Читать книгу Тайна системы «Юпитер» - Иван Николаевич Сапрыкин - Страница 6

Геннадий Юрьевич, проверив работы в лабораториях, и удостоверившись в том, что там всё идёт своим чередом, отправился в центр научных открытий, что располагался в особом крыле здания института, куда вход был разрешён только имеющим специальный допуск сотрудникам.

Он зашёл к руководителю проекта «Поиск жизни» Дмитрию Денисовичу Данову, которого студенты за глаза величали «профессор 3D». Этот пухленький старичок давно уже перестал вести лекции, с головой окунувшись в исследовательскую деятельность. А сейчас был как раз такой момент, когда работы было невпроворот. И всё из-за сообщения, поступившего со спутника Юпитера, где была найдена неизвестная форма жизни. Но учёные до сих пор не смогли не то чтобы классифицировать эту «жизнь», они не могли даже со стопроцентной уверенностью сказать, есть ли там действительно что-то, или это и вправду только сбой в работе поисковых систем.

Разговор учёных был долгим. Они спорили, доказывая каждый свою точку зрения.

Дмитрий Денисович провёл сотни анализов поступившего сообщения; всё вроде бы указывало на то, что что-то всё-таки живое нашли на Европе, но дальнейшие анализы говорили о том, что этот процент жизни, всего лишь результат неправильной работы беспилотника. Геннадий Юрьевич развивал свою теорию, но когда разговор заходил о доказательствах, то профессор Левандовский только стучал кулаком по столу и произносил свою коронную фразу, которую все уже знали наизусть: «Я чувствую». Естественно, в «чувства» профессора никто просто так верить не хотел, и поэтому Геннадий Юрьевич настаивал на скорейшем осуществлении пилотируемого полёта к Европе. «…Тем более что Миркос даёт половину денег! – громко заявлял профессор Левандовский. – Роскосмос ворочает такими капиталами, что просто стыдно будет, если мы не полетим к Европе! Только представьте! Американцы летят туда одни и пожинают все лавры!». Дмитрий Денисович парировал: «Дело не в деньгах, а в потере времени. До Европы не так уж и близко лететь», на что Геннадий Юрьевич отвечал, что подобные полёты уже совершались не раз, и повод для тех полётов не был настолько серьёзным, как в данный момент.

В конце концов, Геннадий Юрьевич попросил ещё раз показать ему сообщение, состоявшее из текстового файла и размытой картинки чего-то неопределённого. Снимок был сделан на дне подлёдного океана Европы, глубина во время фотографирования составляла примерно сто двадцать три километра.

Профессор Левандовский вертел в руках пресловутое фото и пытался заметить хоть что-то. Но что он мог заметить своим глазом, если даже специализированные компьютерные программы не смогли определить то, что там было изображено. Обыкновенный размытый рисунок (к тому же ещё и нечёткий) напоминал скорее сюрреалистические абстрактные картины Кандинского или Ротковича, которые были в моде в двадцать первом веке.

В очередной раз ничего не добившись, Геннадий Юрьевич бросил на стол снимок и сказал:

– Денисыч! Но я всё равно добьюсь этой экспедиции! Пусть меня считают сумасшедшим, но полёту быть! Тем более что Джон Паркер уже выбил деньги из Миркоса. А мы чем хуже?!

– Мы хуже? Никто не говорит, что мы хуже, Ген! Просто попробуй убеди этих набобов из Роскосмоса! Они сидят на горах денег и боятся потратить копейку. А ты говоришь о довольно-таки кругленькой сумме.

– Да какая ж это кругленькая сумма!

– Ну-у! Скажешь тоже! Для них что угодно может быть кругленькой суммой.

Геннадий Юрьевич махнул рукой, не желая больше разговаривать на эту тему. Он собрался завтра же лететь в главный офис Роскосмоса и оббивать пороги всех тех, кто занимается финансированием и рентабельностью космических полётов.

Когда Геннадий Юрьевич уже попрощался с «профессором 3D» и подошёл к двери, Дмитрий Денисович вдруг окликнул его:

– Кстати, Гена. А как там поживает дело всей твоей жизни?

– Ты о чём?

