова забыл.

Она неожиданно посмотрела в сторону Марка, и он тут же поспешно отвёл глаза. Он привык к тому интересу, с которым на него часто смотрели девчонки. Но здесь, пожалуй, было нечто иное. Что-то подобное он видел в глазах Полины. Как-то это всё-таки неправильно – читать чувства других, когда они сами совсем не хотят их демонстрировать.

Вынужденный смотреть в другую сторону, он остановился взглядом на Роме. Интересно, он и к лидеру на сцену пойдёт в этих своих наушниках?

Минут через пять музыка плавно стихла, раздался звук включённого микрофона. Шум в зале мгновенно прекратился, словно ножом отрезали. В Школе бы ещё минуты две слёзно просили студентов замолчать, со смешком подумал Марк.

– Студенты и бойцы Форсы, – раздался спокойный, мягкий мужской голос, который, казалось, заполнил собой всё пространство, словно вода. – Сегодня мы празднуем последний день этого года и новый статус тридцати двух ренов нашего сектора. Во-первых… Кураторы пятой и шестой семей! Спасибо за проделанную работу.

Зал, только что абсолютно тихий, принялся дружно аплодировать. Пристроившись у удобной, хоть и слегка низковатой для него, дырочки в ширме, явно проделанной здесь специально, Марк разглядел в последних рядах двух поднявшихся с мест, улыбающихся и кивающих мужчин, а на сцене – высокого, подтянутого рена в белой форме старшего состава Форсы. По коже поползли мурашки – такая от него исходила мощь, и в то же время Марк не смог уловить ни одного обрывка его эмоций, ни даже намёка на их присутствие.

– Во-вторых, рубры пятой и шестой семьи! Ваше обучение окончено, а долг наставников исполнен. С завтрашнего дня вы получаете статус альбов.

– Рубры – это наставники, двадцатилетки, – пояснил чей-то голос за спиной Марка. – У них красная кайма и нашивки на форме. А альбы – те, кому уже есть двадцать четыре, бойцы, они с белой каймой.

– У рубров хоть какая-то радость в жизни, – гоготнул Гена. – Хоть одна цветная полосочка. А нам ещё четыре года монохромными ходить, и потом всю жизнь.

– Нам четыре года вообще в чёрном ходить, без всяких каёмочек. Мы теперь атры.

– Прямо траур какой-то… Оптимистично они новичков встречают.

В зале тем временем передний ряд, развернувшись лицом ко второму, с чувством аплодировал своим старшим, поднявшимся с мест. Марку пока явно нравилась эта церемония, строгая, простая, без лишнего пафоса и никому не нужных длинных речей.

– Атры пятой и шестой семьи! – после небольшой паузы продолжил лидер. – Вам предстоит ещё четыре года обучения – обучения и преподавания. Завтра вы становитесь рубрами и начинаете свою работу наставников.

Пока звучала очередная порция аплодисментов в адрес передней группы форсов, внимание Марка случайно привлёк еле заметный эмоциональный след, витающий над ренами, что сидели на креслах вдоль стен, боком к сцене. Судя по всему, это были преподаватели и командующий состав, потому что у всех кайма блестела серебром или золотом, а некоторые были в белой, как у лидера, одежде. От них веяло неуловимой тревогой, и хотя по их лицам или поведению вряд ли что можно было понять, Марк ощущал: что-то тяжёлое лежало на их душе, какая-то неприятная обязанность… или новость. Почему-то ему вспомнилась сцена во дворе у новогодней ёлки, которой он сегодня стал свидетелем. Директор Школы, так несдержанно размахивающий руками в разговоре с ритмом… С чего бы? Покосившись на взволнованных одногодок, он молча оставил свои впечатления при себе.

– А теперь о ваших новых учениках, выпускниках Школы, – обратился лидер к первым рядам, когда все опустились на свои места. – В очередной раз хочу вам напомнить: мы подбирали в дуэты психологически совместимых друг с другом ренов. Но в первую очередь именно от вас зависит, насколько успешно вы поладите. Нам нужна от каждой семьи гармоничная, сильная, боеспособная команда из пяти крепких дуэтов и эффективного куратора. Будьте добры, сделайте всё, что в ваших силах.

