Читать книгу Безлюди. Сломанная комната - Женя Юркина - Страница 9

Глава 7
Фамильный дом

Оглавление

Илайн

Как закостенелый безлюдь, ревностно хранящий одиночество, Илайн не любила принимать гостей. Домашняя рутина и суета на пустом месте претили ей. Это отнимало много времени, а потому было бы вычеркнуто из списка дел прежней Илайн. Но теперь, как истинной госпоже Уолтон, ей следовало приобщиться к традициям званых ужинов, следуя примеру Ма.

Воодушевленная приятными хлопотами, она требовала той же самоотдачи от других. Саймон едва поспевал выполнять поручения, лавиной накрывшие его с утра. Кажется, ему не приходилось работать столь усердно даже в его бытность мажордомом. Илайн искренне не понимала, зачем отдавать в прачечную чистое белье, полежавшее в шкафу, и для чего устраивать целый банкет по случаю приезда сестер Гордер, тем более что повод был не из радостных.

Натирая столовое серебро, то есть занимаясь очередным пустым делом, Илайн наблюдала за Ма, под чьими руками страдало тесто для пирога, пока Саймон морозил усы во дворе, разделывая рыбину для начинки. Вызывая облачка мучной пыли, хозяйка охала и вздыхала, переживая, что купила неправильного тунца. Сей неутешительный вывод она сделала из того, что Саймон возился с ним битый час. Илайн подозревала, что хитрый лис нарочно не торопился, но выдавать его не стала. Молча продолжала перебирать вилки и ножи, развлекая себя мыслями о том, что сказал бы Риз, увидев ее подвиги во благо семьи: «Какая выдержка, Ила, какое непоколебимое спокойствие для человека, держащего в руках колюще-режущие предметы! Ты превзошла саму себя! Продолжай в том же духе, любовь моя». Илайн фыркнула. «Любовь моя»? Риз никогда не называл ее так, а она спокойно обходилась без тривиальных признаний. Тогда откуда взялись такие фантазии? Видимо, надышалась чистящим порошком и помутилась рассудком.

Если бы не затянувшаяся игра в прилежную помощницу, Илайн уже встречала в порту гостей из Пьер-э-Металя, но ей пришлось отправить вместо себя Флинна. Не могла же она доверить ему чистку столового серебра? Хотя Флинн, дружище, согласился бы подменить ее и здесь.

Только она закончила с приборами, как ей подсунули бокалы. Их следовало избавить от воображаемой пыли и заставить блестеть, как заснеженные пики Южной гряды. Это утомительное занятие напомнило ей о годах юности, когда она, нищая девчонка с острова, приехала в столицу искать лучшей жизни. Надежды привели ее на кухню дешевой забегаловки, где приходилось таскаться с подносом и драить посуду. Почти как сейчас. Илайн было все равно, что протирать тряпкой: грубое стекло стаканов для портвейна или тонкий, звенящий в руках хрусталь. И то, и другое раздражало одинаково. На третьем бокале она пожалела, что согласилась помочь, на четвертом едва сдержалась, чтобы не запустить его в стену, на пятом отложила полотенце и решила, пусть последний, недомытый, достанется ей. Возможно, привкус пыли сделает земляничное вино менее приторным.

В этот момент Саймон принес на кухню рыбину, и от одного запаха Илайн замутило. Она с небывалой прытью, которую ошибочно могли принять за энтузиазм, переметнулась в столовую, чтобы заняться сервировкой. Там ее и застал Риз, вернувшись как раз вовремя, когда у нее почти иссякло терпение выносить семейный быт. Но, едва взглянув на него, Илайн передумала жаловаться и уж тем более спрашивать, как прошел визит в Охо. Все было написано на его лице: таком мрачном, что, казалось, от него померкнет хрусталь и почернеет столовое серебро.

Обронив всего несколько слов, Риз развернулся и ушел. Минуту спустя на втором этаже загудели трубы и паровой котел, нагревающий воду для ванны. Успев изучить его привычки и пристрастия, Илайн знала, что это значит: Ризу нужно серьезно подумать. Не осталось сомнений, что из Охо он вернулся с плохими новостями.

Дожидаясь их, Илайн нервно кружила по столовой, разглаживая салфетки и передвигая бокалы, точно фигурки на игральной доске. Когда ей надоело, она оставила все как есть и, умыкнув из стопки свежего белья пару пушистых полотенец, отправилась наверх.

В особняке им выделили лучшую спальню – с камином, гардеробной и отдельной ванной комнатой. Чтобы привыкнуть и обжиться, Илайн представляла, будто это уютный дом внутри дома. Но сейчас все было испорчено резким запахом островного табака, и за несколько секунд, проведенных здесь, ей снова стало дурно: то ли от подступившей к горлу желчи, то ли от концентрации всего раздражающего и неприятного, что случилось за день.

Она подошла к двери в ванную и постучала.

– Ри, я принесла чистые полотенца. Можно войти?

Ответом ей было молчание, но спустя несколько мгновений послышался плеск воды и щелчок замочного механизма. Горячий воздух вперемешку с дымом окатил ее лицо, и на миг Илайн зажмурилась. Глаза защипало. Да будь проклят тот, кто однажды додумался набить курительную трубку островным табаком, а вместе с ним и тот, кто внушил Ризу, будто эта чадящая гадость успокаивает нервы.

– Ты пришла поговорить со мной, а не из-за полотенец, – отозвался голос, глухой и тихий, будто марево было настолько плотным, что подавляло звуки.

Риз вернулся к ванне, но лишь затем, чтобы подхватить оставленную на бортике сигару и мыльницу, полную пепла. Даже не взглянув на Илайн, будто она обратилась в дым, он прошел мимо, оставляя мокрые следы на полу. Она изо всех сил постаралась не замечать того, что Риз обнажен и как по его бледной, точно матовое стекло, коже стекают капли воды.

– А что не так?

– Просто говори как есть, – бросил он, будто ее невинный предлог по-настоящему его разозлил.

– Ты не в духе.

– Вроде того. – Он затянулся сигарой и выпустил дым к потолку.

Илайн брезгливо поморщилась:

– Ма расстроится, если дом провоняет табаком. Она сегодня выпрыскала целый флакон духов.

– Зачем? – безразлично спросил Риз.

– Чтобы комнаты благоухали розами из Лима и девочки чувствовали себя как дома.

Он наконец потушил сигару в мыльнице и оставил свое «успокоительное» на краю раковины.

– Ревнуешь?