– О Бионике.

– А! – с досадой махнул рукой профессор Левандовский. – Она двоечница!

– Что так? – улыбнулся Данов.

– Не хочет учиться! Год! Уже год прошёл после того, как я загрузил в неё всю информацию, а она топчется на одном месте и не хочет познавать мир.

– Постой. Может, ты что-то упустил?

– Что?! Что я упустил?

– Может, ей не хватает чего-нибудь?

– Чего?! Ума ей не хватает, вот что!

Данов засмеялся:

– Ты слишком строг с ней.

– Я строг?! Я?! Да я даю ей полную свободу действий! Она может ходить, куда хочет, делать, что хочет… Что угодно! А она… – и тут профессор скривил рот и прогнусавил: – «Я проснулась, потому что…» Тьфу!

Он с досады попытался взять за козырёк свою бейсболку и бросить её на пол, но нащупал около лба пустое пространство.

– Ах ты, чёрт! Ещё и бейсболку где-то посеял!

Дмитрий Денисович снова не удержался от смеха.

– Не расстраивайся, Ген! Всё образуется. Дай ей какую-нибудь встряску. Ей нужен толчок! Её мозг до сих пор живёт в инкубаторе. А ей нужно пространство! Целый мир! Мне кажется, что, если ты выведешь её в люди, так сказать, то дела сдвинутся с мёртвой точки. Ведь ты даже не знаешь, на что способна эта девочка. Какие у неё таланты! Может, она станет супер гением! Может, с её помощью человечество выйдет на новую ступень развития! А ты держишь её взаперти.

– Что значит, взаперти? Она гуляет, плавает…

– Это всё не то, Ген. Ей нужен мир. Толчок!

– Пинок под зад ей нужен…

– Не унывай ты так, – улыбнулся Данов и похлопал друга по плечу. – Время – лучший друг искусственного интеллекта! Со временем она всех нас обставит, и уже мы будем ходить к Бионике Геннадьевне Левандовской за советом.

– Всё шутишь, да? Шутишь! Ещё со студенчества твои шуточки у меня вот где! – Геннадий Юрьевич провёл ребром ладони по своей шее.

Данов покачал головой и сказал:

– Ладно, иди. Папаша! У меня дел целая гора.

– А у меня две горы. Одна называется Роскосмос, а вторая – Бионика!

Данов в очередной раз рассмеялся, а Геннадий Юрьевич, наконец, покинул кабинет старого друга, с которым ещё в юности учился в одной группе института.

Профессор снова вернулся к себе в кабинет. Проблем навалилось целая куча, и подумать было о чём. Геннадий Юрьевич хотел остаться один, чтобы сосредоточится и принять нужные решения. С одной стороны нужно было наседать на Роскосмос, потому что профессор не хотел отступать от своего замысла о пилотируемом полёте на Европу. С другой стороны – Бионика, которая его не слушается. Старый друг, Дима Данов, посоветовал выпустить её в мир, «нужна встряска», сказал он, и, может быть, был прав! Определение «искусственный интеллект», конечно, не слишком-то подходило к Бионике – её мозг был бионическим, выращенным в инкубаторе, практически ничем не отличающимся от настоящего, человеческого. Как раз этого и добивался профессор Левандовский; он хотел, чтобы его создание не было обычным роботом или киборгом – он хотел создать человека нового поколения… Как будто бы, у него получилось, но Бионика в последнее время стала всё больше его расстраивать, не желая воспринимать окружающий мир и делать соответствующие выводы.

Геннадий Юрьевич сидел на том же диване, на котором сидел Джон Паркер. Недопитый стакан мохито до сих пор стоял на столике, а профессор тупо уставился на него невидящим взглядом. Он полностью погрузился в свои мысли, и, казалось, ничто не сможет вывести его из этого состояния.

Но, не прошло и двадцати минут, как профессор вышел из мира дум. Он принял решение: вечером он вернётся в санаторий, переночует там, потом, утром, проведёт диагностические процедуры Бионики, и посадит её в свой аэрокар. Они полетят смотреть мир. Геннадий Юрьевич мысленно согласился с советом Дмитрия Данова – Бионике нужна встряска! И может быть тогда её мозг начнёт работать в полную силу.

