Читать книгу Мне есть, что сказать. История мужчины-тишины - Иван Игоревич Земсков - Страница 14

Именно эту фразу сказал врач моим родителям, когда мне было 5 лет. Фактор, который повлиял на потерю слуха в моем случае, – это ототоксические препараты, а именно антибиотик широкого спектра под названием «Стрептомицин». Такие препараты пагубно влияют на сенсорные клетки среднего уха, которые являются рецепторными органами слуха, а также равновесия. Для меня остается до сих пор загадкой, почему именно стрептомицин. И, к сожалению… таких случаев очень много.

Мой товарищ по бегу Кирилл, с которым мы выступаем вместе на чемпионате России, тоже брат по несчастью, его история очень похожа на мою. Но в его случае был антибиотик «Гентамицин». Гентамицин, стрептомицин, тобрамицин, амикацин – одни из самых популярных антибиотиков, которые относятся к группе аминогликозидов.

Когда мне было чуть больше полутора лет, я переболел первый раз гнойным отитом. Детский врач-педиатр назначила для лечения этот антибиотик, а как позже выяснилось, данный препарат был запрещен, так как он влияет на слуховой нерв. Одним из побочных эффектов стрептомицина является потеря слуха, вплоть до развития глухоты. Ухудшение усиливается при длительном лечении или повторном курсе приема. Особенно чувствительны к аминогликозидам новорожденные и дети в период первых двух лет жизни.

И, думаю, все бы было ничего, если б я чуть позже не заболел повторно гнойным отитом. Мне снова, насколько помнит моя мама, назначили очередной курс антибиотика из этой же серии. Тут, я думаю, было уже без шансов. Единственное, чему я могу сейчас радоваться, это то, что у меня сохранился остаточный слух, и то, что уже к полутора годам моя речь сформировалась, как и положено. Все звуки присутствовали, что очень сыграло в мою пользу в дальнейшем развитии. Наше золотое правило о том, что могло быть и хуже, все еще работает.

Как часто это бывает, беда подкралась незаметно. Я был совсем ребенком, у которого только начинается жизненный путь. Мне лишь только предстояло узнать, как устроен окружающий мир. Ошибаться, вставать, и снова ошибаться, и снова вставать. Природа наградила меня всеми функциями, благодаря которым я мог это сделать. Но по одной грубой ошибке эти возможности у меня стали отниматься.

Однако мир продолжал жить своим чередом. Вокруг по-прежнему шумел ветер, на дорогах сигналили автомобили, дети кричали во дворе. Мама с папой обсуждали новости и планировали выходные. Вот только для меня это становилось все менее заметным. Звуки стали более тихими. Я, конечно, этого не осознавал и не был способен обозначить, что у меня появляются первые признаки снижения слуха. Мой взгляд менялся. Человека, который плохо слышит, можно прочитать по глазам. Взгляд становится цепким, словно радар в поисках звуков.

В конце концов я стал часто проситься на руки, когда хотел что-то рассказать. Часто стал переспрашивать. Когда мне что-то говорили, я поворачивал рукой лицо говорящего в свою сторону. Моя мама на тот момент даже и предположить не могла, что со мной что-то не так. Ей казалось, что я просто невнимательный.

Каждое лето я приезжал к бабушке и дедушке в деревню Боровлянка в Курганской области. Именно там первые признаки снижения моего слуха заметила бабушка Зоя. Она обратила внимания на то, что я стал переспрашивать. Но больше всего ее смутило, что я стал громче слушать телевизор, и это стало для нее тревожным звоночком.

По приезде в Красноярск мама повела меня к сурдологу, и неудивительно, что с первого раза диагноз не был поставлен. Мне становилось все хуже и хуже. Тогда мамин отец, дедушка Толя, взял мою карту и повез к профессору в город Чита. Там как раз и сказали, что отит ни в коем случае нельзя было лечить стрептомицином, именно он и убил слуховой нерв. Родители были в полном отчаянии, они не знали, что делать. В то время отсутствовала любая информация. Так и пришла ко мне тишина, тишина, которая подарила мне не только очень интересную в дальнейшем жизнь, но и непредсказуемые повороты, на которых приходилось брать крутые виражи.

Это было страшно, и это было больно, но не для меня, а для моих родителей. Потому что было неизвестно, как жить дальше. Если вдруг вы сейчас проживаете похожую историю, я хочу сказать вам следующее: это не страшно, и это не больно. Это просто стало частью меня. И я ни в коем случае не должен от этого отрекаться. Нельзя убежать от того, что являются частью тебя. Оно будет всегда и повсюду с тобой. Любое воспоминание, любая травма. Нужно лишь просто научиться с этим жить. И человеку это подвластно.

Кстати, врач-педиатр, которая назначила мне антибиотик, уволилась из педиатрии. И на сегодняшний день о ее существовании ничего неизвестно. И при всем желании я бы не стал тратить силы на поиски этого человека. Глупо расходовать свои ресурсы на то, что ты не в силах исправить, если есть будущее и оно действительно заслуживает того, чтобы в него вкладывалась моя энергия.

И в завершение этой главы хочу привести одну из моих любимых цитат: «Нельзя вернуться в прошлое и изменить свой старт, но можно стартовать сейчас и изменить свой финиш».