– Да брось. – Илайн переплела руки на груди и привалилась плечом к стене. – Твоими стараниями в нашей спальне дыма, как в портовом кабаке Ислу. Так что это я, скорее, почувствую себя как дома.

– Кажется, ты тоже не в духе, – подметил он и приоткрыл круглое поворотное окошко, чтобы впустить в комнату свежего воздуха.

Илайн проигнорировала замечание и перевела тему:

– Что там в Охо?

Риз устало склонился над раковиной, опершись на нее руками, словно бы заявляя, как его все доконало. Он ничего не отвечал, а Илайн ждала, наблюдая за каплями воды, стекающими между остро выпирающих лопаток, и думала о том, что Риз – единственная фамильная драгоценность Уолтонов, которую бы она с удовольствием вытирала полотенцем. Впрочем, в топку полотенце, она бы справлялась и без него.

Ее глупые фантазии прервались глухим, скованным тревогой голосом:

– Они все знают. Про удильщиков и Марбр.

– Им‑то какое дело?

Его мышцы напряглись. Плечи дрогнули. Риза раздражали ее любопытство и вопросы, но Илайн не могла отступить. Она должна понимать, с какой угрозой они столкнулись на сей раз, чтобы преодолеть ее вместе, рука об руку. В задумчивости она покрутила золотой обод на безымянном пальце, коснулась голубого камня в оправе, словно убеждаясь, что имеет право интересоваться делами супруга, даже если ему это не по нраву.

– К ищейкам обращаются за информацией, – сказал Риз после затянувшейся паузы. – Многие хотят знать, кто срывает сделки.

– Эверрайн в курсе? – сухо спросила Илайн. Не то чтобы ее беспокоила его судьба, однако в истории с удильщиками он был связан с Ризом, а значит, и проблема касалась их обоих.

– Отправил ему письмо, как только вернулся.

– А если за тобой следили?

– Что подозрительного в табачной лавке? – самодовольно хмыкнул Риз.

– Ах да. Твои хитроумные уловки. – Она закатила глаза, едва сдержавшись, чтобы не сказать лишнего. Проблема изобретателей заключалась в том, что они зацикливались на каждой детали и забывали проверить, работает ли механизм в целом. Этот, судя по осведомленности оховских ищеек, дал сбой.

Кажется, они молчали слишком долго. Дым успел развеяться, а духота сменилась свежей прохладой, которую Риз, охваченный мрачными размышлениями, даже не замечал, иначе бы уже воспользовался треклятыми полотенцами. Илайн положила их на край раковины, напомнив о своем присутствии.

– Спасибо, – равнодушно кивнул он, – я ценю твою заботу, но…

– Не могла бы ты свалить, Ила? – подсказала она.

– Не могла бы ты оставить меня ненадолго? – По сути, Риз сказал то же самое, но облек просьбу в более вежливую форму, еще и довершив мягким: – Пожалуйста.

Он наконец посмотрел на нее. Как будто взгляд мог сойти за веский аргумент, чтобы Илайн даже не вздумала возражать. В его глазах мелькнуло что‑то неуловимое, тревожно-печальное, и они стали на пару тонов темнее, точно море за минуту до шторма. Какой бы твердостью духа ни обладала Илайн, ей не хотелось попасть в эпицентр стихии.

– Конечно. – Она попятилась к двери. – Но, прошу тебя, спустись к ужину.

«Не оставляй меня одну», – едва не добавила Илайн, но вовремя осеклась. Риз уже не слушал, погрузившись в свой, недоступный ей мир. И когда она успела стать такой мягкотелой и ранимой, что самой от себя тошно?

Выскользнув из комнаты, Илайн похлопала по щекам, чтобы приободриться и прогнать непрошеные мысли. «Соберись, Ила!» Потребовалось несколько минут, чтобы средство подействовало.

За окном стемнело. Спальню освещал только огонь в камине, и неясные блики, рожденные его светом, отражались на стенах танцующими пятнами. Она бы лучше осталась здесь, в своем убежище, откуда ее не выкурил даже табачный дым, но была вынуждена вернуться в столовую, где наверняка требовалась ее помощь.

Внизу бурлила другая жизнь, словно радость и уныние, безмятежность и тревога четко распределялись по разным этажам дома. Откуда‑то взялись вазоны с ветками ели и физалиса; белоснежную скатерть заполонили серебряные блюда, накрытые клошами и оттого похожие на сугробы. Над всем этим зимним пейзажем в миниатюре порхала хозяйка, сменившая домашнюю одежду на простое элегантное платье. Тихонько напевая, Ма сворачивала салфетки в некое подобие цветов. Раньше это были просто куски ткани, которые Илайн постаралась сложить ровными треугольниками, но теперь на зеленых тарелках распускались белые кувшинки. Оглядев стол, она отметила, что ни одного предмета не осталось на прежнем месте, и сглотнула подступивший ком – не слезы, а обжигающие горло слова, готовые вырваться наружу.

– Все уже готово, дорогая, – проворковала Ма, одарив ее мягкой улыбкой, будто извиняясь за то, что взялась переделывать все на свой манер. – Помогать не нужно. Можешь пока отдохнуть и переодеться к ужину.

Илайн придирчиво осмотрела свою рубашку с закатанными рукавами и брюки из рубчатого вельвета, ожидая обнаружить грязные пятна или следы чистящего порошка. Вопреки ее опасениям, одежда выглядела достаточно опрятной, чтобы появиться в ней за столом.

– А что не так?

– Просто подумала, ты захочешь надеть что‑нибудь праздничное. – Ма пожала плечами, невозмутимо продолжая свое занятие.

– И что мы сегодня празднуем? – спросила Илайн, избрав самый спокойный и непринужденный тон, на какой была способна. – Приезд девочек, которые вынуждены скрываться от угроз?

Ма уже открыла рот, чтобы ответить, но, так ничего и не придумав, растерянно застыла над последней салфеткой, еще не обращенной в вычурный цветок.

Пусть Илайн совсем не разбиралась в званых ужинах и моде, зато прекрасно понимала, что никому, кроме хозяйки дома, не нужен этот напускной лоск, вдохновленный новой должностью Риза. Место градоначальника давало ему шанс закрепиться среди элиты и получить статус, которого так и не удостоился Уолтон-старший, сколотивший состояние на торговых спекуляциях – деле прибыльном, но презренном. Его капитал обеспечил Ризу длинное имя, какими обычно щеголяли богатеи, но не смог проторить путь к высшему обществу. Маригольд Уолтон, полная отточенных манер и честолюбивых амбиций, слишком долго ждала момента проявить свои лучшие качества.

