Читать книгу Роман-откровение врача-диетолога - Жан-Мишель Коэн - Страница 14

Ральф ехал в черном «мерседесе», присланном за ним со студии, и размышлял. Он чувствовал себя гораздо лучше после разговора с врачом-диетологом, в мыслях не было уже такого раздрая. Как отвечать на вопросы, которыми будет его бомбардировать Пьер-Эдуард Куртис? Промежуток времени, лежащий между сегодняшними утренними разгромными отзывами и заявлением в прессе, которое пообещал Франсуа Рабу и которое появится завтра, почти не оставлял места для какого-нибудь маневра. Все, что можно было сделать, это первому объявить о своем уходе, и как можно небрежнее. Он решил говорить искренне и демонстрировать свое доверие Куртису, который всегда старался показать ему свою дружбу и уважение.

* * *

Машина выехала из пригорода и приближалась к Сен-Дени, кварталу, облюбованному большими и маленькими записывающими студиями.

«Мерседес» подъехал к самому барьеру, возле которого толпились зеваки, ожидающие появления VIP-персон, приглашенных на запись. Модельер не мог не признать, что он любит тот миг, когда распахивается автомобильная дверца и он быстрым взглядом окидывает толпу, прикидывая, сколько любопытных привлек его приезд. Подумать только, что скоро эта праздничная суета уйдет из его жизни…

Внутри распорядитель опытным взглядом быстро отделял важных гостей от прочей мелкой сошки: их место в ложах. Места же в первых рядах всегда предназначались для звезд и личных друзей героя дня. Катя предупредила Ральфа, что вместе с ним в передаче будет принимать участие министр здравоохранения Филипп Филло, новая политическая фигура, чьи свободные высказывания, динамизм и привлекательная наружность, видимо, поспособствуют его продвижению к властному Олимпу. Жалко, что приехал не министр культуры или внешней торговли, посетовал Ральф. Они, по крайней мере, могли бы в чем-то помочь.

В отведенном ему кабинете Ральфа ожидал классический букет цветов, блюдо с пирожными от дорогого кондитера… и бутылка теплого шампанского. Эта деталь его убивала!

В любом случае, Ральф нисколько не был голоден, а к диете он должен приступить только завтра. Но не устоять сейчас – будет плохим знаком. А плохих, даже роковых предзнаменований в этот день и так скопилось предостаточно.

* * *

В коридоре поднялся гомон. Хлопнула дверь, и откуда-то, словно в кукольном театре, вынырнула чья-то голова. Хорошо поставленный голос произнес:

– Разрешите с вами поздороваться?

Ральф натянул на себя свою светскую улыбку номер один:

– Разумеется, очень рад встретиться с вами.

Метр восемьдесят пять роста и восемьдесят пять килограммов веса, атлетическая фигура, улыбка завоевателя, легкий загар, как будто все, что надо, но всего – в избытке.

Вау! Если это он – будущий президент, то я обеими руками проголосую за него, подумал Ральф.

К тому же его собеседник сообщил, что по его мнению, он – Ральф, один из самых замечательных парижских кутюрье, а кроме того, уверил его, что все критики принадлежат к породе отвратительных людей, думающих только о том, как бы нажиться, выволакивая на свет божий всякие ужасы и мерзости да свергая ими же созданных кумиров.

– Да и самому мне приятно щекотали нервы статьи журналистов, в которых они задавали кому-нибудь трепку. Это их ремесло, что ж поделаешь. Сначала они курят нам фимиам, а через секунду уже считают себя обязанными показывать нам, где раки зимуют. Им кажется, что они всемогущи.

– Мне всегда говорили, – ответил Ральф, – что искусство политики заключается в умении выдерживать удары, но я не знал, что их можно отражать с такой элегантностью, как это делаете вы.

– Мне очень лестно слышать это от вас, – с приятной, чуть ироничной улыбкой ответил Филипп Филло.

Какое умение держаться! Хотя разговор нельзя было назвать завершенным, министр вышел из кабинета, оставив Ральфа во власти своего обаяния, возможно для того, чтобы поговорить с каким-нибудь другим приглашенным. Предвыборная кампания и погоня за избирателями в этом сезоне начались гораздо раньше.

* * *

Кутюрье повернулся к телевизору, установленному здесь же, в кабинете, чтобы посмотреть начало передачи.

Заглавные титры, крупный план Пьер-Эдуар-да Куртиса, классическое: «Добрый вечер, дамы, добрый вечер, мадемуазель, добрый вечер, мсье». Ральфу всегда нравилась оживленная манера ведущего, его шутливый тон.

