Читать книгу Почему молчала русская… - Ирина Талая - Страница 9

В одну из темных августовских ночей я поплелась, обессиленная за целый день суеты, на море и рухнула на прибрежный песок. Наблюдая за небом, темь которого рассекали трассирующими следами метеориты, я поняла, что проиграла. Кто я, чтобы изменить что-либо в жизни, даже в собственной? Нашими жизнями играют те, у кого есть деньги и власть. Противостоять им невозможно! Я должна вернуться домой.

Позвонила адвокату, которая готовила мои документы для легализации.

– Анна-Мари, не могу больше! Я возвращаюсь домой! Боюсь за мою дочь! Спасибо вам за все!

– Подожди, одну неделю подожди!

– Не могу больше!

– Хорошо, я сама зарезервирую билет. Мы скажем твоим, что ты едешь в отпуск. Не жги все мосты: кто знает, как получится!

Я ждала субботы: вылеты в Москву были в четверг и в субботу. Значит, в 15.00 я буду в Москве. Через день после моего разговора мне звонит Анна-Мари, голос такой звенящий:

– Бери свои документы, и я тебя жду в моем кабинете!

Ничего не понимая, отпрашиваюсь у Мерседес и бегу в центр города, где была эта адвокатская контора. Оттуда, без объяснений по дороге, мы идем в какой-то офис. И только там, после того, как я подписала какие-то документы, Анна-Мари мне говорит:

– Это твое разрешение. У тебя есть возможность съездить домой и вернуться.

Синенькая такая бумажка с моей фотографией. У меня не было сил радоваться. Были рады все остальные, прежде всего, за мою дочь. Не моя победа – была победа четверых испанских se; oras, которые каким-то образом поняли, что мне надо помочь.

Хозяйка сжала зубы:

– Чтобы через месяц была здесь!

Меня отвезли в аэропорт. Попрощалась с хозяевами: я вернусь! Мысленно была уже по дороге к моему дому. Так быстро не получилось: в списках пассажиров этого рейса моей фамилии не было. А факс, подписанный представителем компании, не имел значения. Это был скандал! Анна-Мари срывалась на крик, разговаривая с этим представителем:

– Это вам не Россия, здесь есть правила! Ваша роспись – это ваша ответственность!

Улетела я только через четыре дня. Села в самолет в яркий солнечный день и через четыре с половиной часа прилетела к началу осени в России. Шарахнулась от таксистов в Шереметьево. Они насели на прилетевших с такой силой, что и те, кто не хотел брать такси, взяли. Я их боюсь, за эти месяцы не забыла уровень криминала в стране. Здесь ничего не изменилось: страна барахталась в условиях «дикого рынка». Опять подумала, что здесь, на этом рынке, цена моего образования и опыта – ноль. Всегда мне говорили, что моя отличительная черта – творческий подход. Но это не нужно – нужны коммерсанты, торговцы. Это было время, когда не производили, а перепродавали.

Как же мы будем с моей девочкой?

Плакали дружно, а когда, наконец, успокоились, долго еще не смогли расцепить наших рук. Она подросла, изменилась: в ней появилась какая-то задумчивость, она стала более молчаливой. Я выстуженным нутром приглядывалась к переменам в моей дочери. Первые дни мы были словно приклеены друг к другу. Вместе возились на кухне, спускались в ближайший магазин, спали в одной кровати. Я была рада, что могу купить моей дочери хорошее мясо, творожок с рынка. Это было почти так же, как в дни, когда в семью приносил деньги ее отец. Мы были две обрадованные девчонки, которым ситуация позволила немножко покутить. Мы не разговаривали о том, что у нас завтра. Останусь ли я дома, уеду ли опять в солнечную страну. Мы оставили это на потом, сейчас мы не хотели этого трогать. Только через две недели я созвонилась со своими друзьями. Все отметились в моем доме, всем было интересно узнать, как же там, в благоустроенной Европе.