Илайн не желала участвовать в этом спектакле, выполняя, что ей скажут, и одеваясь в то, что предложат. И она была готова заявить об этом вслух, чтобы Ма не питала напрасных надежд, но тут в дверном проеме нарисовался Саймон в парадном костюме. Рядом с ним Ма смягчилась, как подтаявшее на тарелке масло, и оставила свои поползновения до тех пор, пока не появился Риз. Растрепанные волосы, влажные после ванны, рабочая рубашка из грубого хлопка, закатанные рукава, шлейф табачной горечи – в нем объединилось все, чтобы поразить чувства рафинированного эстета. Ма, недовольно поджав губы, бросила взгляд на Илайн, как будто обвинила ее в дурном влиянии на сына. Ох, знай она, что таилось под аристократической сдержанностью ее благовоспитанного мальчика, его небрежный вид показался бы ей невинной шалостью. Впрочем, матерей лучше не посвящать в такие вещи.

Едва сдерживаясь, чтобы не расплыться в улыбке, Илайн посмотрела на часы. Стрелки показывали шесть вечера. Сестры Гордер задерживались, рискуя попасть к остывшему ужину.

Стоило ей подумать об этом, как в доме раздалась механическая трель звонка, и Саймон, по привычке, бросился встречать гостей. Ма снова засуетилась, принявшись чопорно поправлять приборы и тарелки – видимо, даже своей работой она осталась недовольна. «Ох, как сложно живется людям, стремящимся к совершенству», – подумала Илайн.

Неожиданно услышав свое имя, она отвлеклась и посмотрела на Саймона, за спиной которого маячил чей‑то силуэт. И меньше всего он напоминал кого‑нибудь из сестер Гордер.

– Это к тебе. – Торжественно объявил Саймон. Для схожести с театральным конферансье разве что белых перчаток не хватало.

Словно артист, дождавшийся своего выхода на сцену, гость выступил вперед, распростер руки для объятий и воскликнул:

– Сестренка!

Илайн оцепенела от ужаса.

В последний раз она видела Нейта еще ребенком и наверняка не узнала его сейчас, если бы не глаза – темные, диковатые, как у загнанного зверька. Это все, что осталось от того тщедушного мальчишки, каким она его помнила. Незнакомец, представившийся ее братом, был высоким и широкоплечим, с тонким шрамом на губе, загорелой кожей и вихрастыми волосами цвета жженого сахара.

– Что ты здесь делаешь?! – выпалила она.

– Заглянул, чтобы поздравить. Не каждый день родная сестра выходит замуж за Хранителя Делмарского ключа. – Нейт перевел взгляд на Риза и кивнул ему в знак почтения.

Илайн хотела спросить, с чего вдруг брат вспомнил о ней, но тут же поняла, в чем дело. «Делмар-Информер». Не было никаких сомнений, что после Велла-серры газетчики сразу же подхватили сплетню и растиражировали новость о супружестве градоначальника, который сейчас, застигнутый врасплох, использовал все свои аристократические манеры и выдержку, чтобы не выказать смятения. Илайн избегала разговоров о семье, что сделало из них призраков ее прошлого. Неудивительно, что внезапное появление брата произвело на всех ошеломляющее впечатление. Ее глупые недомолвки и тайны сыграли в пользу Нейта. Если бы Риз знал, кто перед ним, то не стал бы даже слушать его и не подал руки. Но гость назвался ее близким родственником, а потому удостоился вежливого приветствия.

– Ризердайн, – представился он.

– Нейт. Уж простите за скромный набор букв. – Он даже не пытался скрыть язвительные нотки в голосе, словно прощупывал границу дозволенного.

Они пожали друг другу руки.

– Останетесь на ужин, Нейт? – с воодушевлением подхватила Ма.

– Он уже уходит, – резко заявила Илайн, поздно поняв, что выставляет себя в дурном свете.

Будь она хитрее и предусмотрительнее, рассказала бы о брате раньше, чтобы сейчас, прогоняя его прочь, не выглядеть последней мерзавкой. Но ее желание забыть прошлое и никогда к нему не возвращаться загнало ее в ловушку. Она чувствовала всеобщее неодобрение как что‑то липкое, холодное, стекающее по позвоночнику.

– Подожди, сестренка. Дай хотя бы вручить подарки.

Происходящее все больше напоминало дешевую постановку с плохими актерами, где Илайн была бестолковой декорацией посреди сцены и только мешала действу.

Нейт запустил руку в затрапезную сумку, перекинутую через плечо, и достал пару вещей: жестяную коробку с островным табаком и жемчужный браслет. Шкатулку, полную курева, он вручил Ризу, а перламутровую нить протянул ей. Надо же, как мило…

– Антикварный, – одобрительно подметила Ма, падкая на украшения.

«И краденый», – мысленно добавила Илайн, но удержалась от того, чтобы во всеуслышание обвинить брата в воровстве. На Ислу жемчуг был редкостью и стоил дорого. Нейт не смог бы купить даже одной бусины, а если бы у него и нашлись такие деньги, то не стал бы тратиться. Илайн не питала иллюзий, что братец раскошелится на столь щедрый подарок для нее.

– Держи, – подначил Нейт. – Знаю, тебе больше по душе ракушки, но это как‑то мелко для свадебного подарка.

Фраза звучала безобидно, и лишь они вдвоем знали, что скрывается за ней. Вспыхнувшая злоба обожгла Илайн изнутри. Будь ее воля, она бы затолкала в его глотку вначале жемчужный браслет, а потом приправила табаком.

В столовой повисла гнетущая тишина, словно ее дрянные мысли прозвучали вслух. Иначе Илайн не могла объяснить, почему все смотрели на нее: Риз – вопрошающе, будто требовал объяснений; Ма – укоризненно, сочтя ее капризной и неблагодарной; а Саймон – почти сочувственно, и в его глазах читалась немая просьба принять подарок, чтобы сгладить неловкую ситуацию. Она сдалась и неохотно протянула руку, едва скрыв отвращение, когда жемчужная нить легла ей на ладонь.

– Спасибо, – с трудом выдавила Илайн, и ей показалось, будто сама комната облегченно выдохнула.

– Как чудесно, что вы заглянули к нам, Нейт, – заворковала Ма, пытаясь развеять остатки напряжения. – Присоединитесь к нам за ужином?

Как бы Илайн ни желала вмешаться и повернуть ее гостеприимство вспять, она не посмела. Ма была здесь полноправной хозяйкой и могла сама решить, кого приглашать к столу.

