Читать книгу Балашихинское шоссе - Иван Петров - Страница 12

Уже смеркалось, когда Володя вышел со стороны станции к домам на посёлок им. Орджоникидзе, называемый «базой». Инна была права, впрочем, Володя и сам знал, что спрятаться здесь с наступлением темноты проще простого. Деревья и кусты, растущие во дворах домов и у подъездов, представляли собой великолепное убежище для того, кто замыслил неладное. Рева хорошо знал это место ещё с детства, когда он с приятелями любил тут похулиганить. По тропинке, ведущей от железной дороги, он вышел к углу пятиэтажки. Слева от него находился сквер, в глубине которого стоял столик со скамейками, где мужики «забивали козла»54. Иногда стук фишек домино об столешницу был слышнее возгласов играющих. За сквером горели огни в окнах девятиэтажного дома, пожалуй, единственного высотного дома здесь. Возле него проходила узкая подъездная дорога с бордюрами. Она также обходила угол пятиэтажки, стоящей в ряд с тремя другими, и шла вдоль них, скрываясь вдали во тьме. Фонари, горевшие над ней, освещали небольшое пространство вокруг. Их свет почти не проникал в заросли и становился совсем тусклым и зловещим во время тумана. Кроны деревьев нависали сверху тёмной завесой и отчасти загораживали собой верхние этажи домов от взора прохожего.

Впрочем, зарослями назвать эти дворы нельзя, поскольку днём они выглядели совершенно иначе. Их оживляли своим присутствием тётки, развешивающие бельё на столбах, мамаши с колясками, дети, играющие в песочнице. Здесь было светло и уютно. Кусты шиповника и розы распускались цветами. Сверху казалось, что всё утопает в зелени и не видно, что творится внизу, лишь крыши домов выделяются отдельными островками.

Володя прошёл дальше к старому двухэтажному дому. Здесь всё погрузилось во мрак. Из какой-то квартиры сверху раздался звук бьющейся посуды и брань. У подъезда Рева заметил женщину с двумя детьми и пожилую тётку, которая качала головой и охала: «Да, что же это творится, а?» Она смотрела на открытое окно, откуда раздавался шум, затем обернулась к приближающемуся Володе, будто ожидая в нём участие. Женщина увела детей в соседний подъезд, а тётка, глядя на них, причитала: «Ах вы, сиротинушки! И нет ведь управы никакой на этих пьяниц!» Она с беспокойством снова посмотрела на окно. Во тьме возле подъезда Рева заметил огонёк чиркнувшей спички. Он подошёл ближе и разглядел невысокого мужичка преклонных лет.

– Огоньку не будет? – спросил у него Володя, доставая сигарету.

Мужичок дал ему прикурить. Рева молча затянулся, выпустил дым и спросил:

– Что за шум?

– Где? А, это! – тот закашлялся. – Да Витёк опять разбушевался! Видать, мало выпил, не пробрало! Он, это, жену свою гоняет. Как напьётся, так и пошла канитель! Сживёт он её со свету когда-нибудь! Почти каждый день колотит! Жалко уж бабу, чем она ему не угодила? Бывает, как заорёт посреди ночи, как резаная! И спать-то мешают!

– Что же она живёт с ним? – спросил Володя.

– Да кто его знает? Может, уйти боится. Отец её, с ними живёт, старый и больной. Куда с ним? Двое мальцов у ней, вот уж нелёгкая им досталась!

Тётка, услышавшая разговор подошла к ним.

– Да что там? – бойко воскликнула она, не скрывая возмущения. – Ночью, иной раз выгонит её из дома по пьяни вместе с детьми. А бывает, и сама с ними бежит из квартиры к соседям, боится, как бы всех не зарезал. Да, точно говорю: он, если что не так – сразу за нож хватается. Топор она от него уж спрятала. В ванной запиралась, а он дверь рубил. Милицию вызывали, так он при них тихий, мол, не было ничего, напраслину наводят, а выпить никому не возбраняется! Она с детьми молчит. Страшится, что он ещё пуще потом взбесится.

– А не чокнулся ли он, в самом деле, раз уж детей не жалеет? – поинтересовался Рева.

– И то верно! – оживился тётка. – Горячка у него! Видано ли, квартиру свою поджигать? А то залезет на стол, зажжёт бумагу, скомканную колбасой, и орёт: «Гори, гори, моя звезда!». А потом бросает её в потолок. Раздевается догола и бегает по квартире! Срам-то какой!

– А ещё, – добавила она тише, – он по ночам по улице голым бегает!

Тётка хихикнула.

– Ну, это уж брехня! – важно сказал мужичок.

– Я вам правду говорю! – воскликнула она сердито и тотчас стала серьёзной.

В этот момент они увидели ту женщину, но уже без детей, которая торопливо вернулась в свой подъезд, стараясь не смотреть на присутствующих.

– Это она из-за отца, – сказал мужик. – Боится, Витька тестя прибьёт. Тот и так уж в синяках.

