Читать книгу Балашихинское шоссе - Иван Петров - Страница 6

Фома привязал поверженного мужика к ножке железной кровати тем же ремнем, которым тот привязывал девушку. Нос и губа его были разбиты, а под глазом заплыл синяк – Сёма постарался. Зато теперь он выглядел так же, как и его жертва.

Приехал милицейский УАЗик и «скорая». На первые вопросы ребята что-то оживлённо наперебой рассказывали. Очень скоро дошла очередь до Фомы и Ревы, стоявших в сторонке, поскольку они первыми оказались в доме. Володя курил. Он не помнил, какие погоны были на плечах у того, кто задавал вопросы, он даже не помнил его лица. Володя отвечал односложно и коротко, не глядя в глаза милиционеру. У него был задумчивый вид, словно, он пытался что-то вспомнить. Создавалось впечатление, будто, он находится в состоянии, близком к шоку, и не вполне осознаёт, что вокруг происходит. Фома же, наоборот, всё хорошо понимал, и старался не взболтнуть лишнего и без прямого вопроса, обращённого к нему, рта не раскрывал. Вскоре вместе с мужиком их обоих посадили в УАЗик и увезли. В отделении их снова подробно допрашивали и заносили показания в протокол. Так они провели остаток ночи. Только утром Володя вернулся домой. С усталым видом он упал на кровать и проспал почти до вечера.

На другой день, на работе он встретил Лёньку и спросил его о раненом пареньке. Тот с мрачным видом печально покачал головой. Похоже, что он не очень хочет говорить об этом, но, уже собираясь идти дальше, поинтересовался:

– Я всё же не пойму, что там случилось? Это были какие-то сбежавшие зэки?

– Я и сам ничего не знаю, – грустно ответил Володя.

В этот момент появился завгар12 Сергей Степаныч Каблучков.

– Ну, что, доигрались? – сердито спросил он. – Говорил я тебе, Лёнька, что твой шебутной13 характер тебя до добра не доведёт! А ты ещё и с «зелёновскими» связался, вот и влип в историю!

Сергей Степаныч недолюбливал Володю. Впрочем, эта неприязнь была взаимной.

– Что уставился? – задиристо спросил он Реву, когда тот косо исподлобья взглянул на него. – Ты на меня глаза не таращь14! Не напугаешь! И не таких видали! Знаем мы вашу братию – шпана подворотная!

Володя усмехнулся, качая головой.

– А ты не улыбайся, не улыбайся! – не унимался завгар. – Я за тобой давно наблюдаю! Ты у меня на особом счету! Смотри, если хоть одна бумага из милиции на тебя придёт, мигом вышибу с работы!

Товарищ Каблучков был человеком старой закалки. Ему было около пятидесяти лет, но энергии и здоровья у него ещё хватало. Невысокого роста, лысоватый, с едва выступающим брюшком он слыл активистом, любил участвовать на всяких собраниях и выступать на них. Ему нравилось в торжественной обстановке вручать вымпелы15 отличившимся труженикам или «ставить на вид» нерадивым водителям, выносить им выговора и нарекания. Во всём неукоснительно следовавший предписаниям и инструкциям, он был закостенелый конторщик и бюрократ, только маленького масштаба. Шоферов он постоянно понукал, поскольку был не из их среды и знал, что многие его недолюбливали. На почве общественно-полезной деятельности такой человек, вероятно, проявил бы большой энтузиазм и инициативу.

Неизвестно, чем была вызвана его неприязнь к Володе. Может, он сразу почувствовал независимость в характере Ревеня, и что это человек совершенно иного склада, чем он сам. А, возможно, дурная слава Зелёной улицы сослужила для Володи плохую службу. И хотя за ним не замечалось серьёзных проступков, Сергей Степаныч был твёрдо уверен, что от таких людей добра не жди. А Каблучков являлся и верным слугой, и рупором16 общественного мнения. Он считал, что власть нужно уважать и чтить в любом её проявлении, начальство всегда право и непогрешимо. Начальству такое рвение и преданность определённо нравились. А вот у Володи, да и многих других такое подобострастие и подхалимство вызывали отвращение.

Рева брезгливо сплюнул вслед уходящему завгару.

В тот же день он столкнулся в дверях диспетчерской с Серёгой Дорофеевым. Тот был не рад этой встрече. Смущённо пряча глаза, он со вздохом молча пожал руку Володе и поспешил уйти. Четвёртый член их тогдашней кампании, Паша сказал позже Ревеню, что на Серёгу «надавили» не без участия завгара, и он теперь ходит «тише воды – ниже травы». Хоть он и остался в тот вечер во дворе у Лёньки, о нём, как участнике этой истории умалчивали.

Спустя пару дней Рева встретил Фому. Они зашли за продуктовый магазин. Володя достал сигарету и закурил.

– Знаешь, кто были те мужики в доме? – спросил Фома.

– Кто?