– Не откажусь. – Нейт кивнул. – Дорога с Ислу меня измотала. Море сегодня штормит.

– Наверное, поэтому и девочки задерживаются, – пробормотала Ма, печально вздыхая.

– Похоже на то, – поддакнул Саймон.

Незаметно, выказывая всеобщую обеспокоенность, они переместились за стол. Илайн села подальше, наивно полагая, что, если смотреть в свою тарелку, получится не замечать Нейта. Однако он делал все возможное, чтобы внимание было обращено на него.

– У вас нет прислуги? – удивился братец, когда хозяйка лично подала ему пирог.

– Мы справляемся сами, – с гордостью ответила она.

– Экономите? – Его губы искривились в улыбке, и шрам шевельнулся, будто живой.

Ма опешила, не ожидая такой дерзости от человека, оказавшегося за столом по ее доброй воле.

– Не переживай, Нейт, – вступился Риз. – Моя семья не нуждается в деньгах и тех, кто пытается их считать.

Предупредительные нотки в голосе остудили пыл этого самоуверенного хама. Нейт понял, что подошел к опасной черте, и тут же отступил.

– Не подумайте, что я грублю, – поспешно ответил он, и выражение его лица переменилось. Губы вытянулись в странную улыбку: слишком угодливую, лебезящую, но по-прежнему скользкую и неприятную. Теперь он хотя бы старался. – Дом у вас что надо. Добротный. На Ислу ничего подобного не встретишь. Я всегда представлял, что такую махину должна обслуживать целая толпа…

Что ж, изображать недалекого паренька из провинции ему удавалось весьма правдоподобно, чего нельзя сказать о других амплуа, что он пытался сыграть. В его братские чувства Илайн не верила и задавалась вопросом, зачем он пришел сюда. Ответ был очевиден: деньги. О чем еще мог подумать Нейт, узнав из газет, что его пропащая сестра-неудачница вышла замуж за Хранителя Делмарского ключа. Ничто не восстанавливало кровные узы так быстро, как внезапно обнаруженное богатство родственников. Вот тогда все страждущие и устремлялись к забытым истокам, словно к золотым приискам.

Охваченная тревожным предчувствием, Илайн ковыряла вилкой кусок пирога. Присутствие Нейта отравляло все вокруг: еда казалась пресной, салфетки-кувшинки на белоснежной скатерти – неуместными до дурновкусия, а разговор за столом – душным и натянутым.

– Чудесный дом! – в очередной раз воскликнул Нейт, и гадкая ухмылка мелькнула на лице, как молния, предвещающая начало грозы. – На такой в порту не заработать и за сотню ночных смен. Верно, сестренка?

Повисла пауза. Все были наслышаны о портовых девках с острова, и Нейт понимал, как воспримут его слова. Саймон поперхнулся и закашлялся, Ма изменилась в лице и сложила на тарелке приборы, словно потеряла аппетит, представив непристойную картину.

– Илайн работала докером, – вмешался Риз, но его слова не могли стереть осадок от сказанного. Он нашел ее руку под скатертью и крепко сжал, но и это едва ли могло утешить.

– Ох, ну надо же, – едва выдохнула Ма, пытаясь побороть непроизвольную гримасу брезгливости, будто она обнаружила в своей тарелке червяка. – Такой тяжелый труд не для девушки.

Ма хотела ее похвалить, но Илайн услышала совсем другое: «Приличным девушкам не место в порту. А неприличным – не место рядом с ее сыном, в ее доме». Вот что скрывалось за сдержанным высказыванием.

– Так и есть, докерами девчонок не берут. – Нейт сделал театральную паузу, словно намекая, что один из собравшихся врет, а другой обманут. – Она выдавала себя за парня. Наверное, так вы и познакомились, а, Риз?

Нейт действовал как в драке: бил резко и туда, где не ожидали встретить удар. Илайн перевела взгляд на Риза, почувствовав, как он сжал ее пальцы крепче. Скулы его обострились, глаза стали почти серыми, и взгляд налился свинцовой тяжестью.

– Нас свела работа. Мы строим безлюдей, – сухо ответил он.

– Те, что недавно полыхали во всем Делмаре? Наслышан, наслышан. – Нейт заглотил кусок пирога и продолжил с набитым ртом, роняя крошки: – Но ты молодец, что не отчаялся. Поднялся из пепла, отряхнул пиджак, а под ним оказался китель градоначальника. Это достойно уважения. – Его слова были пустым звуком. Нейт играл на их чувствах и гадал, кто сдастся первым. Он сделал ставку на самое слабое звено за этим столом. – Илайн всегда была падка на сильных мужчин. Верно я говорю, сестренка?

Нейт ожидал, что она побоится прыгнуть в воду, взбаламученную его намеками; попытается отмыться от липкой грязи его слов. Именно поэтому Илайн поступила иначе.

– Да, и с тех пор ничего не изменилось, – решительно заявила она, а после, осознавая всю неотвратимость сказанного, добавила: – Поэтому меня и тошнит от тебя, Нейт. Терпеть не могу слабаков.

Она попала в цель. Самовлюбленная ухмылка стерлась с лица брата, дикие глаза засверкали непримиримой злобой. Он так поразился внезапному сопротивлению, что наконец заткнулся.

Илайн резко встала из-за стола и, в порыве схватив опустевший графин, вышла из комнаты. Кого она пыталась этим обмануть? Причина ее скоропалительного ухода была настолько очевидной, что никакое притворство не спасло.

В коридоре ее нагнали торопливые шаги. И, хотя на миг промелькнула мысль, что опасно оставлять болтливого братца без присмотра, Илайн все же испытала облегчение и благодарность, что Риз не оставил ее одну. Поэтому первое, что она сделала, оказавшись на кухне, где их не могли увидеть, бросилась к нему с объятиями, едва не огрев по затылку стеклянным графином, который все еще держала в руке.

– Ила…

Произнеся только имя, он дал ей все, в чем она отчаянно нуждалась. Если бы она умела плакать, то сделала бы это прямо сейчас, уткнувшись в его плечо.

– Я не хочу его видеть. Не хочу, – прошептала Илайн как в бреду.

– Одно твое слово, и я выкину его за дверь. Несмотря на то что он твой брат.

Не сомневаясь ни секунды, она сказала:

– Сделай так, чтобы он исчез отсюда. Пожалуйста.