Рассказывала: там живут, наслаждаясь жизнью. Замолкали и ждали расшифровки – «а как это?». Рассказывала о довольно миролюбивом народе, о мужчинах, которые не пьют, что, выходя на улицу, пары идут, держась за руку. Любят своих друзей, и когда кто-то уходит из жизни, не плачут много, потому что знают: каждый постарался прожить свою жизнь по возможности счастливо. Страна живет на волне экономического подъема: и я, ухаживая за детьми, получаю в 5 раз больше, чем учитель в школе. Расспрашивали обо всех мелочах, и мне казалось, что после нашей встречи пойдут укладывать вещи в чемодан. Потом понимала, что немногие способны вот так подняться и отправиться в другую страну. Наверное, в них есть что-то, чего нет у меня, вероятно, это была уверенность выплыть даже в этой ситуации, выкарабкаться. У меня ее не было. Деньги закончатся быстро, и дальше нет ничего. Мне нужно было понять, куда все идет. По мнению моих друзей, все продолжало разваливаться, а я искала какие-нибудь признаки выздоровления. Читая местные газеты или задерживаясь у телевизора, ожидала услышать хорошие новости. Например, страна нашла форму организации жизни, удобную для всех – и для бедных, и для богатых. Все равно, как будет называться: капитализм или коммунизм. Жизнь очень короткая, и надо успеть порадоваться ей. Но этого не было. Разваливалось все: растаскивались по частям и продавались заводы, которые недавно были нашей гордостью, нерегулярно получали свою зарплату государственные служащие, разросся только вещевой рынок. Он, как большая раковая опухоль, разросся в боку у города. Оставшиеся без зарплаты воспитательницы детских садиков и бухгалтеры, инженеры покупали больничный лист, чтобы оправдаться на работе, а сами отправлялись в Турцию или Арабские Эмираты за товаром, чтобы потом в субботу и воскресенье пополнить ряды торгашей.

Голова шла кругом – я должна была принять решение. Конечно, можно вернуться в школу… Только мне казалось, что там работают те, у кого есть родители-пенсионеры. Работают взрослые «дети», а содержат их беспомощные родители-пенсионеры. Так куда же мне? На рынок? Исключено. Не было в нашей семье этого в крови. Представила свою мордасию среди сильных напористых женщин в вещевом ряду и усмехнулась: это было бы занимательно и непродуктивно. Так куда же мне? Я не видела больше вариантов. С ужасом думала: выход только один – вернуться в солнечную страну. Там мне платят. Внутри все застыло в предчувствии разговора с дочерью.

Я не хочу ее бросать!

О, Господи, как же это тяжело! Как можно бросить своего ребенка? Иногда вырывалось: «Будь она проклята, эта жизнь!» И опять напрашивалось сравнение: как же счастливо живут там, и как же у нас здесь тяжко. Именно тяжко! Кажется, все так просто: заставь заплатить правильно налоги, позаботься о слабых, а сильные пробьются сами. Сильные этого русского мира не знают этого? Или не хотят знать. Как же все это увязать друг с другом? Моя дочь, страна, в которой мне платят, и страна, в которой мне не заработать? Я не могла все это увязать. Работать там, и как можно чаще приезжать сюда? Раз в полгода. Может быть это вариант? И сколько так? Год? Два? И все то, что крутилось в моей голове и удручало, вдруг приняло другое направление. Здесь никогда ничего не изменить, значит надо просто уехать туда, где уже все изменилось, и люди живут, а не мучаются. И все приобрело другой смысл: надо выдержать. А когда дочь окончит школу, забрать ее в эту страну. Вот и все. Это решение, все остальное – только попытки решить. Все обретает смысл в том случае, если я из списка уберу Россию. Уберу мою страну. Там, где работали мои родители, мои деды… Только их труд, пот и кровь ушли в песок – все оказалось напрасно. Чтобы не оказаться вместе с дочерью втянутой в этот бесцельный водоворот, я должна была вернуться в Испанию, а дочь на время оставить снова одну.

Дочь почувствовала. Я еще раньше замечала, как мы чувствуем друг друга. Если было плохо мне, это передавалось моей дочери, и я чувствовала все, что чувствует моя девочка. Словно пуповина, что нас связывала когда-то, не была до конца разрезана.

Не было видно больше улыбки на ее лице, и она замерла в ожидании разговора и решения. Начала перебирать все возможные варианты. Надежды на ее отца не было. Долг он не вернул, а чем это кончится, никто не знал. Значит, девочку придется доверить кому-то чужому, кому я буду платить. Перебирая в голове всех, кого я знала, вспомнила о женщине, которая искала работу няни. Еще год назад отметила, что это была удача встретиться с ней. Умница, спокойная жена военного в отставке продолжала надеяться на маленькую подработку в семье с детьми. Мы встретились и поняли друг друга. Ее дочь также искала возможность устроиться в другой стране. Мне была обещана полная поддержка с ее стороны, а с моей стороны – зарплата. И, чтобы не была одна дочь дома, я нашла квартирантку на маленькую комнату. Студентку последнего курса из пединститута. Решила, что рассчитала все или почти все. И остановилась перед невозможностью объяснить моей дочери, что должна уехать. Шли дни, и я понимала, что все мои расчёты летят в никуда. Моя дочь не может быть без своей матери! Когда оставалась одна в квартире, бралась за голову и выла, как самая настоящая волчица.