– Сегодня мы встречаем Ральфа Фаррелла, знаменитого кутюрье, от последнего дефиле которого критики модных журналов не оставили камня на камне. Он нам расскажет, в самом ли деле пробил последний час в его карьере или это просто досадная помеха на его пути.

Именно то, чего Ральф боялся. Но в то же время Куртис дал ему подсказку, и теперь у модельера есть время приготовить несколько фраз, пока идет видеоряд событий этой недели. Куртис продолжил:

– Рядом с Фарреллом вы видите Филиппа Филло, самого популярного министра, человека, который преуспел во всем, нашего, французского, Кеннеди. Как далеко он надеется дойти? До Елисейских Полей?[2]Также с нами Батист де Люзилль – автор и режиссер-постановщик сложной, вызвавшей много толков пьесы, покорившей весь Париж.

* * *

Через сто восемьдесят секунд ассистент режиссера с надетыми на голову наушниками заглянул в кабинет и сделал знак Ральфу следовать за ним. Настал час выхода на поле битвы. На лбу кутюрье выступил пот, уголки губ нервно подрагивали. Обычно перед камерами он чувствовал себя спокойно и свободно, но никогда его положение не было таким уязвимым, как сейчас. Ну, вперед, это всего лишь полоса невезения, которую надо пережить, через два часа он окажется в клинике и сможет, наконец, отдохнуть подальше от всей этой телевизионной суеты.

* * *

На съемочной площадке, кроме Филиппа Филло и Батиста де Люзилля, Ральф увидел двух актрис, занятых в пьесе, о которой также шла речь.

Куртис повернулся к режиссеру-постановщику:

– Начнем с Батиста де Люзилля. Вы рады быть сегодня вечером здесь, чтобы отметить свой успех?

– Да, для меня это что-то новое.

– Каков сюжет вашей пьесы?

– Насилие и кровосмесительный грех.

– Вам довелось в детстве пережить такого рода насилие?

Все на площадке разом замерли. Ральф не решался поднять глаза на молодого автора, который потрясенно молчал несколько минут, а затем ответил:

– А почему вы считаете, что у меня нет ни капли воображения?

– Нет, я не хотел это сказать, – отступил Куртис, – но я видел вашу постановку и должен признаться, мне было очень не по себе, настолько все реплики были правдоподобны.

– Благодарю вас, это самый большой комплимент, который вы могли бы мне сделать.

Куртис почувствовал, что теряет свою жертву, и перевел разговор на моду, которую предпочитает Батист. Затем он «обработал» двух актрис.

* * *

Филипп Филло со скучающим видом ждал своей очереди. Он давно уже привык к телесъемкам и знал, что может спокойно поправлять галстук, открыто отирать пот со лба. Ральф даже почувствовал, как завибрировал мобильный телефон политика в правом кармане его брюк. Вот идиот, как будто нельзя было выключить мобильник на полчаса, подумал он.

Министр вынул телефон и посмотрел на экран. Рука его дрогнула, и он поднес мобильник поближе к глазам. Ральф, заинтригованный, скосил в его сторону глаза и сумел прочитать несколько слов.

«Ваша дочь Сара умерла сегодня вечером в 20 часов 20 минут».

Кутюрье почувствовал, как кровь застыла в его жилах.

* * *

Филипп Филло знаком попросил одну ассистентку подойти и шепнул ей на ухо несколько слов. Девушка кивнула головой, отошла подальше от площадки и принялась что-то говорить в микрофон, присоединенный к наушникам. Ральф тут же увидел, как Куртис поднес палец к своему уху. Он отстал от актрис и подошел к министру:

– Мсье Филло, мне только что сообщили, что вы очень торопитесь и хотите, чтобы я закончил разговор с вами как можно скорее. У вас романтическое свидание или вашего вмешательства ждет очередной политический кризис?

Совершенно сбитый с толку, Ральф увидел, как политик возвращает на лицо свою улыбку завоевателя.

– В самом деле, я только сейчас узнал о крупной аварии, которая случилась в Мадриде. Мы должны собраться в министерстве, чтобы организовать отправку группы врачей скорой помощи – помочь нашим испанским друзьям.

Эмоции Ральфа метались от ужаса к восхищению. В этой силе духа было что-то сверхъестественное. Сам он никогда не был отцом, но ему казалось, что если бы ему сказали о смерти его ребенка, ему тут же стало бы плохо, а потом он бросился бы вон, совершенно не заботясь о том, что о нем подумают окружающие.