И больше от нее не требовалось ничего: ни объяснений, ни оправданий, что заставило ее просить о таком. Риз успокаивающе коснулся губами ее лба, и это было обещанием.

Когда он ушел, Илайн задумалась, хочет ли видеть неприятную сцену. На миг что‑то вроде жалости и угрызения совести кольнуло сердце, но большей слабости она себе не позволила. Пора было взглянуть правде в лицо и признать: ее брат – мелкий ублюдок; таким она считала его, сбегая с Ислу, и таким же увидела столько лет спустя. Встреча с Нейтом не пробудила в ней ни сестринских чувств, ни ностальгии по родительскому дому, ни сожалений об утраченной семье. Илайн считала себя сильной женщиной, способной в одиночку разобраться с братом. Но потерянная девочка с острова, которой всю жизнь приходилось защищаться самой, отчаянно хотела, чтобы за нее заступились. И она позволила.

Задержавшись, Илайн пропустила момент, когда Нейту указали на выход, и застала лишь последствия этого. Вольготно развалившись на стуле, братец смотрел на Риза с напускным равнодушием, но кроме позерства не мог противопоставить ничего.

– И где мне ночевать? – обвиняющим тоном спросил он, будто кто‑то предлагал ему остаться, а теперь отозвал свое приглашение.

– Я тебе не нянька, чтобы искать колыбель. Сам справишься. – Риз достал из кармана несколько монет и швырнул на стол. – Здесь хватит, чтобы снять комнату и кого‑нибудь из портовых. Вижу, эта тема не дает тебе покоя.

Ма неодобрительно ахнула, но никому не было дела до манер. Вопреки ее стараниям, званый ужин все больше превращался в вечер в портовом кабаке. Илайн наблюдала за этим со стороны, стоя в дверном проеме, словно мысленно прочертив защитный круг, из которого не могла выйти.

– Думаешь, деньгами заткнешь мне рот?! – остервенело выпалил Нейт и вскочил из-за стола. – Или купишь новое, незапятнанное прошлое для своей женушки?

– Не все можно купить, – хладнокровно ответил Риз. – Например, новое, незапятнанное лицо взамен тому, что я тебе разобью, если не уберешься отсюда.

Нейт угрожающе шагнул вперед, сжимая кулаки, но Риз даже не шелохнулся, будто ледяное спокойствие сковало не только эмоции, но и тело.

Предчувствие драки зависло в воздухе, как гильотина. Одно движение – и лезвие сорвется вниз, свершив необратимое. Ма с тревогой взглянула на Саймона, призывая вмешаться, однако на сей раз ее каприз остался неисполненным.

– Нельзя же быть таким наивным. – Кривая ухмылка на губах Нейта стала предвестницей очередной мерзости, приготовленной им: – Ты знаешь, что она сделала? Почему сбежала с Ислу?

Илайн отпрянула, прячась в темном коридоре, чтобы никто, и в особенности брат, не увидел ее напуганной и пристыженной, с алеющими пятнами на щеках. Лицо горело, как в ту ночь после хлесткой пощечины, ставшей прощальным подарком ее матери. Воспоминание о нем было увядшим цветком, вложенным между страниц старой книги, которую задвинули на дальнюю полку. Но братец, чья тяга к разрушению с годами окрепла, перевернул все вверх дном и заставил ее смотреть, как прошлое – иссохшее, блеклое, забытое – снова проявляется.

Погрузившись в мысли, она упустила, что сказал или сделал Риз, чтобы выдворить Нейта вон. Сквозь туман в голове до нее донеслись голоса из холла, потом хлопнула дверь. Илайн ущипнула себя за руку, до боли сжав кожу на изгибе локтя. Оцепенение спало, и она решилась войти в столовую.

Ма и Саймон по-прежнему сидели на своих местах, словно к стульям приколоченные. Оба молчали, пребывая в отрешенной задумчивости, но сразу заметили ее появление.

– Ты в порядке, дорогая? – встрепенулась Ма.

Илайн стало неловко от ее искренней, почти материнской заботы. Она кивнула в ответ и добавила:

– Извините за испорченный вечер.

– Тебе не за что извиняться. Это я виновата, что позвала его на ужин. В конце концов, ты сразу настаивала, чтобы он ушел.

– Старо как мир, – пробормотал Саймон, натужно вздохнув. – Дуря́т мужчины, а вину за них испытывают женщины.

Они с Ма переглянулись, как будто продолжая разговор мысленно, и утешающе улыбнулись друг другу. Их умиротворение не продлилось и минуты.

Вернулся Риз. Ко всеобщему облегчению, на нем не было никаких следов драки. Кажется, став градоначальником, он обрел особые навыки ведения переговоров.

Он задал Илайн тот же вопрос, что беспокоил Ма, и получил тот же самый ответ: с ней все в порядке. Она не считала себя жертвой обстоятельств, а появление брата – трагедией. С его исчезновением все вернулось на круги своя. Они снова вспомнили о том, что ждали гостей, и выразили беспокойство, что те задерживаются.

Илайн предложила съездить в порт, надеясь поговорить с Ризом наедине, но тот не понял намека. Взглянув на часы, он сказал, что подождет до восьми, как будто надеялся, что за двадцать минут все разрешится само собой.

Они заменили тарелки, вернув столу первозданный вид. Казалось, это попытка забыть произошедшее и переиграть неудавшийся ужин. К тому моменту, когда с улицы донесся хруст гравия под колесами автомобиля, все было готово к приему гостей. Но их снова ждало разочарование, потому что Флинн появился один – замерзший и вымотанный. Бедолага проторчал в порту несколько часов: приехав заранее, он долго выглядывал паром, а затем пытался выяснить, почему среди сошедших с судна не оказалось сестер Гордер. Он прорвался к начальнику порта и получил доступ к списку зарегистрированных пассажиров. Добиться этого ему удалось, лишь прибегнув к убеждающей силе имени Ризердайна Уолтона (тут Флинн виновато взглянул на него и успокоился, не встретив осуждения). Так он и выяснил, что сестер Гордер не было на пароме. Что‑то заставило их отменить поездку.

Обо всех своих изысканиях он рассказывал, с аппетитом поглощая угощения, которые своевременно подсовывала ему Ма. Вымотавшись за день, Флинн с радостью сел за стол и теперь даже не замечал, что еда на тарелке удивительным образом не иссякает.

