Читать книгу Вацлав Гавел: жизнь в истории - Иван Беляев - Страница 10

13 сентября Чемберлен уведомил Гитлера о готовности нанести личный визит. 15 сентября фюрер принял британского премьера в своей резиденции в Берхтесгадене. 18 сентября по приглашению английского правительства в Лондон прибыли премьер-министр Даладье и министр иностранных дел, будущий вишист Жорж Бонне. Чемберлен ознакомил французов с результатами своей поездки к Гитлеру, и обе стороны договорились о совместном предъявлении ультиматума Праге. В ноте, направленной чехословацкому правительству 19 сентября, западные державы требовали передачи Германии пограничных районов, в которых немецкое население составляло более 50%.

«Глава британского правительства <…> при энергичной поддержке Даладье опустился до роли какого-то незадачливого политического коммивояжера, который судорожно метался межд Гитлером и чехословацким правительством. Даже больше: Чемберлен унизился до того, что превратился в “большую дубинку” нацистского “фюрера”, требуя от Чехословакии капитуляции перед германским агрессором», – писал советский посол в Великобритании Иван Майский34.

21 сентября эта нота, сперва отклоненная министром Крофтой, была вручена президенту. «Французский посланник передал мне ответ своего правительства со слезами на глазах; по праву он оплакивал конец двадцатилетней политики, которой мы оставались верными до самой смерти. Что чувствовал в эту минуту британский посланник, я не знаю: он был холоден и смотрел упорно в пол во время объяснений французского посланника. У меня было впечатление, что оба в душе стыдятся миссии, которую от имени своих правительств выполняли», – вспоминал Бенеш35.

В тот же день в Праге начинаются протесты, президент Бенеш просит премьер-министра Милана Годжу об отставке и назначает новое правительство во главе с генералом Сыровым. 23 сентября Великобритания и Франция информируют Бенеша, что не возражают против мобилизации (на Граде снова решили, что Франция все-таки подтверждает союзнические гарантии). 24 сентября правительство и военное руководство эвакуировались из Праги, в городе устроено затемнение. По всей стране мобилизовано около полутора миллионов человек.

Однако одновременно с этим британский премьер опять летит в Германию – Гитлер принимает его в Годесберге. 24 сентября Германия выпускает годесбергский меморандум, в котором требует передачи Судет до 28 сентября и проведения плебисцитов в районах со смешанным населением.

25 сентября Чехословакия отклоняет меморандум. Во Франции мобилизованы 600 тысяч человек. Лондон начинает мобилизацию военно-морского флота. Но немецкий блеф продолжается – Гитлер не отдает приказа об атаке, потому что 28 сентября в Мюнхене собирается совместная конференция Германии, Великобритании, Франции и Италии. 30 сентября лидеры стран-участниц подписывают соглашение, предложенное Бенито Муссолини и фактически копирующее годесбергский меморандум Гитлера.

5 октября Эдвард Бенеш добровольно оставил пост президента и без промедления покинул страну. Президента впоследствии много раз упрекали в трусости и капитулянтстве. Ему никогда не забыли обращенных к нации слов, что у него-де «есть план»: злые языки потом говорили, будто на самом деле он хотел сказать «аэроплан».

Уже в социалистические времена возникло устойчивое противопоставление «народа, который хотел сражаться», и предавшей народ политической элиты. Отчасти это представление дожило и до наших дней, хотя с тех пор историки уже успели его серьезно потрепать. Здесь обязательно стоит упомянуть Яна Тесаржа и его книгу «Мюнхенский комплекс». Еще в 80-х годах диссидент и политический эмигрант Тесарж приложил серьезные усилия к тому, чтобы развенчать миф о «народе, готовом сражаться». «Мюнхенский комплекс» убедительно доказывает: что бы ни твердила коммунистическая пропаганда, Чехословакия в 1938 году не была готова к войне.

Инженерные укрепления на границе с Германией потеряли всякий смысл после аншлюса – Третий рейх готов был атаковать через бывшую австрийскую границу, которая подобным образом не укреплялась. Потенциальными противниками Чехословакии были Польша и Венгрия. Среди полутора миллионов мобилизованных солдат было триста тысяч немцев и сто тысяч венгров, и никто не знает, насколько надежными они оказались бы во время войны.

Но самое главное, настаивает Тесарж, «чехословацкий народ лета 1938 года просто-напросто не желал войны, и если у каких-то политических меньшинств были военные настроения, то они базировались на совершенно неверных представлениях, во-первых, о международном положении, во-вторых, о качестве немецкой армии, в-третьих, о возможности собственных вооруженных сил»36.

