Читать книгу Вацлав Гавел: жизнь в истории - Иван Беляев - Страница 8

Изучая ход Второй мировой войны, получаешь почти полную уверенность, что чешские и словацкие территории в любом случае стали бы жертвой немецкой агрессии и что избежать этого было невозможно. Однако любопытно посмотреть, как именно был организован натиск Третьего рейха. Первая республика рухнула не от прямого нападения, а в результате информационной и психологической войны, мастерами которой показали себя Гитлер и его дипломаты. В этой войне они безупречно разыграли национальный фактор – одно из слабых мест страны с самого ее рождения.

Как уже было сказано, никакой исторически сложившейся и четко очерченной области с названием Чехословакия в Европе 1918 года просто не существовало. Границы нового государства устанавливала Антанта, и лидеры союзных стран оказались очень доброжелательны к требованиям чехословацкой стороны, тем более что большинство притязаний решалось за счет проигравших стран.

Центральная Европа после Первой мировой встала перед очевидной проблемой. Раздел территорий, заложенный Версальским, Сен-Жерменским и Трианонским договорами, опирался на идею создания национальных государств. Но вновь созданные, воссозданные или заполучившие новые территории страны не были мононациональными. Румынии, Югославии и Чехословакии достались земли с огромным венгерским населением. В межвоенной Польше значительную часть населения составляли украинцы и евреи; меньшую, но тоже заметную – немцы и белорусы. Немецкой по населению оказалась западная часть Чехословакии.

Ситуация осложнялась тем, что новые государства, не будучи национальными на деле, ощущали себя ими психологически. Так миллионы людей, которые не были ни беженцами, ни переселенцами, оказались в этих странах гражданами второго сорта. Нельзя сказать, что речь всегда шла о реальной дискриминации или притеснении, но по гамбурскому счету это было именно так.

С одной стороны, Чехословакия могла упоминаться как вполне передовая страна, где работали многие механизмы защиты меньшинств. О необходимости мирного и демократического включения немцев в жизнь общества много говорил и Масарик. В своей «Мировой революции» он подчеркивает: «В Европе есть 11 государств меньших, чем наше немецкое меньшинство»27. Судетские немцы получили ключевые права в сфере культуры и образования. Немецкие партии проходили в парламент, а их представители участвовали в распределении министерских портфелей.

С другой стороны, уже первые месяцы жизни нового государства сопровождались стычками, которые унесли десятки жизней. В Революционное национальное собрание – высший представительный и законодательный орган страны до первых парламентских выборов, которые состоялись только в 1920 году – входило 256 делегатов, но ни один из них не был немцем (к слову, только 40 были словаками, и это тоже многое говорило об устройстве чехословацкой политики).

Языковое законодательство было либеральным, но сохраняло множество двусмысленностей. В 1926 году, когда закон о государственном языке вступил в полную силу, десятки тысяч немцев оказались уволены с государственной службы, поскольку не отвечали всем формальным требованиям. Местные чешские активисты пытались манипулировать законами о защите меньшинств, чтобы максимально насаждать использование чешского языка в местах проживания немцев.

В ходе земельной реформы чехословацкое правительство национализировало, а затем распределяло среди неимущих крестьян земли покинувших страну немецких аристократов и самих Габсбургов. Однако хозяевами новых участков становились, как правило, чехи. И пусть подчас это объяснялось тем, что немецкие крестьяне лучше обеспечены землей, немцы видели в земельной реформе явный политический подтекст. А тем временем в аналогичную ситуацию попали и словацкие венгры. В годы великой депрессии немецкие районы страны пострадали серьезнее многих других: во-первых, в силу своего ярко выраженного индустриального характера, а во-вторых, из-за негласного стремления правительства больше помогать чехам, чем немцам.

Результатом этой двойственной политики стало то, что миллионы богемских немцев не воспринимали Чехословакию как свою родную страну, не ощущали себя ее гражданами. Возможно, будущие поколения чешских и словацких политиков смогли бы решить проблему, но у Первой республики для этого просто не осталось времени.

«Система защиты меньшинств в том виде, как она существует сейчас, потерпела полный крах. Меньшинства не получают ничего, в то время как сама система <…> оказывается инструментом клеветнической пропаганды против связанных ею стран», – говорил в 1934 году в стенах Лиги Наций польский министр иностранных дел Юзеф Бек28. Его правоту в полной мере смогли оценить в Чехословакии. Необходимость защиты «соотечественников» подчеркивалась еще дипломатией Веймарской республики, но, конечно, по-настоящему стремительно этот вопрос стал раскручиваться после утверждения власти нацистов.

В самой Чехословакии пронацистская Судето-немецкая партия Конрада Генлейна (Sudetendeutsche Partei, или SdP) за несколько лет смогла консолидировать немецкий электорат, став одной из крупнейших политических партий страны. На парламентских выборах 1935 года за партию Генлейна голосовали больше двух третей всех чехословацких немцев, а в масштабах страны она смогла занять первое место, набрав больше 15% голосов. Чем агрессивнее становилась риторика Гитлера, тем крепче были и позиции генлейновцев – на местных выборах весной 1938 года они собрали уже 88% голосов немецких избирателей.

До поры до времени Чехословакия старалась не лезть не рожон и опасного соседа не провоцировать. Осенью 1935 года Бенеш заявил в парламенте: «Наши политические отношения с Германией, поддержанные нормальным развитием экономических отношений, остаются хорошими»29. И действительно, правительство Чехословакии придавало огромное значение развитию связей с Германией. Чехословакия сама в одностороннем порядке отказалась от преимуществ страны-победительницы и заключила с Веймарской республикой несколько торговых договоров – еще не зная, что в разговоре с нацистами простая экономическая логика уже не сработает.