Они обсудили с Ризом возможные причины, почему Гордер так и не приехали, и сошлись во мнении, что не мешало бы слетать в Пьер-э-Металь и убедиться, что все в порядке. Риз обещал разобраться, а Илайн задумалась о том, что он, как обычно, взваливает на свои плечи слишком много, однако ничего не сказала. В Пьер-э-Метале были их друзья и безлюди. И если местная власть не понимала, что и те, и другие неприкосновенны, Хранителю Делмарского ключа стоило лично напомнить об этом.

Их разговор затянулся допоздна, и лишь когда Саймон начал втихую таскать тарелки со стола, Флинн спохватился, что ему пора. Риз отправился его провожать, чтобы заодно перекинуться словами, а Илайн, отлученная от их компании, осталась помогать с уборкой. В других обстоятельствах это бы ее оскорбило, но сейчас она была слишком измотана, чтобы плыть против течения.

Кувшинки из салфеток грустно поникли, точно увядшие цветы, скатерть снежным комом легла в корзину для белья, а столовое серебро вернулось в заключение коробки, обитой бархатом.

Наконец, когда посуда была перемыта и расставлена по местам, Илайн поднялась в спальню. Оказавшись в уединении, она скинула одежду, что неприятно липла к телу, и с предвкушением открыла вентили. Теплая вода и мыльная пена смыли всю грязь минувшего дня. Обмотавшись полотенцем, она выплыла из ванной с ощущением, будто заново родилась. В этой жизни ее звали Илайн Уолтон – и она не имела никакого отношения к той девочке-островитянке, чьи секреты грозился раскрыть Нейт.

Поглощенная мыслями и поисками ночной рубашки, она не заметила, что в комнате не одна, поэтому голос, раздавшийся из полумрака, ее напугал. Илайн вздрогнула и тихо выругалась.

– Это лишнее, – повторил Риз, кивнув на сорочку, которую она выудила с полки. Вот что заставило его заявить о своем присутствии.

Растянувшись на неразобранной кровати, он лежал, закинув руку за голову, и увлеченно наблюдал за ней, завернутой в полотенце, точно сливочный пудинг. По крайней мере, дрожа от озноба, Илайн представляла себя примерно так.

– Сегодня слишком холодно, чтобы пренебрегать одеждой, – чинно заявила она, после чего нырнула в облако из белого хлопка.

– Ты все еще не в духе?

– Этот ужин меня доконал, – призналась она, забираясь в постель.

От его пытливого взгляда ей отчаянно захотелось укрыться с головой и закутаться, точно в кокон, но сделать это мешал Риз, подмявший половину одеяла под себя. Илайн пришлось довольствоваться свободным куском, урезонив свое недовольство напоминанием, что раньше вся ее комната была едва шире кровати, а спальным местом служил ветхий матрас, набитый перьями и соломой. Девочка с Ислу даже мечтать не смела о такой роскоши, что окружала ее сегодня.

– О чем думаешь? – решилась спросить она, хотя на мгновение усомнилась, что готова услышать ответ.

Риз перевернулся на бок и устроился, подперев голову рукой. Его тело оставалось обманчиво расслабленным, но глаза не врали. Они смотрели напряженно и выжидающе, словно бы сквозь нее. Илайн покрылась мурашками, но уже не от озноба.

– Вы с братом совсем не похожи.

– Оно и неудивительно. – Илайн пожала плечами. – У нас разные отцы. У всех шестерых. Вот такое веселое семейство. Рад познакомиться?

– Извини. Просто ты ничего не рассказывала…

– Таким не хвастают.

– Это твоя семья, Ила. Нечему здесь стыдиться.

– Легко так говорить, если твоя семья – Уолтоны.

– А ты многое знаешь о нас? – В его голосе скользнул холод, но она была слишком раздражена, чтобы придать этому значение.

– Не прибедняйся. Тебя растили в достатке и пылинки сдували. – Заметив, что Риз изменился в лице, Илайн поспешно добавила: – Я о том, что ты единственный ребенок в семье. Это совсем другое.

– Так сложились обстоятельства, – бросил он и, отстранившись, встал с кровати.

За пару мгновений воображение Илайн нарисовало сцену, что последует за этим. Риз уйдет, бросив ее в одиночестве, чего не делал никогда, но сейчас, взвинченный и нервный, именно так и поступит. Вместо этого он стал медленно, методично расстегивать пуговицы на рубашке, а после с педантичностью, не замеченной за ним прежде, принялся складывать вещи, будто использовал время на размышления.

Наконец Риз вернулся в кровать и, по привычке взбив подушку, улегся обратно.

– Я бы хотел быть не единственным ребенком, – сказал он, вперив взгляд в потолок. – Но Ма хватило слухов о моем рождении. Сын вне брака и неизвестно от кого. Она не могла признаться, что мой отец – лютен. Выбирая между тем, чтобы сохранить свою репутацию и его жизнь, она выбрала не себя. И позволила шептаться за ее спиной. Для сплетников все казалось очевидным: случайный ребенок от тайной связи с каким‑нибудь женатым богатеем, который обеспечил мне длинное имя, но по понятным причинам не дал своей фамилии. Уолтонов и без того не жаловали, как спекулянтов, но я, определенно, добавил семье проблем. Весь городской бомонд стал избегать Ма: женщины из-за презрения, мужчины – чтобы не навлечь на себя дурные слухи.

– А твой отец не пытался ее защитить? Вмешаться? – осторожно спросила Илайн.

– Его участие закончилось на том, что родился я. Мы редко виделись. Не думаю, что его как‑то затронули слухи.

– В отличие от вас.

– Ну да, – ответил Риз, продолжая рассматривать потолок. – Меня даже в Сайвер не приняли, хотя дедушка вполне мог оплачивать мою учебу.

– А ты хотел попасть туда, чтобы стать мальчиком в белых чулках?

– Гетрах, – исправил он.

Илайн едва сдержалась, чтобы не признать свою ошибку намеренной. Ей просто хотелось вызвать на его лице проблеск улыбки, и, добившись своего, она не стала раскрывать трюк.

– Может, оно и к лучшему? – Илайн лукаво подмигнула и придвинулась так близко, что ощутила тепло его тела, даже не касаясь. – Иначе бы вырос таким же напыщенным индюком.

– А ведь у меня были все шансы. – Риз картинно вздохнул, подыгрывая, и взглянул на нее, чтобы поймать ответную улыбку. А потом притянул Илайн к себе и поцеловал в висок, будто хотел успокоить тревожные мысли, наводнившие ее голову.

Она устроилась поудобнее, прижалась щекой к его теплому плечу, уже собираясь сказать, что передумала насчет ночной сорочки и готова расстаться с ней прямо сейчас.