– Хе, – ухмыльнулся, как обычно, Сёма, но явно без бахвальства, а скорее с досадой. – В-общем, они с зоны снялись. Их ищут давно. Я случайно в ментовке слышал. Матёрые зэки.

Володя молчал, стряхивая пепел.

– Они много народу положили после побега, – продолжал Фома. – Вначале вроде отсиживались у знакомой бабы на хате. Пили водяру. Потом деньги кончились, пошли к её бывшему мужу. Он не дал, они замочили его и его новую жену, которая была беременная. Поймали такси, таксиста в расход17, а сами приехали в Москву к её знакомой. Та баба оказалась замужем и к себе не пустила, а чтобы отвязаться дала наводку на бывшего соседа по даче, дядьку богатого, да к тому же коллекционера. Они завалились к нему, его убили, да ушли не сразу, выгребли всё ценное барахло и попили водки вдоволь прямо возле трупа хозяина. На полную катушку погуляли. А что им терять?

Он замолчал. Только сейчас Рева заметил, что он нервничает.

– А чей это дом в Никольском? – спросил Володя.

– Не знаю.

«Ладно, – подумал Рева, – Лёнька там должен всех знать».

– А что про этих баб слышно? – спросил он.

– Это студентки или вроде того. В Москве в какой-то общаге живут. Зэки награбленное барахло скинули, и поехали на бабки кутить18. Зацепили этих баб, угостили выпивкой, «хи-хи, ха-ха», поехали «на дачу». Вот и приехали. Им, небось, нравится, что мужики забористые, при деньгах. А когда понимают, что придётся раздеваться, сразу делают невинные лица, да уже поздно. Одну изнасиловали, вторая рыпаться19 начала, так её, вон, как этот ухарь20 измордовал21.

– Жалко парня, – сказал Володя со вздохом.

– Им всё равно кого. Я же говорю: беременную бабу замочили вместе с мужем. За просто так могут укокошить любого. Беспредельщики. Бешеные звери.

– Точно. Да, что ты ёрзаешь на месте, как шибзик22?

– Ничего. Просто озяб23.

Володя усмехнулся:

– Видать, напугали тебя эти рассказы. А что баба, которая была с ними? Её нашли?

– Не знаю.

– Хоть одного взяли.

– Менты его не «расколют», – сказал Фома, – Хотя ему «вышак»24 светит! Может, и заговорит, чтоб смягчили приговор. Только на зоне, если узнают, что он своего ментам сдал, сразу замочат. Ему всё равно крышка. Небось, бесится, что взяли его из-за простых пацанов. Они этого так просто не оставляют, дружкам на воле передадут, что надо. Так, что будь начеку!

Володя посмотрел на друга и покачал головой.

– И теперь мы должны озираться по сторонам? Они будут гулять, насиловать баб, убивать нормальных ребят, творить, что хотят, а мы хвост подожмём: «Ничего не видим, не слышим, не знаем, только нас не трогайте», так что ли? Да ты сам, Фома, его в том доме едва не измочалил, а теперь чего зассал?

– Я не зассал. Просто, там я думал, что это пьяные деревенские мужики, а не зэки. А с зэками тягаться у нас с тобой кишка тонка! Посмотрю я на тебя, когда подстерегут за углом. Пырнут ножичком – оглянуться не успеешь! Мне неохота в подворотне валяться с перерезанным горлом.

– Выходит, если бы ты знал, кто они такие, то драться не полез бы, даже вместе со мной? – спросил Рева. – А если бы они над твоей женой надругались, а потом убили, ты тоже в сторонке бы стоял? Ты меня удивляешь!

Фома усмехнулся, но без тени обиды, поэтому даже не ответил. Володя говорил без запальчивости и бахвальства. В противном случае – грош цена его словам. Сёма понимал, что, по большому счёту, Рева прав. Гневные и раздражительные ноты редко звучали в голосе Володи. Уверенный и спокойный тон, которым тот говорил, убедил Фому. Если бы он так давно не знал друга, то желал бы убедиться, как на самом деле повёл бы себя тот в критической ситуации.

Фома помолчал немного, собираясь с мыслями, потом сказал:

– Рева, а монетку, которую я тебе в тот вечер показывал, помнишь?

– Ну?

– Я потом её опять потерял, – горько ухмыльнулся Фома. – Представляешь?

Володя иронично взглянул на друга.

– Какой тебе прок от неё?

– Я потерял её в том доме во время драки.

Лицо Ревы стало серьёзным.

– Почему ты думаешь, что там? – спросил он.

– Потому, что я видел, как менты её нашли! Я уж потом у себя по карманам шасть25! Нету! Значит, моя! Может, когда тебе показывал, обратно, по привычке, в дырявый карман положил. Мент с пола поднял и другому, старлею26 говорит, мол, это же та самая, из коллекции, вот и улика! Я же тебе сказал, что зэки дачника – коллекционера убили и ограбили. Так вот, это его монетка!