Это решено. Весь завтрашний день он посвятит Бионике. За одно и выходной себе сделает! Хотя как раз в эти дни выходной делать бы и нежелательно. Но, что поделаешь! На что не пойдёшь ради любимой дочери! Профессор улыбнулся при этой мысли. Хотя, почему бы и не представить широкой общественности Бионику, как настоящую дочь? Скажем, как какую-нибудь внебрачную!.. Об этой девушке знали только некоторые – самые близкие друзья, которым можно доверять, ведь Геннадий Юрьевич не хотел, чтобы его тайна была раскрыта.

Друзья этого решения, конечно, не понимали; они сто раз спрашивали Левандовского, почему он не хочет, чтобы о Бионике узнал весь мир. Но Геннадий Юрьевич был своеобразным человеком, и, если вобьёт что-то себе в голову, то это уже окончательно. Он не хотел, чтобы о ней знали, и всё!

Итак, завтра – Бионика, а послезавтра – Роскосмос.

Геннадий Юрьевич задумал всё-таки полететь туда, не откладывая.

Он рывком встал с дивана, чтобы связаться с главным офисом концерна. Ему ответил главный секретарь. Профессор записался на послезавтра, на двенадцать часов пополудни.

Ещё немного посидев и поразмыслив о том, о сём, Геннадий Юрьевич решил, что на сегодня хватит – его рабочий день закончен… Хотя, конечно, было ещё много дел, но профессор решил вернуться к Бионике, которую так быстро покинул сегодня утром. Сейчас профессору почему-то стало жалко эту бедную девушку: он кричал на неё, ругал, а потом и вовсе оставил одну! Да, нужно лететь к ней, чтобы хоть как-то скрасить её одинокое существование.

Геннадий Юрьевич покинул кабинет и пошёл на парковку.

Аэрокар стоял, блестя на солнце – вымытый, обеззараженный, продезинфицированный!.. Геннадий Юрьевич терпеть не мог грязь. Его чистоплотность порой доходила до абсурда! Болезненная мания чистоты веселила окружающих, но никто не смел при Левандовском даже заикнуться об этом. Профессор был «большим человеком», светилом в мире науки; его разработки использовались не только на Земле, но и в космосе; и поэтому, он имел довольно-таки большой вес в обществе. Попробуй тут посмейся в открытую! Сразу вылетишь с работы, и не просто вылетишь, а ещё и с отвратительной характеристикой, из-за которой тебя больше никогда, никуда не примут. Профессор, конечно, знал, что над ним посмеиваются, но ему было глубоко наплевать: «Пусть смеются, но только, чтобы я этого не слышал!», думал профессор и продолжал мыть руки сотый раз за день.

Пилот дремал в аэрокаре. Геннадий Юрьевич громко хлопнул в ладоши, от чего бедный пилот подскочил на своём кресле и стал усиленно протирать глаза.

– А этот всё спит! – говорил профессор, садясь в кресло. – Нет, чтобы заняться чем-нибудь полезным!

– Да вроде бы всё уже сделано: бригада уборщиков вымыла тут всё, механика работает исправно, электроника тоже, что мне де…

– Поговори мне ещё! – перебил его Геннадий Юрьевич. – Будешь много разговаривать – найду другого пилота. Немого!

– Да, что же я такого сказал?

– Так! Полетели, всё! Некогда мне.

– Куда?

– В санаторий.

Пилот молча кивнул, и через несколько секунд аэрокар уже был в воздухе.

Аэроплоса была свободной, поэтому полёт занял всего двадцать минут. Институт, где работал профессор Левандовский, находился недалеко от Симферополя в Крыму, а санаторий был расположен на побережье Чёрного моря.

Когда аппарат приземлился, профессор выпрыгнул из салона и бодрым шагом направился к главному входу в здание. На пороге его уже встречал администратор, которого Геннадий Юрьевич любил называть дворецким. Это был робот, с виду ничем не отличающийся от человека. В его обязанности входило решать все организационные вопросы санатория и руководить обслуживающим персоналом, который сплошь состоял из таких же «очеловеченных» роботов, как и сам дворецкий.

