Читать книгу Почему молчала русская… - Ирина Талая - Страница 8

На автобусной станции меня ждала невысокая миниатюрная брюнетка. У нее трое детей? Джип защитного зеленого цвета. На заднем сиденье – ворох бумажек, машинки. Да, у нее трое детей, и все – мальчишки! Вот это да! И я без испанского! Как же мы будем понимать друг друга? Так как я не знала языка, моя зарплата была срезана до 470 долларов. Был ли у меня выбор?

Мне показали дом: два этажа жилых и гараж внизу. Во всем чувствовалась практичность: мебель темная, хорошего дерева. Большие окна задрапированы темно- зелеными шторами. Тепло. Моя комната внизу, отдельно от всех. Хорошая постель, душевая комната. Неплохо.

Хочу увидеть детей, они в школе до 15. Здесь в три года дети уже в школе. Не рано? Куда они так торопятся? Все зависит от детей – какие они? А если не будут слушаться? Как же мы будем понимать друг друга? Дом наполняется детскими криками: я их и вижу, и слышу.

Какие разные! Бутуз двух лет, худенький красивый – четырех лет и пятилетний молчун. Ой, мальчишки, куда же я влезла?!

Меня хорошо накормили, только не было бульона: они не готовят супы. На сегодня все – я отдыхаю, завтра первый день работы.

Утром за завтраком увидела всех вместе. Красивые дети, спокойные мама с папой – семья. У моей дочери этого нет. Она там одна. Нет, не могу думать, эмоции спрятать – и вперед! Дети должны быть умыты, причесаны, надушены, одеты, а я должна перевести их через дорогу в садик.

Я не буду здесь одна. Как здорово! Красивая рослая испанка будет со мной. Очень красивое, звучное имя – Мерседес. Очень похожа на леди Ди, только черты немного резковаты. На ней – приготовление обеда. Но это позже, сейчас – уборка дома. Вот так! Это я думала, что буду заниматься только детьми! Чистота этого дома – на мне и Мерседес. Она мне показывает, как хотят, чтобы было убрано жилье. Дома мы проще относимся в уборке квартиры – главное, чтобы было чисто. Здесь каждая вещь на своем месте, краны в ванной комнате должны быть отполированы, часто протирают оконные стекла. Дома мы всю уборку оставляем на субботу, здесь каждый день, как воскресенье – все чисто! Конечно, есть я и Мерседес. Она очень сильная, работает быстро, а я вожусь с каждым углом. И глажка еще? К обеду я была выжата. Вернулась на обед хозяйка, смотрит на меня с иронией. Ничего, я втянусь! Меня отпускают с подносом вниз пообедать. Наконец-то! Мне показывает на часы: в 16 я должна быть здесь. Есть возможность отдохнуть! Слышу: «Siesta». Надо посмотреть его значение, когда будет время.

Начался следующий день: поднять, умыть, одеть, накормить и проводить до дверей школы. Было видно, что дети достаточно воспитанные. Эта рутина их не раздражает. Не понравилось мне, что должна обувать их, когда они пьют свое Кола-Као. Они сидят, а я на коленках обуваю их почти под столом. И старший еще пытается отмахнуться от меня. И не шлепнешь, ребенок чужой! Чепуха, выдержу! Ждала время, когда останусь с ними одна, с явным беспокойством. Чем их займу? Они маленькие! Значит, будем играть!

Через месяц родители с удивлением наблюдали за нашей компанией. Мы играли в пиратов, устраивали автомобильные гонки, их игрушки приобрели новую жизнь. Все двигалось, урчало, пипикало. Я оказалась права: дети станут твоими союзниками, если ты будешь одной из них, на равных правах. От меня зависело, как они проведут время. Поэтому достаточно быстро мое слово для них стало весомым. Нельзя не слушаться меня – ведь мы запланировали перестроить крепость.

Сколько длился мой рабочий день? 12 часов на ногах, а вечером я ждала, когда же удастся упасть в свою постель.

Я смогу все, лишь бы все было хорошо у моей дочери.

Так проходили мои дни.

Потихоньку я начала понимать Мерседес. Какая умница! Сколько же она вытерпела! Мне разрешили звонить с домашнего телефона, и она оказалась свидетельницей наших диалогов. Я не ревела, когда слышала голосок моей дочери и, только положив трубку, просто умывалась слезами.

И не было возможности остановиться:

– Мамочка, я больше не могу! Я хочу домой! Хочу быть с тобой!

– Лапуша, девочка, подожди немножко! Дай мне еще чуть-чуть времени. Не платят мне хорошо, я ничего не скопила. Все отправляю тебе и за телефон плачу. Если вернусь сейчас, все будет опять плохо! Лапушенька, потерпи немножко, пожалуйста!

– Я знаю, ты нашла там лучше жизнь и не вернешься домой!

– Да что же ты говоришь, девочка?! Я вернусь. Я здесь для того, чтобы ты могла нормально питаться…

Был ли у меня другой выход?

– Лапушка моя, подожди! Девочка, я хочу присмотреться к этой стране. Я все больше думаю, что было бы здорово тебя сюда забрать. Дай мне время!

– Нет, мама! Другая страна – нет! Здесь мои друзья, папа… А Кеша?

