Читать книгу Вацлав Гавел: жизнь в истории - Иван Беляев - Страница 24

«Праздник в саду» имел большой успех и получил очень доброжелательную критику. Благосклонная рецензия вышла даже в официальной газете компартии «Rudé právo». Примечательно, что уже первая большая пьеса принесла Гавелу также и международное признание. Литературный агент Карл Юнкер из «Rowohlt Verlag» попросил авторские права на немецкое издание пьесы. В марте 1964 года «Rowohlt» договорился с чехословацким государственным агентством «Dilia»; первая после публикации инсценировка должна была состояться в берлинском театре «Kammerspiele».

На сентябрьскую премьеру в Западном Берлине Гроссмана и Гавела не отпустили, и это стало поводом для первой в жизни Вацлава протестной акции. И режиссер, и драматург пригрозили покинуть театр, коллектив заявил об их поддержке, и власти пошли на попятную, решив выпустить обоих за границу в ближайшее время. В 1964 году Гавел побывал в Вене и Западном Берлине, в 1965 году – в Австрии, Венгрии, ФРГ и Югославии.

В 1965 году Гавелу снова пришлось пообщаться с агентами госбезопасности, и на сей раз почти по собственной воле. В театр на имя Гавела передали анонимную антисоветскую листовку. Обсудив происшествие с Гроссманом, он решил, что это просто провокация, и отнес бумагу в крайком КПЧ; но вскоре на набережной Энгельса появились сотрудники StB. Впрочем, для Вацлава все это никаких последствий не имело: он ответил на заданные вопросы, и встреча закончилась вполне мирно.

Однако можно заподозрить, что вся история с листовкой как раз и была нужна, чтобы прощупать молодого драматурга. Проводивший беседу офицер запишет в своем отчете, что это «подходящий агентурный тип», и занесет Гавела в список «кандидатов в агенты». Позже эта категория была переименована в «кандидат для тайного сотрудничества», и она, пишет Даниэль Кайзер, «работала в системе StB как зал ожидания: полиция обычно давала себе три месяца, чтобы изучить фигуранта и понять что к чему. Если он хоть немного шел навстречу и был готов общаться, ему предлагали договор и секретное сотрудничество. Если же он сотрудничать не хотел или же тайная полиция обнаруживала у него антирежимные склонности, то его обычно переквалифицировали во враждебную персону. В таком случае человек часто вообще не узнавал, что StB его изначально рассматривала как агента. Это был и случай Гавела»103.

В 1965 году театр «На перилах» выпускает свой второй спектакль по пьесе Вацлава Гавела – «Уведомление» («Vyrozumění»). В ней важная для Гавела тема языка развивается еще дальше: завязка сюжета строится на том, что директор неназванного учреждения Гросс вдруг обнаруживает, что для делопроизводства в его конторе заведен искусственный язык птидепе. (Полноправным автором замысла пьесы можно считать Ивана Гавела: его предстоящая научная карьера во многом будет посвящена кибернетике, теории информации, проблемам искусственного интеллекта. Зачатки сюжета о насаждении искусственного языка и даже само слово птидепе придумал именно Иван.) Новый язык построен по строгой научной модели и потому, сообщают Гроссу, гораздо лучше отвечает потребностям делового общения, чем язык естественный.

Сам Гросс птидепе, конечно, не знает. Но скоро выясняется, что языка этого не знает никто, кроме одного-единственного преподавателя, зато вся затея служит прекрасным поводом для интриги, которую закручивает заместитель Гросса Балаш. В определенный момент козни Балаша увенчиваются успехом, и он занимает место Гросса; со временем Гросс отвоевывает свою должность, а введение птидепе отменено директивой сверху… но другая директива предписывает завести другой искусственный язык, еще более научный и еще более совершенный. Гросс в самом конце последнего действия произносит монолог, который легко мог бы войти в любое эссе Гавела:

Как сказал Гамлет: век расшатался… Подумай только, мы уже летаем на Луну, но нам становится все труднее долететь к собственному «я»; мы расщепляем атом, но не можем воспрепятствовать распаду собственной личности, наводим мосты между континентами и все труднее находим пути человека к человеку! Иными словами: наша жизнь утратила какой-то высший критерий, и распад безудержно ускоряется. Мы все больше и больше отчуждаемся от мира, от людей, от самих себя. Мы как Сизиф – тащим камень жизни на гору ее иллюзорного смысла, чтобы он тут же скатился вниз, в долину собственной абсурдности.104

Загвоздка лишь в том, что эти слова Гавел вкладывает в уста своего персонажа, чтобы предварить ими трусость и предательство – Гросс отказывается вернуть на работу единственного человека, который был ему верен во время опалы, – юную секретаршу Марию.

«Официальные средства массовой информации снова пели хвалу теперь уже международно признанному автору, хотя “Руде право” в этот раз ждало с похвальной рецензией целых два месяца. Большинство критиков прочли пьесу всего лишь как сатиру на бюрократическую систему, так же как и ее предшественницу. Это делало ее одной из многих подобных пьес, возможно, сатирой исключительного качества, но при этом все еще просто сатирой, которую в середине 60-х годов еще терпели и даже поддерживали как необходимую часть общественной гигиены», – пишет Жантовский105. Интересно, что опасными многим как раз казались наброски пьесы. Они насторожили Ивана Выскочила, а один из актеров театра «ABC» даже сказал, что это пьеса «на 11 лет тюрьмы» (и изначальный замысел, и первые наброски «Уведомления» появились еще до «Праздника в саду», когда Гавел работал в «ABC»).

Так или иначе, пьеса вновь имеет огромный успех. В 1966 году ее радиоверсию делает BBC, примерно в это же время издательство «Галлимар» печатает «Праздник в саду» на французском языке. Гавел на вершине славы. Его пьесы идут в Германии, Австрии, Венгрии, Польше, Югославии, Швеции, Австрии и Великобритании.

Наконец, во второй половине шестидесятых Гавел работает над третьей и последней большой пьесой, которая будет легально поставлена на сцене в коммунистической Чехословакии, – «Трудно сосредоточиться» («Ztížená možnost soustředění»). Эта пьеса сохраняет отдельные черты абсурдного театра, но во многом от него уже ушла. Если в «Празднике в саду» и «Уведомлении» любовные сюжеты находятся на втором плане, то здесь любовный многоугольник оказывается прямо в центре сюжета. Ученый-гуманитарий Эдуард Гумл не может сделать выбор, которого от него требуют две любящие его женщины: жена Власта хочет, чтобы он окончательно порвал с любовницей Ренатой; Рената настаивает, чтобы Гумл ушел от Власты. Сам он без конца обещает каждой именно то, что она хочет слышать, но выполнить обещания не в силах. И вдобавок отчаянно заигрывает с машинисткой, которой диктует свой очередной трактат.

В это же время к Гумлу без приглашения приходит компания молодых ученых с вечно неисправным громоздким прибором под названием «Пузук» (это скрытый привет Ивану Гавелу, Пузук – его семейное прозвище). По замыслу гостей, «Пузук» должен составить психологический портрет Гумла, и хотя эта затея проваливается, да и ученые оказываются едва ли не самозванцами, главный герой закручивает роман с руководительницей исследовательской группы.

Пьеса не входит в число самых популярных у Гавела, и ее сценическая история не очень велика (по иронии судьбы это единственная пьеса, которую видел на сцене автор этой книги – в исполнении студенческой труппы в библиотеке Вацлава Гавела). Любопытна же она тем, что в ней отчетливо прослеживается автобиографический мотив: линия любвеобильного, но слабохарактерного мужчины, который не может разобраться в своих женщинах.

Насколько уместно отождествлять протагонистов гавеловских пьес и самого автора – этот вопрос останется в «гавеловедении» навсегда, он относится и ко многим позднейшим пьесам. Однако бытовой разлад, в который погружен Гумл, одновременно становится и метафорой более глубокого кризиса личности. Полутора десятилетиями позже Гавел напишет: «Все мои пьесы вращаются вокруг темы распада идентичности»106.