Куртис и Филло перебрасывались словами, как мячиками, и эта диалектическая игра возвышала обоих в глазах друг друга и зрителей. Все равно как хорошо отрепетированный дуэт. Когда интервью закончилось, ассистентка, согнувшись пополам, чтобы не попасть в камеру, приблизилась к министру и дала ему понять, что через две минуты он может уйти.

Куртис обратился сначала к публике, а затем сказал Филиппу Филло: «Можете идти, мсье министр». Политик больше совсем не улыбался, он встал, кивком поблагодарил ведущего, который подскочил пожать ему руку. Могущественные друзья всегда могут понадобиться…

* * *

Ассистент начал монотонно отсчитывать: десять, девять, восемь… Настал черед Ральфа.

– Итак, Ральф, – повернулся к нему Куртис, – что происходит? Ваше вчерашнее дефиле попросту провалилось, все средства массовой информации единым фронтом выступили против вас. Такого вы не знали с самого начала вашей карьеры. У вас творческий кризис или тут что-то другое?

– О, журналисты никогда особенно не любили меня, и это не первая коллекция, удостоившаяся плохих отзывов. Ни один художник, отважившийся выставлять свои произведения на суд зрителей, не может требовать от них всегда только восторгов.

– С этим я согласен, но то, что произошло сегодня, – настоящий расстрел! Откуда такая ненависть?

– Не знаю, но я не собираюсь обращать на нее внимания, а уж тем более делать какие-то выводы.

– То есть вы не думаете, что пора сообщить об уходе из профессии? Это была бы сенсация недели!

– Я никогда не обещал ничего подобного, дорогой Пьер-Эдуард, но будьте уверены, когда я решусь на такой отчаянный шаг, вы будете первым, кто об этом узнает.

– Заранее благодарю, я обожаю эксклюзивную информацию.

– А я как раз такой располагаю. Хотите, поделюсь?

– Вы еще спрашиваете! Скорее, Ральф, я сгораю от нетерпения. Вы тоже? – Этот вопрос ведущий адресовал публике, которая тут же принялась свистеть и топать ногами.

Ральф подождал, пока буря поутихнет, и ответил:

– Я ухожу из созданного мною Дома моды.

– Почему? Из-за нескольких крикливых газетенок?

– Нет. Это всего лишь пена на поверхности. А истинная причина состоит в том, что пятнадцать лет я работал не покладая рук, а отдыхал за все время не более двух недель. Теперь настала пора подумать о себе, попытаться реализовать старую мечту.

– Какую?

– Съездить на остров Мадагаскар, посмотреть китов, говорят, там их видимо-невидимо.

– Несомненно, они для вас будут достойной заменой худым манекенщицам!

Публика захохотала, и отовсюду раздались аплодисменты.

– А потом чем вы займетесь? – продолжал спрашивать Куртис. – Отправитесь на Галапагосские острова любоваться черепахами?

– А что, это идея! Но нет, пока еще не знаю, но надеюсь, что песни китов натолкнут меня на какую-нибудь мысль.

– Мадам, мсье, прошу вас поаплодировать мсье Ральфу Фарреллу, который, что бы там ни говорили злые языки, остается самым лучшим кутюрье в Париже, а следовательно, и в мире. Спасибо, Ральф, возвращайтесь к нам поскорее.

– Обязательно и с превеликим удовольствием, спасибо вам, Пьер-Эдуард.

* * *

Куртис подошел обнять Ральфа и проводить его до лестницы, ведущей за кулисы. В скрупулезно выверенном протоколе его шоу такое отступление означало особый знак внимания, прибереженный для особо важных персон. Не спуская улыбку с лица, ведущий шепнул несколько слов на ухо своему гостю:

– До передачи меня вызвал главный директор канала и сказал, что с вами покончено и что я могу вволю порезвиться на ваш счет. Это не в его привычках… да и не в моих тоже. Поверьте, Ральф, вы стали мишенью для какой-то шайки, если не сказать заговора.

– Вы настоящий друг, спасибо.

Мужчины расстались после крепкого рукопожатия с одной стороны и заговорщического подмигивания – с другой.

* * *

Пока «мерседес» вез его обратно, Ральф все размышлял над последними словами Куртиса. Они объясняли многое. В конце концов, он правильно сделал, что пошел на эту запись. Пребывание в клинике даст ему возможность обдумать и подготовить свой ответный ход. Никто не будет знать, где он, это замечательно!