– И снова здравствуйте! – поприветствовал Леонардо (так звали администратора).

– Привет… – буркнул профессор и сделал несколько шагов по холлу. Но вдруг резко обернулся и спросил: – Бионика у себя?

Брови Леонардо поползли вверх:

– Но, сэр! Как она может быть у себя, если её нет в санатории?

– Чт… Что? Что значит нет? А-а понял! – Профессор похлопал себя по лбу. – Она пошла на море.

– Нет.

– В лес?

– Нет.

– В… поле?..

– Нет, сэр. Вы, должно быть, запамятовали, что взяли её с собой в полёт.

– В какой полёт?

– Сэр, она ведь полетела с вами. В вашем аэрокаре. – Дворецкий утвердительно кивнул.

Геннадий Юрьевич стоял, как вкопанный. Он не мог ничего понять. Как Бионика могла полететь в аэрокаре?..

– Ты что, с ума сошёл, Лео?! Ты перегрелся? Тебе нужно заменить микросхемы или мозговой процессор?

– Нет. Со мной всё хорошо, сэр. Мои процессы, как физиологические, так и мозговые, находятся в полном порядке.

– Так, почему же ты несёшь всякую хрень?!

– Какую именно хрень я несу, сэр?

– Ты сказал, что Бионика отправилась со мной в моём аэрокаре!

– Да. Я это сказал, сэр.

– И, по-твоему, это не бред?!

– Нет, сэр.

Геннадий Юрьевич развёл руками. Что же за напасть-то такая в последнее время с этими роботами! Один несёт околесицу, другая не слушается…

– Так, Лео. Скажи мне, где Бионика? Она ушла гулять?

– Она полетела с вами, сэр.

– Да чёрт тебя подери! Лео!

– Да, сэр, – невозмутимо произнёс дворецкий, ещё выше поднимая подбородок.

– Во-первых, перестань кривляться! – сказал профессор, видя как администратор старается копировать манеры дворецких, что жили в восемнадцатом-девятнадцатом веках. – Во-вторых… ГДЕ БИОНИКА, черти бы тебя разодрали, чёртов ты дворецкий?!!

– Я-а-а… не знаю, как вам сказать… сэ-эр.

– Ты что, завис?

– Нет, сэр.

– Так, говори.

Леонардо посмотрел по сторонам, скривил недовольную мину и членораздельно произнёс:

– Геннадий Юрьевич, сэр, Бионика отправилась с вами в полёт на вашем аэрокаре. Когда последние ящики были загружены, она подошла к грузовому отсеку и вошла внутрь. Затем, трап был поднят, аэрокар стартовал, и вы все улетели в сторону Симферополя. Если даже сейчас я сказал «хрень», то я уже не знаю…

Обиженный дворецкий сложил руки на груди и стал смотреть вдаль, снова подняв подбородок.

Глаза профессора полезли из орбит. Бионика вошла в аэрокар и улетела с ним??? Он не мог в это поверить! Как??? Как такое могло случиться? Как Бионика могла так поступить? Нет. Этого не может быть! Этот тупой дворецкий всё напутал. Ему показалось, что один из роботов-грузчиков был похож на Бионику. Но, как робот-грузчик может быть похож на Бионику?! Это всё равно, что спутать тапок и самолёт! Нет, не может быть.

– Хорошо, – сказал Геннадий Юрьевич. – Давай сначала. Ты говоришь, что…

– Бионика улетела с вами, сэр. Это также верно, как то, что меня зовут Леонардо. В конце концов, вы можете проверить по камерам, если мои слова вас не устраивают.

– По камерам, говоришь… по камерам… Хорошо, пусть будет по камерам. Покажи мне записи.

– Сию минуту, сэр.

Леонардо протянул ладонь вверх. В её средине образовался маленький объектив, с виду никак не отличающийся от тех объективов, что применялись в фотоаппаратах в далёком прошлом. Объектив засветился беловатым светом, а над ладонью дворецкого сформировалось голограммное изображение, диаметр которого был равен полтора метра; дворецкий «утонул» в изображении.