– А ты? – вдруг спросил Риз.

– Что я?

– Ничего не хочешь рассказать?

И тогда его план раскрылся: откровение за откровение. Вот о чем он раздумывал, пока возился с одеждой. Вероятно, должность градоначальника сделала его не только хорошим переговорщиком, но и ловким манипулятором.

– У меня долгая история, – ответила она, не поддавшись его ухищрениям.

– Что ж, возьму недельный отгул и послушаю тебя.

– Не настолько долгая.

– Вот ты и попалась! – Его руки сжали крепче, словно Риз боялся, что она ускользнет. – Ну, выкладывай.

– Как‑нибудь потом. Я очень устала.

Она почти не соврала, чувствуя себя совершенно разбитой, хотя и не знала, наступит ли момент, когда ей захочется заговорить о своей семье и прошлом.

Риз больше не донимал ее расспросами. И в наступившем молчании больше не было напряжения, только смирение и покой.

Постепенно его дыхание стало ровным и размеренным, а тело во власти сна – тяжелым. Но как бы Илайн ни пыталась сомкнуть глаз и отрешиться, что‑то свербело в груди и мешало уснуть. Она не знала, как долго пролежала так, слушая треск огня в камине, изнывая от духоты и скуки. Когда терпению пришел конец, она осторожно выскользнула из постели и спустилась на кухню, чтобы утолить жажду.

Ночная тишина окутала ее, как одеяло. Бесшумно ступая по мягким коврам, Илайн ощущала себя вором, проникшим в чужой дом. До сих пор он, несмотря на уют и сдержанную красоту интерьеров, казался чужим.

Опустошив стакан, она сполоснула его и убрала на место. Будь это ее дом, вещи бы стихийно появлялись и исчезали в окружающем пространстве, оставались неприбранными и случайно забытыми, небрежно брошенными и странствующими из комнаты в комнату. Но здесь негласно действовали другие правила. Ма, блещущая манерами и чопорная в вопросах домоводства, никогда бы не приняла такой разнузданности, в то время как Илайн видела в том приятную свободу.

Выходя из кухни, она краем глаза уловила какое‑то движение и замерла, обращенная к окну. Там, за кружевным полотном занавесок, стоял силуэт, и в первую секунду ей почудилось, что он прячется в комнате. Когда ледяная волна ужаса отступила, стало ясно, что человек находился по ту сторону. Поняв, что замечен, Нейт помахал, издеваясь над ней. Сколько лет прошло, а между ними ничего не изменилось, зато изменилось в ней самой.

Илайн больше не была той слабой девочкой, что терпела нападки братца. И если Нейт думал, что сейчас она струсит, то заблуждался, о чем мог пожалеть очень скоро.

Без всяких колебаний она направилась к двери и отворила ее. Холод зимней ночи обжег лицо, словно предупреждая, что ей не следует покидать свое убежище. Илайн это не остановило. В ней стремительно разгорался гнев, и ему, как огню, нужен был выход.

– Зачем пришел?! – выпалила она.

– Забрать кое-что. – Раздалось из темноты. Ступив в пятно света, что отбрасывал газовый фонарь у дороги, Нейт потряс жемчужным браслетом и сказал: – Вижу, мой подарок тебе не понравился.

Кажется, его и впрямь задело, что гостинцы с Ислу выбросили, как бесполезный хлам. Для Илайн это стало такой же неожиданностью. Она не трогала браслет с того момента, как оставила его на полке с часами. Видимо, Риз молча избавился от него, и она поступила бы точно так же.

– Мне ничего от тебя не нужно.

– Ну, конечно, зачем тебе безделушки, когда ты носишь такие драгоценности. – Нейт кивнул на ее руку. В полумраке он не мог разглядеть кольцо, но за ужином наверняка увидел достаточно, чтобы изойтись завистью. Ему всегда хотелось того, что было у нее.

– И что, палец мне отгрызешь?

– Боишься меня? – Он шагнул к ней, одновременно угрожая и проверяя пределы ее смелости.

Илайн не шелохнулась.

– Нет. Просто держусь подальше.

Ее ответ привел Нейта в бешенство – такое, что у него чуть пар из ноздрей не повалил.

– Стыдишься нас? Презираешь? Настолько, что даже о матери не спросишь?

Обвинения извергались одно за другим, а Илайн с отрешенной задумчивостью наблюдала, как извивается, словно червяк, шрам на его губе. Наверняка братец получил его за свои слова. Когда ей надоело слушать, она перебила его вопросом, который от нее требовали:

– Ну и как она?

– Плохо. – И это все, что он нашелся сказать об их матери.

– Надеюсь, любящие сыновья о ней позаботятся.

– Да уж не переживай.

Илайн заставила себя улыбнуться:

– А кто сказал, что я переживаю?

– Ну ты и стерва, – выплюнул Нейт.

– Спасибо, что заметил.

Илайн была готова к обвинениям, что она бросила мать и навсегда вычеркнула семью из своей жизни, и это почти не задело ее.

– А ведь она порадовалась за тебя, узнав, как хорошо ты устроилась в Делмаре. В газете написали, что ваш брак стал неожиданностью. Но все понимают, к чему такая спешка. – Его губы искривились, глаза скользнули вниз, к животу, пытаясь разглядеть под ночной рубашкой то, чего не было. Однако убежденность в своей правоте делала Нейта слепым. – Спиногрыз должен родиться Уолтоном, чтобы не остаться безродным щенком.

Вспыхнувшая в ней ярость придала Илайн сил не показывать истинных чувств, задетых его жестокими словами.

– Утешай себя сплетнями, если хочешь. Меньше будешь думать о своем ничтожестве.

– Зря ты так. – Он наклонился к ней, словно хотел доверить секрет. – Мы все рады, что ты следуешь традициям Ислу. Вышла замуж за денежный мешок, позаботилась о потомстве. Мама бы сказала «надеюсь, это мальчик».

Будучи верным сыном Ислу, Нейт воспринимал женщин, как его приучили местные традиции. Лишенные работы и выбора, островитянки зависели от мужчин, их содержавших. Поиск супруга превратился в охоту, брак – в выгодную сделку, рождение детей – в азартную игру с непредсказуемым исходом, где мальчик был выигрышем, а девочка считалась неудачной попыткой. О том, что за пределами этого карточного стола существует мир с другими правилами, узколобый Нейт даже не подозревал. И терпеть его Илайн больше не желала.

– Пошел вон, – сквозь зубы процедила она.