Он открыл папку, что лежала на кафедре перед ним.

– Карина Верайн, – разнёсся его голос, – наставница Марка Рахленко.

– А ну пошёл, ты чё встал, – грубовато пнул Гена остолбеневшего товарища.

На слегка ватных ногах Марк обогнул край занавеса и оказался на сцене одновременно с поднявшейся из зала девочкой. На вид она была совсем как ребёнок: маленькая, тонкая, очень смуглая, круглолицая, с острым подбородком, длиннющей чёрной косой за спиной, чуть курносым носиком и большими чёрными глазами, слегка раскосыми. Она глянула на него, задрав голову. В зале послышались смешки, и даже здесь было слышно, как басом ржёт за ширмой Гена. Марк был самым высоким из парней своего года – она же явно не дотягивала и до полутора метров.

Столкнувшись глазами с лидером, он снова ощутил, как по коже побежали мурашки. Лидер Форсы тоже был ноттом, понял Марк, чертовски сильным и опытным. Довольно молодой на вид мужчина, не старше сорока, высокий, статный, брутально-красивый. Тёмные волосы косой чёлкой падали на лоб, губы слегка были сжаты в спокойной, уверенной полуулыбке. И глаза – карие, бездонные, гипнотизирующие. Они пронизывали насквозь, выворачивали душу, подчиняли волю, вселяли суеверный страх и одновременно притягивали как магнит.

Наставница протянула ему руку и повела прочь со сцены. И Марк как во сне спустился, уселся на своё место рядом с ней и принялся наблюдать, как остальные старшие по очереди поднимаются из зала навстречу выходящим из-за кулис выпускникам. Но всё это время, куда бы он ни посмотрел, видел перед собой глаза лидера, словно тот решил следить за ним всю оставшуюся жизнь. Интересно, ещё кто-нибудь здесь чувствует что-либо подобное, думал он, глядя на заполняющиеся передние ряды ассамблеи.

Карина только покачала головой, перехватив его любопытный взгляд, когда он хотел с ней заговорить. Никто из форсов не разговаривал и не давал разговаривать новичкам – во время церемонии это было недопустимо. Только Генка всё-таки начал обсуждать свои впечатления, с размаху бухнувшись в кресло, да ещё и во весь голос, так что на него зашикали даже свои.

Когда Рома (наушники он не только вынул, но и аккуратно заправил за ворот) и его новоиспечённая наставница отправились со сцены на свои места, лидер, захлопнув папку, обвёл глазами ассамблею.

– Всех вышеперечисленных с завтрашнего дня считаем атрами, – молвил он. – Теперь что касается кураторов. Пятая семья – Анастасия Тихомирова. Возражения?

В глубине зала, где сидели бывшие наставники, поднялась востроносая девушка с очень светлыми, почти белыми волосами, и плавным, мягким голосом сообщила, что не возражает. В зале никто не высказал ни капли удивления.

– Олег Баландин, – пронёсся по залу голос лидера, а Марк, не поворачивая головы, почувствовал, как на этот раз мысленно вздрогнули сразу несколько человек из старших, сидящих поблизости. – Куратор шестой семьи.

Марк посмотрел на свою наставницу, пытаясь вникнуть в причину её беспокойства. Она уставилась на лидера непонимающим взглядом. У того на губах играла лёгкая улыбка, точно он знал, что его слова вызовут такое волнение, и теперь с интересом следил за залом. Там поднялся взволнованный шёпот, особенно с задних рядов. Кто-то открыл рот и вытаращил глаза, кто-то вытянул шею, вглядываясь в задние ряды. Карина нахмурилась и тоже обернулась на медленно встающего со своего места долговязого, сутулого парня с неопрятно торчащими в стороны и лезущими в лицо волосами до плеч.