Критики упрекали Бенеша еще и в том, что он не захотел воспользоваться советской военной помощью, которая ему якобы была предложена. Вопрос участия Советского Союза в чехословацком политическом кризисе, конечно, заслуживал бы на русском языке отдельного труда, но можно прояснить некоторые детали.

В середине 30-х годов была создана довольно сложная и асимметричная система коллективной безопасности. В ее основе лежали двусторонние военные договоры между Францией, Чехословакией и СССР. При этом Советский Союз не брал на себя непосредственные обязательства перед Чехословакией – он обещал лишь вступить в войну в том случае, если в ней уже будет участвовать Франция. И Москва, и Прага, заключая этот полуфиктивный договор, фактически обманывали друг друга. СССР не собирался выступать гарантом мира и стабильности в Центральной Европе, для него речь пока шла просто о дипломатическом утверждении самого себя. Чехословакия совершенно не планировала встревать в какие бы то ни было советские конфликты, например с расположенной от нее за многие тысячи километров Японией; для нее договор с Советским Союзом был лишь одним из инструментов сдерживания Германии.

Против прямого советского вмешательства играла и география: сегодняшняя Западная Украина тогда Советскому Союзу не принадлежала. Общей границы с Чехословакией у него не было, Советской армии нужен был коридор через Польшу и Румынию – два абсолютно враждебных СССР государства. Пражское руководство неоднократно запрашивало Москву о предоставлении помощи вне рамок формальных договоренностей. Москва давала уклончивые ответы и похлопывала чехов по плечу.

«Советское правительство свободно от всяких обязательств перед Чехословакией в случае безучастного отношения Франции к нападению на нее. В этом смысле советское правительство может прийти на помощь Чехословакии лишь в порядке добровольного решения либо в силу постановления Лиги Наций, но никто не вправе этой помощи требовать по праву», – заявил нарком иностранных дел Литвинов, выступая в Лиге Наций 23 сентября37.

Однако, рассчитывая на советскую поддержку, Чехословакия меньше всего на свете хотела заполучить только советскую помощь. В ситуации, когда Англия и Франция уклонялись от войны, Бенеш боялся конфликта, в котором Чехословакия окажется на стороне коммунистической России против Западной Европы. Боялся сценария, при котором «многие в Европе начали бы думать о нем не как о жертве брутальных угроз Гитлера, но как о жестоком угнетателе судетско-немецкого меньшинства, который верит, что нет нужды отвечать на их требования благодаря мощному русскому телохранителю»38.

«Как истинный демократ, всегда искавший и выбиравший пути мирного решения конфликтов, Бенеш предпочел, чтобы его страна принесла жертву на алтарь дела мира, но выиграла морально в глазах той же мировой общественности. Таков был его выбор», – пишет биограф Бенеша Валентина Марьина39.

«Что самое важное, сбережено для будущего молодое поколение, дисциплинированное и умелое, которое было бы принесено в жертву в случае, если бы романтическое, но безнадежное сопротивление предпочли унизительному, но действительно героическому реализму», – записал в своем дневнике американский дипломат Джордж Кеннан, работавший в Праге в дни Мюнхена40.

«История, судьба, международное положение, отечественные и иностранные политики, наше общество <…> возложили на плечи этого человека бремя, которое он просто не мог унести», – скажет президент Гавел, выступая на торжествах к 110-летию Бенеша41. А в 2002 году Гавел напишет, что уже в лондонской эмиграции Бенеш стал для народа «символом чешского боя против нацизма и нашей демократической традиции, тем, чем был де Голль для французов и королева Вильгельмина для голландцев»42.

Но эти добрые слова не могут отменить главного: Первая республика рухнула. Началась Вторая республика – по словам Вацлава Гавела, «одна из самых темных эпох нашей современной истории»43. Вскоре Тешинская Силезия была передана Польше, а Подкарпатская Русь и Южная Словакия – Венгрии. В марте 1939 года на оставшейся территории Словакии было провозглашено формально независимое, но подконтрольное немцам государство. Преемник Бенеша доктор права Эмиль Гаха был срочно вызван в Берлин, где его фактически заставили согласиться с созданием Протектората Богемии и Моравии.

Как писала в те дни Марина Цветаева: «Брали – скоро и брали – щедро: взяли горы и взяли недра».