Когда люди видят вопиющее безобразие, будь то драка или кража кошелька в автобусе, они, прежде всего, спешат оградить от него себя. Чувство самосохранения преобладает у многих над чувством коллективизма. Они, конечно, возмущаются, торопятся поделиться друг с другом эмоциями, словно ограждают себя этим от неприятностей. Но в минуты опасности прячут глаза, стараются скрыться или, по меньшей мере, наблюдать со стороны и не ввязываться в конфликт. Причём, многие понимают, коснись беда их самих, и они окажутся в одиночестве, и будут просить о помощи окружающих, видя лишь сочувствующие лица. В глубине души каждый негодует и жаждет справедливости, но кто же осмелится за неё бороться? Вот и оглядываются по сторонам: может, кто-то рискнёт?

Из окна раздался грохот и чей-то крик.

– Вот, опять началось!

Володя покачал головой: «Они стоят и смотрят! Вот ведь зрелище! А потом обсуждают, другим рассказывают. Бабе и так тошно! На глаза людям показаться стыдно, а помочь и некому! Зато, какие пересуды55!»

Он направился в подъезд. Мужичок с тёткой остались стоять в ожидании того, что произойдёт дальше. Заинтригованные решительным видом молодого незнакомца, они с интересом смотрели на разворачивающийся перед ними спектакль. Завтра будет, о чём поговорить!

Володя поднялся на второй этаж и постучал в дверь квартиры.

– Кто там? – спросил женский голос.

– Милиция!

После некоторого замешательства дверь отворилась. На пороге стояла та самая женщина.

– Народная дружина. Что тут у вас происходит? – грозно спросил он. – Откуда такой шум и крики? Почему нарушаете спокойствие!

Воздействовать на неё таким образом не было нужды. И без того запуганная, она отошла в сторону, пропуская вперёд Володю. Он вошёл в коридор с пожелтевшими, исцарапанными и, местами оторванными, обоями на стенах. На кухне горел свет, и он направился прямо туда. Перед ним предстал до того убогий вид обстановки, что он ужаснулся, насколько грязно и бедно живут эти люди! Ржавый капающий кран в мойке торчал прямо из кирпичной кладки в стене! Штукатурка там осыпалась. Плита вся замаслена, засалена непонятно чем. Что-то, похожее на тумбочку, покосившись, стояло под тяжестью немытых кастрюль и сковородок вперемешку с банками с закваской. На полу в углу валяются детские игрушки, грязное одеяло и железная кружка. Потолок местами почернел от огня. И в этих условиях растут дети! У него в коммуналке намного чище и приятней!

Но все эти мысли мимоходом пронеслись у него в голове. Посреди кухни, прямо на полу он увидел пьяного мужика в грязных тёмно-синих трико и майке. Тот лежал с закрытыми глазами и, кажется, спал. В руке он ещё держал пустой стакан, который выпал из ослабленных пальцев и закатился под стол. От этого звука он очнулся, его ввалившиеся глаза лишь едва приоткрылись, и он сделал попытку привстать, но силы оставили его и почтенный Витёк, издав какое-то мыканье, вновь уронил голову на пол.

Володя с минуту стоял и смотрел на него. Мужик был худощав и узкоплеч. Волосы бледно-русого цвета беспорядочными прядями торчали во все стороны. Лицо было худым и небритым. Нижняя челюсть выдавалась вперёд.

– М-да, – сказал Рева, сморщив нос от запаха перегара, смешанного с вонью от давно немытого тела.

Он повернулся к тихо стоявшей в уголке женщине. Она теперь показалась ему ещё ниже ростом, чем на улице. Одета она была в поношенный зеленоватого цвета халат и накинутую сверху кофточку из объеденной молью тёмно-серой шерсти.

– И часто такое происходит? – спросил Володя.

Она молчала, прижавшись к дверному косяку, и тихо вытирала платком нос. Рева даже толком не видел её лица из-за спадавшей сверху копны волос.

– А на улицу он выбегает в таком состоянии?

Женщина неразборчиво пробормотала что-то, всхлипнула и, присев в уголке на стул, уткнувшись лицом в руки, тихо заплакала. Володе стало жаль её. В то же время он не знал, как помочь ей. Ему было неприятно, и он поспешил уйти, чтобы не стоять над душой у горемыки. Сейчас для него даже не имело значения, тот ли это был негодяй, что приставал к Инне, или нет. Теперь Рева сомневался, что алкоголик, пусть даже допившийся до белой горячки, бегал и терроризировал запоздалых женщин видом своих гениталий. Возможно, это делал какой-нибудь маньяк, который вряд ли слыл буяном и пьяницей на людях. Скорее, он был тихоней, придурковатым на вид, человеком незаметным и молчаливым. Вероятно, он разговаривает сам с собой, имеет безобидный вид, и его никто всерьёз не воспринимает, потому что с головой у него не всё в порядке.