Мы плакали вместе. Нас разделяли 40000 километров и одна огромная, бесконечная, как Вселенная, безысходность на двоих.

Никогда не прощу человеку, который был отцом моего ребенка, этих слез. Вспомнила самый веский довод, который я приводила, когда пыталась до него достучаться: ты знаешь, что я одна, родных нет. Если ты потеряешься в этих делишках или в ваших праздниках, нет никого, кто мне поможет. Тебе помогут – вас много. Мы одни – я и наша дочь!

Говорят, что это большой грех – не прощать. Значит, я очень большая грешница!

Никогда не прощу.

Мерседес, стала меня вытаскивать по субботам в свою квартиру «на чашечку кофе». Я увидела ее жилье – 100 квадратных метров ухоженного уюта. Двое детей, очень серьезных, и, под стать ей, высокий красивый муж. Окончив школу, Тата, так ее звали дети, начала работать в домах как ассистентка. Ей платили хорошо -вкусно готовит. Здесь это очень ценят. Вот таким трудом добилась всего.

Она меня познакомила со своими подругами. Представила меня так:

– Это —русская! Она работает с малышами так, как никто больше. Великолепная компания: я – иностранка – среди четверых спокойных обеспеченных испанок. Собирались, чтобы пообедать, пили вместе кофе. Мне не хватало чего-то в этих посиделках. А чего именно, никак не могла определить. И потом поняла: они не жалуются на своих мужей, они вообще не жалуются. Их жизнь течет размеренно и очень спокойно. Нет этого русского подтекста – «преодолеть – вытерпеть». «Преодолеть» безденежье, «вытерпеть» характер своего мужа. Их мужья не создают столько проблем, как наши. Испания – страна, где нет алкоголиков. В более низких слоях могут курить марихуану, есть потерянные для своей семьи и бизнеса кокаинщики в более высоких слоях. Средний слой общества стоял твердо на ногах и уходить от этой действительности не собирался. Поэтому, когда они собираются вместе, то говорят о своих детях, о планах на выходные, делятся рецептами. Там я услышала слово «disfruta» – наслаждайся. Наслаждайся этим днем, этой компанией, этой чашкой кофе. Дома мы не наслаждаемся – мы выживаем. Довольно быстро я сравнила наши кухни: их более богатая. Думаю, это климат, и то, что женщины чаще всего не работают. А если работают, то, максимум, до 14—15 часов, как Мерседес. Их работа – дом, дети, кухня, питание семьи, уход за своей внешностью… Их квартиры, их обеды – как на картинке дамского журнала. Нет привычки готовить на три дня, каждый день на столе свежие блюда.

Я по-хорошему завидовала им: вот ведь повезло! А тем временем, мои испанские подруги искали для меня выход. После одной такой встречи они решили добиться от хозяйки документов для меня. Документов, которые дадут мне право работать легально. Думаю, что главным поводом было нежелание Розы поднимать мне зарплату. Никогда она не делала документы. Всегда в ее доме была няня-иностранка и всегда—нелегалка. Была в Розе какая-то двойственность. Ее полностью устраивала моя работа, низкая оплата и мой нелегальный статус в ее доме. И тем не менее, она не раз меня спрашивала: «А почему ты выбрала Испанию?» Спрашивала с такой горечью, словно я была замызганной нищенкой, которую необходимо выдворить из ее прекрасной страны. Они стала со мной еще суше, когда средний ребенок, самый проблематичный, в ее присутствии назвал меня «мамой». Это было время, когда я поняла, что переусердствовала. Дети слушались меня больше, чем своих родителей. Именно в этот момент подруги Мерседес и начали говорить Розе о документах для меня. По напряженному лицу хозяйки я поняла, что переговоры были долгими и непростыми.

Я доставляла ей неудобство. Она не расистка, ее предприятие сотрудничало с русскими, только эти русские были богатыми. Барки из Х. поставляли в Россию морепродукты. Иногда, помогая разгружать ее машину, я поднимала наверх пакеты с тугими пачками денег. Расчеты, по-видимому, велись наличными деньгами, в обход налоговой полиции.

Нужно было ждать, а сил не было. Ничего не изменилось во мне: как машина, я выполняли свою работу. Трое мальчишек, словно «хвостики», бегали за мной повсюду и были ко мне очень привязаны.

В августе мы отдыхали на море, разместившись в уютном маленьком коттедже в два этажа. Хозяева так привыкли к моей покладистости, что я превратилась в рабочую лошадку. Вся семья спускалась вечером к морю, и оттуда я должна была перетаскать детей в постель. В конце рабочего дня я была так вымотана, что боялась не донести мальчишек. В один из этих дней нашла свое отражение в зеркале… На меня смотрела 50—55-летняя женщина, очень страшная и худая.

И я спросила себя:

– Чего же ты добилась за эти десять месяцев?

Итог этих месяцев был неутешительным: подруга устала ждать меня. Моя девочка стала капризной и раздражительной. Все чаще не отвечала на вопросы моей подруги. Ей стало тяжело. Дочь вернулась домой. Появился отец, вдвоем они вели хозяйство. Мог ли он заменить меня в этом случае? Нет, дочь ждала меня.