Читать книгу Исповедь несостоявшегося человека - Иван Бондаренко - Страница 14

В бригаде строителей я проработал недолго. Да и работой это нельзя было назвать. Принеси, подай, сбегай туда, сюда, в магазин. Все, что угодно, кроме работы плотника. Так что уволился я без сожаления, тем более что появилась надежда устроиться на работу в транспортное предприятие.

В поселке на месторождениях появились дороги, еще их называли лежневками. Это дорога, устроенная из бревен. Поперек направления движения укладывались бревна и сверху отсыпались песком. По таким дорогам уже могла ездить не только гусеничная техника, но и автомобили.

Самым уважаемым автомобилем был «Урал-375», авто с тремя ведущими мостами, по проходимости ему не было равных. А еще были красные «Уралы», изготовленные на заводе в северном исполнении.

Это вообще мечта: утепленная кабина, двойные стекла, котел подогрева двигателя. Чего стоил один только цвет. На таком автомобиле мечтал каждый водитель поработать.

Так вот, к нам на стройку привозил стройматериалы Евгений Иванович на красном Урале.

Иногда он разрешал мне посидеть в кабине. Я с восторгом смотрел на него, восторгался его профессионализмом и, набравшись смелости, спросил:

«Евгений Иванович, а я смогу работать на таком автомобиле?»

Он мне рассказал, что это вполне реально. Нужно устроиться на работу в автотранспортную контору, зарекомендовать себя, тогда тебе дадут от предприятия направление на курсы обучения на профессию водителя.

Я недолго раздумывал и вскоре устроился на работу в АТК – автотранспортную контору.

Меня взяли учеником моториста. Я с большим уважением и благодарностью вспоминаю своих первых наставников, которые делились со мной своими знаниями, профессионализмом.

Был у нас пожилой мастер, его уважительно называли «дед». У него практически не было зубов, и поэтому поводу он шутил:

«Вот прорежутся зубы, я с вами разберусь».

Все водители хотели, чтобы двигатель на свою машину собирал именно он. Собрав двигатель, он обкатывал его на стенде, доводил, как говорится, до ума и выдавал водителю.

Был такой случай (у деда было хорошее чувство юмора). Один из молодых водителей установил двигатель на машину, завел, и ему показалось, что мастером недостаточно хорошо отрегулированы клапаны. Он предъявил претензию деду и попросил заново отрегулировать клапаны. Дед сказал:

«Хорошо, через час подходи».

Дед выкурил пару сигарет, сидя на крыле автомобиля, естественно, не занимаясь никакой регулировкой, Через час водитель подошел, дед сказал:

«Заводи».

Водитель завел машину, послушал и сказал:

«Ну, вот, совсем другое дело».

Дед с невозмутимым видом выслушал благодарность в свой адрес, а мы делали вид, сдерживая смех, что он на самом деле переделывал свою работу.

Транспортное предприятие тогда, в конце 60-х, – это частично огороженная территория с несколькими строениями, ремонтные мастерские с пятью цехами: кузня, токарный цех с двумя станками, наш моторный, аккумуляторный и медницкий цеха. А техники было единиц под пятьсот, и стояла она на улице: стояночных боксов не было. Был еще маленький барак, где сидели управленцы.

Это была моя первая зима на севере. Потом их будет много, но первая запомнилась. Холодно было везде: на улице, на работе в цехе, в общежитии. Машины ремонтировали на улице, ремонтных, как и стояночных боксов не было. Двигатели дизельной техники не глушили сутками. Сейчас, по истечению времени, думаю, как мы все это выдержали, даже не верится.

Морозы за минус сорок. Правда, когда было за сорок, дни активировали, то есть можно было не работать.

Но как раз на буровых и в нефтедобыче производство нельзя было останавливать по технологии. К примеру, на буровой, если остановить бурение, может произойти прихват инструмента. А значит, нужно вывозить людей на вахту, обеспечить промысел технологическим транспортом и, естественно, жизнеобеспечение поселка, где без техники не обойтись. Ни о какой активации для транспортников не могло быть речи. Правда, кое-какая техника в такие дни не работала, например, краны, железо не выдерживало. Зато такая техника, как ППУ (передвижная паровая установка), это некая передвижная котельная, установленная на базе КРАЗа, в такие дни была на вес золота, везде нужно было что-то отпарить, отогреть. За все время, сколько я работал на севере, самая низкая температура на моей памяти была минус пятьдесят семь градусов.

Как и говорил Евгений Иванович, меня вскоре направили на курсы шоферов. И я их успешно закончил.

Пока я работал в строительной организации, осваивал профессию слесаря-моториста, учился на курсах шоферов, получил права, прошел ровно год.

И в сентябре сбылась моя мечта: мне дали машину, да не просто машину, а Урал-375, вездеход.

Понятно, что машина была не новая, но и не совсем убитая. Я прямо гордился, что мне доверили, как мне тогда казалось, такую сложную технику.

Месторождения были разбросаны на сто, двести и более километров от поселка, и мы возили грузы, обеспечивая материалами, оборудованием промыслы, строителей, буровиков. В машине всегда был запас продуктов, обязательно паяльная лампа, запасной комплект теплой одежды на случай форс-мажора, если сломался или застрял где-то в болоте или сугробах.

Случаи были всякие, в том числе и в моей шоферской жизни, но я не припомню ни одного случая, чтобы человека оставили в беде.

Отношения между людьми были совершенно другие, не похожие на нынешние. Просто непонятно, как за столь короткое время мы поменялись, причем в худшую сторону.

На дороге была всегда взаимовыручка, если стояла машина, никто и никогда не проедет мимо. Никакие обстоятельства не могли заставить водителя проехать мимо машины и водителя, которые нуждались в помощи. Понятно, что в таком суровом краю просто нельзя поступать иначе, но не только поэтому. Мы просто были другие.

И самое главное, за помощь никто и никогда не просил оплату. Сейчас, наверно, трудно в это поверить, но уверяю вас, было именно так. Даже сама подобная мысль никому и в голову не приходила.

Был случай, уже немного позже описываемых событий. Валера Малиновский работал на автобусе. С соседнего поселка, находящегося от нас в ста километрах, где он был по производственным делам, привез человек десять пассажиров, приехавших с большой земли и не знающих о наших нравах. Они, в знак благодарности, собрали по рублю и, то ли силой, то ли втайне от водителя, запихнули в бардачок эту десятку.

Каким-то образом прознали об этом случае в комитете комсомола. Верите – нет, парня из комсомола исключили, причем не комитетчики, а на общем собрании. Понимаете, насколько нам было чуждо и неприемлемо, не знаю, как и назвать, ну, что ли, потребительское, корыстное отношение к жизни.

Нас так воспитали. Наверное, сейчас уважаемый читатель подумает: лукавит дядя.

Да, согласен, трудно в нашем меркантильном мире поверить в то, что так могло быть, что мы были другими. Тем более молодежи, которая сегодня совсем по-другому смотрит на мир и взаимоотношения в нем.

Сам себе удивляюсь: я теперь кажусь себе в то время каким-то моралистом-утопистом. Сегодня я, конечно, другой. Скорее реалист, с некоей долей прагматизма и здорового оптимизма. Но все равно, надеюсь, что хоть что-то хорошее в характере осталось из той, теперь уже прошлой, жизни.

Оптимизм, скорее искусственно привитый, нежели реальный. Понимаю, что быть пессимистом и ныть по каждому поводу – это вогнать себя в депрессию, потихоньку деградировать, окончательно опустить руки и потихоньку ковылять к финишу.