– Лидер, – негромко, но внятно произнёс он, – ты уверен, что эта честь принадлежит именно мне?

Он говорил спокойно и вежливо, но Марк слышал насмешку в его словах; сам этот рен производил на него странное, отталкивающее впечатление.

– Абсолютно, – серьёзным тоном подтвердил лидер.

Несколько секунд они стояли, упорно глядя друг на друга – присутствующие со своих мест переводили взгляд с одного на другого, будто на теннисном матче, – затем Олег отвёл глаза и, уже опускаясь в кресло, ответил:

– Возражений нет.

– Тогда, поздравляю всех с новыми статусами! – тут же сказал лидер, и захлопнул папку.

Марк обратил внимание на кудрявую рыжую девушку, что сидела слева от него. Кажется, в какую-то секунду она собиралась вскочить, но лишь закусила губу и осталась сидеть на месте, глядя прямо перед собой. Через несколько секунд, встретившись глазами с Кариной, затрясла головой, так что два задорных хвостика, собранные толстыми резинками, пружинисто запрыгали, – и в отчаянии развела руками в жесте, который Марк бы озвучил как «Какого чёрта?».

Тем временем мягкая улыбка пропала с лица лидера; теперь он смотрел на них жёстко и очень серьёзно.

– Теперь, – изменившимся голосом сказал он, когда они затаили дыхание в недобром предчувствии, – у меня для вас ещё одна новость. В подробности вас вечером посвятят ваши кураторы, с которыми чуть позже у нас ещё будет разговор, а сейчас я постараюсь донести основную суть. – Он выдержал паузу, превращая взглядом в камень каждого сидящего в зале. – Ни для кого из вас не секрет, какие напряжённые отношения у нас сложились с внешним миром в последние несколько лет. Люди давно уже очень старательно искали повод нас скомпрометировать, а мы не менее старательно пытались им этого повода не давать. Однако, момент настал, и пусть для вас это не станет неожиданностью: сегодня утром организация, известная нам как «Мост», сделала первый шаг к расторжению мирного договора, заключённого с Ареносой без малого пятьдесят лет назад. Фактически, внешний мир готовится объявить нам войну.

Лидер умолк.

Нотты обладают способностью непостижимым образом чувствовать нервные импульсы собеседника, что несут в себе информацию об эмоциях, которые тот испытывает. Полезная способность – она даёт возможность выявить ложь, или понять, что замышляет противник, например, в поединке, да и общение в каком-то смысле облегчает. Но есть и неприятная сторона: воспринимая чужие эмоции, мозг нотта, кажется, отчасти принимает их за свои. Именно поэтому большинство ноттов считаются буками и одиночками – им просто тяжело находиться в одном месте с большим количеством ренов, с их букетом эмоций, переживать одновременно всё, что чувствует каждый из них в отдельности.

Пока Марк пытался вникнуть в смысл последней фразы, потрясение, в той или иной степени испытанное без малого сотней находящихся в ассамблее человек, волной электрических импульсов хлынуло в его нервную систему. Опомнившись, он попытался оградиться, но было поздно. Сердце колотилось где-то под кадыком, шум в глазах и ушах затопил всё вокруг, сменяясь чернотой…

Электрический удар пронзил тело, возвращая сознание вместе с чувством тошноты в пищеводе, ватой в ногах и ушах, мурашками в кончиках пальцев и хороводом цветных пикселей перед глазами. Наставница убрала руку с его запястья, и отвела взгляд. Кажется, лидер говорил что-то ещё, но Марк не расслышал – отчасти из-за шума в ушах, отчасти из-за утраченной на время способности обрабатывать информацию.

Приходя в себя, Марк машинально поплёлся за вскочившей Кариной к выходу. Уже в дверях он, повинуясь внезапному стимулу, обернулся к сцене – лидер всё ещё стоял там, наблюдая за расходящимися студентами. На мгновение их глаза встретились – и Марк снова ощутил ту необъяснимую силу, переворачивающую душу с ног на голову.