– Со мной лучше дружить, сестренка. – Угроза звучала в его голосе, отражалась в его диких глазах, ощущалась напряжением в воздухе. – Если не хочешь, чтобы в газетах написали правду о тебе. Они знают, кто ты и что сделала? Вряд ли такое рассказывают, пытаясь охомутать завидного жениха. Он ведь тоже не в курсе?

Ее плечи задрожали, хотя она не чувствовала холода, только жар: в горле, груди, животе, даже на кончиках пальцев. И когда Нейт понял, что оказался прав, на его лице нарисовалась самая мерзкая из всех виденных ею ухмылок.

– Конечно же, нет! Иначе бы не стал связываться с тобой. Такой уж народ эти богачи: не заводят беспородных сук.

Его слова были хлесткой пощечиной, вынуждая ее сделать то же. И она ударила. Кулаком. Со всей силы. Прямо в лицо. Нейт попытался увернуться, но слишком поздно. Костяшки ее пальцев впечатались в скулу. Руку пронзило острой болью. Нейт пошатнулся, а затем издал странный звук: то ли шипение, то ли шепот, проклинающий ее. Возможно, и то и другое.

А следом из его рта вырвалось бранное слово, которое редко звучало даже среди портовых грузчиков и которым брат не мог бы назвать свою сестру. А ему легко удалось и это. Последние нити их родства оборвались. Илайн взглянула на него – чужака, незнакомца, – и осознала: он ударит в ответ. Все ее мужество померкло перед этой правдой. Повинуясь необъяснимому страху, сковавшему нутро, Илайн отпрянула назад и захлопнула дверь. Инстинктивно, как хищник, заметивший убегающую добычу, Нейт бросился следом. Его тело грузно врезалось в деревянную преграду, но Илайн успела подпереть ее плечом. Пусть в доках ее и прозвали Дохляком, но у нее хватило сил, чтобы сдержать натиск и запереть замок. И когда разъяренный Нейт стал ломиться, крепкая дубовая дверь не дрогнула. Она разительно отличалась от тонких, хлипких заслонок, что вешали на петли в хибарах Ислу и могли быть пробиты кулаком. Несколько ударов доказали ему это.

Вскоре все стихло, но Илайн продолжала напряженно прислушиваться, не бродит ли Нейт под окнами, не проснулся ли кто‑то наверху. С минуту она стояла так, с колотящимся сердцем, а потом ноги подкосились.

Ей хотелось излить всю горечь и боль, но слезы высохли, будто река, погребенная под камнем и присыпанная пеплом. Давным-давно ее родные земли питали источники и талые воды. Давным-давно по долине текла бурная река, впадающая в море. Но после извержения вулкана на отколовшемся куске берега, что превратился в остров Ислу, осталось лишь пустое русло.

В глазах не было ни слезинки. Она просто сидела на полу, боясь, что Нейт вернется: разобьет окна, устроит поджог или переполошит соседей. Хотя куда страшнее и убедительнее звучала его угроза обратиться к газетчикам. Илайн не переживала о своих чувствах и репутации, но не хотела, чтобы пострадал Риз. Уолтоны. Ее семья.

Несмотря на то, что Нейт знал о ней многое, он даже не догадывался, почему на самом деле она сбежала из дома. В то время он был мальчишкой и внимал тому, что говорила мать. Уж она, несомненно, выдумала сотню историй, порочащих ее непокорную дочь, потому что никогда не смогла бы признать, что причиной была она сама.

Окруженная нищетой и братьями, для которых стала нянькой, Илайн не желала повторить судьбу матери: не хотела быть вечно беременной, заглядывающей в глаза, ищущей хозяина, словно бродячая кошка. Уж лучше надрываться в доках, притворяясь парнем, и зваться среди портовых грузчиков Дохляком. Лучше мыть стаканы в таверне, живя в подсобке, где все, даже ее одежда, провоняло гнилым луком. Лучше быть как отец, чем следовать традициям островитянок.

Она не помнила его лица, зато помнила ладони – заскорузлые, грубые, изъеденные морской солью. В них, похожих на старую лодку, он приносил ей ракушки и о каждой мог рассказать захватывающую историю. Наверное, благодаря этим сказкам, ярко запечатлевшимся в ее сознании, Илайн сохранила и образ отца.

Как многие мужчины на Ислу, он работал в доках. Из-за тяжелых условий портовые труженики слабели и часто заболевали. Именно оттуда начинались эпидемии какой‑нибудь хвори, вроде чахотки или тифа. Но отца забрала островная лихорадка.

На память о нем осталась лишь горстка ракушек, которые Илайн берегла как наследие. Но спустя годы и они превратились в труху. Деревянная шкатулка, где хранились ее сокровища, была предметом зависти Нейта. Когда он подрос, то добрался до заветной цели и расколотил все, превратив детские воспоминания Илайн в крошево, словно в отместку за то, что у нее было несколько лет, проведенных с отцом, а ему не досталось и этого.

Мать родила Нейта, будучи брошенной и обманутой женщиной, но зато обрела долгожданного сына – надежду на благополучие. Потом на свет один за другим появились еще четверо ее чаяний: Дэйн, Чейз, Айк и Эйб. Порой Илайн думала, что она – ошибка, которую мать всячески пытается исправить; будто поверх ее имени записывали новые, чтобы в конце концов оно стало лишь эхом.

Забота о подрастающих кормильцах легла на Илайн, пока их мать занималась поисками крепкого мужского плеча. Островитяне говорили, что молния не бьет в одно место дважды, но, если так, жизнь ее матери была сплошной аномалией. Разочаровываясь в избраннике, она находила другого, и все повторялось заново.

Как старшая дочь, Илайн невольно была посвящена в любовные перипетии и тяготы жизни простой островитянки. Она видела, каких мучений стоит рождение; наблюдала страдания матери, когда очередной мужчина исчезал, оставив на ее руках дитя; проводила бессонные ночи у колыбели младенца, пока мать была в поисках нового, пусть даже захудалого, кошелька. Необходимость в нем повышалась вместе с тем, как разрасталось их семейство. Но в отличие от матери Илайн понимала, что ее драгоценные мальчики, сулившие достаток в будущем, в настоящем только затягивали семью на дно нищеты. Они были как семена, брошенные в бесплодную почву и обещавшие дать первый урожай через шестнадцать лет.

Она не хотела для себя такой же судьбы, поэтому решила, что покинет Ислу во что бы то ни стало. И когда появился такой шанс, ничто не смогло ее остановить.

Безлюди. Сломанная комната

Подняться наверх