– Ты что, издеваешься надо мной? – сказал профессор и склонил голову набок.

– Нет, что вы, сэр!

– Тогда уменьши изображение!

– Слушаю, сэр.

Изображение было уменьшено.

Запись представляла лужайку перед зданием санатория, на которой стоял аэрокар профессора. Трап был открыт, и роботы-грузчики двигались туда-сюда, загружая ящики. Геннадий Юрьевич видел себя, пилота и ещё двух человек, с которыми прилетал сюда по делам. Мужчины стояли и разговаривали. В это время, грузчики заканчивали свою работу. Последний робот поставил ящик в грузовой отсек, вышел из него и отправился к себе в секцию; показатели «здоровья» роботов-грузчиков были видны в боковой колонке голограммы; было видно, что робот-грузчик, как и все его «напарники» стал в свою секцию и вошёл в спящий режим.

Немного погодя, мужчины зашли в салон аэрокара. Трап оставался открыт. Аэрокар, как помнил Геннадий Юрьевич, простоит ещё пару минут, прежде чем взлететь. И вот, через какое-то непродолжительное время, профессор заметил, как из боковой двери вышла Бионика. Она медленными шагами шла по направлению к аэрокару. Дорожка сворачивала вправо, но эта девчонка свернула влево! К открытому трапу! Пройдя ещё несколько шагов, она вдруг сорвалась с места и запрыгнула в грузовой отсек.

– Ах-х ты паразитка!!! – вскричал профессор. – Чёртова взбалмошная девка! Она вбежала в грузовой отсек! Вот тварь, а!..

Геннадий Юрьевич не мог поверить своим глазам. Он всматривался в изображение, пытаясь не упустить ни малейшей подробности. Но смотреть тут уже особо было нечего: вскоре трап закрылся, и аэрокар улетел, унося в грузовом отсеке девятнадцатилетнее бионическое существо женского пола.

Дворецкий отключил картинку и опустил руку. Его глаза с торжеством смотрели на бедного профессора, который даже как-то осел от изумления, упёршись руками в колени.

– Она улетела… она улетела… – как мантру, повторял профессор, но потом резко выпрямился и закричал: – Где пилот?!

Геннадий Юрьевич бросился к двери и выбежал на лужайку. Зачем-то остановился, и снова побежал к аэрокару, где до сих пор находился пилот.

Влетев в кабину, профессор закричал:

– Олег!

Пилот снова подпрыгнул в кресле.

– Я здесь… я не сплю, Геннад…

– Ты, чёртова скотина! Что ты натворил!

– Я???

– Да! Ты! – профессор навис над пилотом и тихим голосом, от которого кровь у бедного пилота застыла в жилах, спросил: – А ну-ка скажи мне, сколько пассажиров было на борту, когда мы улетали отсюда сегодня утром?

– Э-э-э… трое. Вы и ваши коллеги. Со мной – четыре человека.

– И всё?

– И всё, – кивнул пилот.

– А в грузовом отсеке?

– Что в грузовом отсеке? Там стояли какие-то ящики, которые вы везли в институт.

– А ты не удосужился посмотреть, всё ли там в порядке, в этом грузовом отсеке, перед тем, как взлететь?

– Там всё было в порядке. Ящики загружены, стабилизированы…

– А камеры в грузовом отсеке тебе для чего?

– Чтобы убедиться, что там всё хорошо.

– А там всё было хорошо, когда ты закрывал трап?

– Да.

– А не видел ли ты ещё одного пассажира, который решил прокатиться с нами и залез в грузовой отсек?

Пилот весь съёжился в кресле.

– Н-нет… – тихо сказал он.

– А НАДО БЫЛО ВИДЕТЬ! – закричал Геннадий Юрьевич. – Туда заскочила одна особа, которая теперь по твоей милости находится чёрте где, и я даже не могу себе представить, где её искать! Чем ты думаешь?! Как можно взлетать, не убедившись в том, что в грузовом отсеке не находится что-то, кроме груза?! Где мне её искать теперь, а?! Она сбежала, благодаря тебе!

– А кто сбежал?

– Не твоё собачье дело! Заводи, полетели обратно!

– Слушаюсь…