– Вот те раз! – присвистнул Рева.

– А ты думал? А ещё говоришь: «Что ёрзаешь?» На моём месте и не только ёрзать начнёшь! Меня тогда в доме досада за монету взяла. Я, конечно, ни сном, ни духом, вида не подал.

– Погоди, ведь их дал тебе Мазурик!

– Вот именно! Они ему спихнули все награбленные «брюлики»27. Значит, он их знал! Я уже думаю, что неспроста менты подъезжали, когда я с ботаником торговался!

– А где сейчас Мазурик?

– Ха! Будет он ждать, пока его загребут!

– А ты ему деньги отдавал?

– Нет, конечно! – буркнул Фома с мрачным видом и, отвернувшись, сплюнул на землю.

Володя понял, что «кореш»28 чувствует досаду.

– Ну, а где я найду его?! – почти воскликнул тот, избегая пристального взгляда друга.

– Жена его, конечно, тоже ничего не знает? – спросил Рева.

– Знает – не знает, она мне, что ли будет рассказывать? – раздражённо махнул рукой Фома. – Я ещё в тот вечер зашёл, после того, как монетки «ботанику» сбагрил. Стучу в дверь – никто не отпирает. Постоял – подождал – ушёл. На другой день снова захожу. Его, видать, дома опять не было. Она открывает. Выходит такая, вся «на понтах»29, в халате, с сигареткой…

Сёма скорчил брезгливую физиономию и, помахивая поднятой ладонью с растопыренными пальцами, изобразил курящую жену Мазурика.

– Выпившая, что ль, была – не знаю? – продолжал он. – «Чё пришё-ёл?» – «Роман дома?» – спрашиваю. – «А тебе чё за де-ело? Ты кто тако-ой?!»

Фома нарочно приукрасил её вызывающе-высокомерный тон, растягивая слова на ударениях.

– Блин, Рева, ну, я же нормально, без наездов. Я что ей, шестерка какая-то? Что за базар?! Шалава, блин!

Володя усмехнулся, видя, как незаслуженно снесенная обида выводит из себя Фому.

– Я ей не должен ни копейки! – сердился тот. – А про должок Мазурику она и знать не знает, иначе по-другому бы разговаривала! Я не стал с ней ругаться. Ладно, думаю, баба пьяная, за языком не следит. Только Мазурику при встрече скажу обязательно. Так нельзя себя вести!

– А он тебе сказал к нему зайти? – спросил Рева.

– Да не… Вроде нет, не говорил.

– Откуда ты знаешь, где он живёт?

– Да я тут каждый угол в районе знаю!

– Какая разница? Если он тебе свой адресок не давал, на кой ты к нему попёрся?

– А как? Я не понял, Рева! Я что, его бабки прикарманить должен?! Западло30 это! Уговор есть уговор!

– Договариваться надо было толково. Через жену – значит через жену. Или в каком потайном месте для него оставить. А так… Всё это хрень какая-то! Душком попахивает31! Соображаешь? Он через тебя золотишко-то «мокрое» отмыл, да и отсиживается теперь. Если тебя сцапают – ты и виноват. Отдувайся, как хошь! А если пронесёт и всё утихнет, то он с тебя потом ещё и спросит: «Давай-ка, мил, человек, возвращай, как условились!» И будет прав!

– Ты думаешь, он за лоха меня держит?! – вспылил Сёма. – Он бы и не доверил бы мне всё это обстряпать, если б считал, что я – тупорылый тормоз!

– Нашёл, чем хвастаться! Гляди-ка: дело ловко провернул! А то, что тебя из-за него посадить могут, невдомёк тебе? Дурилка картонная!

– Так для начала у меня ещё денежки эти надо найти!

Володя в недоумении посмотрел на него.

– Так ты что, всё-таки отдал их его бабе?! – удивился он.

– Да хрен там! – раскраснелся раздосадованный Фома. – Стерва напыщенная! Я ей отдам, а она потом их прогуляет и скажет, что и в глаза меня не видела?! Тем более, пьяная была! Скажет: «Не помню такого! Какие еще „бабки“?!» Так я ещё и должен останусь?! Я ещё не совсем чокнутый! С ним был базар, с ним и расчёт будет!

– Ну, ты меня и напугал! – усмехнулся Рева. – А то я уж было решил, совсем с головой не дружишь!

– Зря ты, – заявил с самодовольной ухмылкой Фома, – Некоторые пусть себе думают про меня, что хотят. Мне больше с рук сойдёт. А бабло заныкано32, пусть полежит пока в потайном месте…

Сёма подмигнул Володе:

– Я не тороплюсь.

Рева, прищурившись, посмотрел на него.

– Не одолжишь пятёрку до зарплаты? – пошутил он.

– Не-е, – покачал с наигранно серьёзным видом Фома. – Таких не держим. Только золото в слитках. А все моё на мне висит.

И они оба засмеялись.