Но алкаш, в мыслях Володи, был едва ли не хуже этого маньяка, который, к счастью, пока никого не изнасиловал и не убил. Пьяница ежедневно скандалил и бил своих домочадцев. Дети, лишённые нормального отца, зачастую лишались самого необходимого – еды и крова. Что впоследствии может получиться из них в будущем, если в детстве, кроме побоев и постоянного страха, они ничего не видели? Они могут пройти школу суровых законов уличной жизни, стать нормальными людьми, пусть даже с горьким опытом, или ожесточившимися преступниками. А могут, и вырасти теми самыми тихонями, которые лазят ночью по подворотням, вымещая засевший с детства глубоко в подсознании страх и агрессию на беспечных прохожих. И если кого-то не убьют, то это будет, скорее, исключением из правила, чем правилом.

Выйдя из подъезда, Рева молча прошёл мимо тётки с её соседом по дому, не обращая внимания на их вопрошающие взгляды. Те не могли понять, что он сделал, чтобы утихомирить буяна, ведь ни криков, ни ругани не было слышно.

Рева пошёл мимо магазина через двор школы, но вскоре остановился и прислушался. Ему показалось, что он услышал странный шорох. Неожиданно выскочивший из темноты человек сбил его с ног и удрал, даже не остановившись. Володя тут же вскочил и помчался следом, но спустя каких-нибудь двадцать метров он уже не знал куда бежать. Снова стало тихо. Возможно, настоящий маньяк спрятался где-то рядом, в кустах, но где его искать? А что, если он уже успел смыться в лес? Хотя в этом не было необходимости. Места для укрытия и здесь было предостаточно, и ночная тьма способствовала этому. Володя пошёл дальше. Его охватило досадное чувство, что он упустил беглеца. Впрочем, не надо было забывать и об осторожности. Не исключено, что он наблюдает сейчас за своим преследователем, оценивая опасность поимки. Убедившись, что Рева один, он может запросто напасть на него из-за угла! На крик о помощи вряд ли кто-то выйдет из дома в этот час. Помня об этом, Володя двигался вперёд, не торопясь и прислушиваясь, вглядывался в тёмные углы и заросли. Так он прошёл вдоль пятиэтажки по подъездной дороге, которая примыкала к ещё одной, сворачивающей за старый кирпичный дом слева от него, а справа уходящей метров на пятьдесят до того места, где снова раздваивалась под светом фонаря. По обе стороны от неё стояли высокие деревья со свисающими сверху ветвями, образуя нечто вроде свода тоннеля. Там, из темноты виднелось заросшее здание старой котельной, за ней во мраке тупика находилась помойка.

Володя пошёл налево до поворота. Отсюда также просматривалась дорога в другую сторону, насколько это позволяла видимость. Всё было тихо. Рева решил выйти на проезжую часть у леса, чтобы убедиться, что там никого нет. К ней вела короткая тропинка через двор, упирающаяся в асфальтированную дорожку, идущую прямиком мимо старых домов и дворов, далеко растянувшуюся вдоль всей улицы с растущими по обе стороны кустами и деревьями. Не дойдя до неё, Володя остановился в тени ближайшего дома, фасад которого освещался придорожными фонарями. Он встал, чтобы опорожниться позади этого дома без опасения быть здесь увиденным даже из окон его квартир, поскольку здесь было темно.

Вдруг окно на втором этаже тихо открылось и, кажется, женщина незаметно выбросила что-то на улицу, просунув в проём лишь руку. Тотчас створки опять затворились. Володя стоял пару минут в ожидании, но больше ничего не происходило. Он заметил какое-то движение в соседнем окне, где горел свет. На задёрнутых занавесках перемещались тени. Похоже, что там находилось несколько человек. Были слабо слышны голоса, даже отдельные обрывки разговора, но слов нельзя было разобрать.

Володя подошёл к стене дома, пытаясь разглядеть что-нибудь на земле в том месте, куда должен был упасть выброшенный предмет. Случайно он наступил на что-то мягкое. Он поднял с земли небольшой свёрток, полиэтиленовый пакет, обтянутый резинкой. Отойдя чуть в сторону, к кустам он развернул пакет, в котором оказалась пачка новеньких двадцатипятирублёвых купюр! Сотня шуршащих фиолетовых ассигнаций – две с половиной тысячи! Володя никогда не держал в руках столько денег. Его зарплата составляла сто двадцать рублей с копейками. Он несколько минут смотрел на эти бумажки, слабо различимые во мгле и не мог поверить в то, что это происходит на самом деле. Однако вскоре эйфория уступила место тревожным мыслям. Он смотрел на то окно, откуда были выброшены деньги. Теперь и там горел свет. «Почему их выкинули? – задался он вопросом. – Может, они фальшивые?» Он подумал, что, человек, бросивший их, вряд ли рассчитывал, что их кто-нибудь подберёт. Во всяком случае, он сделал это украдкой, тайком от тех, кто находился в другой комнате. Если кому-то они и были предназначены, то он до сих пор не появился.

Рева решил обойти дом. Двигаясь дальше по тропинке вдоль торца двухэтажного здания, он остановился за углом, заметив за кустами стоявший на обочине дороги напротив подъезда милицейский УАЗик! Кажется, в нём кто-то был. Затем послышались голоса приближающихся людей. Рева постарался скрыться в темноте. Из-за угла вышли два человека в форме. Они зашли за дом, переговариваясь о чём-то вполголоса, включили фонарик и стали ходить возле того места, куда упал свёрток.