Читать книгу Зима с Шопеном (сборник) - Жорж Санд - Страница 10

Тремя основными зданиями Пальмы являются Кафедральный собор, Лонха (биржа) и Королевский Дворец.

Кафедральный собор, который у майоркинцев ассоциируется с именем Хайме Завоевателя, их первого христианского короля, национального «Карла Великого»[17], был действительно заложен во времена царствования Хайме, однако строительство собора было завершено лишь в 1601 году. Он отличается необыкновенным аскетизмом: его основным и единственным строительным материалом является мелкокристаллический известняк, имеющий красивый янтарный цвет.

Эта внушительная громада, возвышающаяся над береговой линией, производит очень сильное впечатление, когда подплываешь к порту, тем не менее с точки зрения стиля единственной частью сооружения, представляющей подлинную ценность, является южный портал, по мнению г-на Лорана, один из красивейших образцов готического искусства, который ему посчастливилось запечатлеть. Внутреннее убранство собора выглядит сурово и угрюмо.

Однажды, в самый разгар богослужения, ураганный ветер с моря ворвался внутрь через главные ворота собора, сорвав со стен полотна и опрокинув церковные чаши. После этого случая ворота и круглые окна-розы с той стороны сооружения были замурованы. Размеры его нефа[18] составляют не менее 540 пядей (мера длины, равная 21 см. – Прим. ред.) в длину и 375 в ширину. В самом центре места для певчих находится с виду совсем простой саркофаг из мрамора с мумией дона Хайме II, которую демонстрируют иностранным гостям. Сын конкистадора, благочестивый принц, прослыл человеком слабым и покорным, в противоположность своему отцу, который отличался большой силой и воинственностью.

Майоркинцы утверждают, что даже Кафедральный собор Барселоны не может превзойти их собор и что с непревзойденной красотой их Лонхи не может сравниться даже красота Лонхи в Валенсии. Последнее из утверждений я засвидетельствовать не могу, однако первое не вызывает никаких сомнений.

В том и другом соборах есть один необычный трофей. Подобными трофеями украшены также и многие другие соборы городов Испании – это отвратительная голова мавра из крашеного дерева в чалме, увенчивающая парус свода над хорами. В некоторых случаях элементами подобного изображения в виде отрубленной головы являются длинная белая борода и окрашенная в красный цвет нижняя часть трофея, символизирующая нечистую кровь сраженного.

Замковые камни арок нефа украшены многочисленными гербами. Размещение своего именного герба в храме Господнем считалось особой привилегией майоркинских кабальеро, причем привилегией очень дорогостоящей. Благодаря этим огромным пожертвованиям, на которые им приходилось раскошеливаться ради удовлетворения своих амбиций, возведение собора удалось завершить уже через год, отчего в своем преклонении перед авторитетом церкви верующие несколько охладели. Справедливости ради следует отметить, что подобная слабость была свойственна в ту эпоху не только майоркинцам, но и многим другим людям знатного происхождения по всему миру.

Самое сильное впечатление произвело на меня величественное сооружение Лонхи своими красивыми пропорциями и своей характерной оригинальностью, которые сочетаются с абсолютно правильными формами и художественной простотой.

Строительство здания биржи было начато и завершено в первой половине XV века. Всем известный Ховелланос[19] описывает этот архитектурный памятник в мельчайших деталях; большую известность Лонха приобрела после публикации рисунка с ее видом в иллюстрированном журнале Magasin Pittoresque несколько лет назад. Внутренняя часть здания – это просторная галерея с шестью опорами в виде колонн, украшенных винтовыми каннелюрами очень тонкой работы.

В прежние времена здесь состоялись встречи купцов и мореплавателей, которые стекались в Пальму; и стены Лонхи, безусловно, хранят в себе память о славном торговом прошлом Майорки. Сегодня ее помещение используется для проведения светских празднеств. Было бы любопытно, находясь в стенах старинного бального зала, понаблюдать, как степенные майоркинцы, облаченные в богатые одежды своих предков, выходят в свет поразвлечь себя. Но, увы, мы по-прежнему оставались в горах заложниками дождя, и нам не посчастливилось стать свидетелями карнавала, пусть не такого популярного, как венецианский, зато, возможно, не такого скучного. И все равно, каким бы прекрасным творением мне ни представлялась Лонха, даже она не может затмить собой восхитительную жемчужину на берегу Большого Канала – старинный венецианский палаццо Кадоро[20], который до сих пор стоит перед моими глазами.

Говорят, что Королевский Дворец в Пальме, чье царственное величие не могло не впечатлить г-на Грассе де Сен-Совера, был построен в 1309 году. Архитектуру этого сооружения г-н Грассе де Сен-Совер безо всяких сомнений называет римско-мавританской. Г-н Лоран признается, что он был весьма озадачен, увидев миниатюрные сдвоенные окна и странные колонны этого здания, и занялся их изучением.

Наверное, мы не сделаем большой ошибки, если рискнем объяснить отсутствие выдержанности стиля, проявляющееся в архитектуре многих майоркинских сооружений, использованием элементов прежних культур в более поздних строениях. Не по этой ли самой причине в скульптурных украшениях памятников Франции и Италии, выполненных в стиле эпохи Возрождения, присутствуют заимствованные из греческой и римской культур элементы в виде медальонов и барельефов? А посему вполне резонным выглядит предположение о том, что христиане, сначала разграбив и разрушив все дома мавританцев на Майорке, впоследствии все чаще и чаще стали использовать их добротные фрагменты в строительстве своих новых домов.

Захват и разграбление Пальмы христианами в декабре 1229 года подробно описаны в неопубликованной хронике Марсильи[21]. Вот один из отрывков: «Грабители и мародеры, рыская по жилищам мавров, обнаруживали там очень красивых женщин и девушек-мавританок, которые протягивали вооруженным людям на ладонях золотые и серебряные монеты, жемчуга и драгоценные камни, золотые и серебряные браслеты, сапфиры и всякие другие ценности. Они горько плакали и умоляли их на сарацинском наречии: „Забирайте себе все, оставьте нам ровно столько, чтобы мы могли выжить!“. Но жадности и вседозволенности служащих короля Арагона не было предела. Вот уже восемь дней они не появлялись в доме своего хозяина, разыскивая спрятанные предметы собственности и присваивая их себе. Когда в доме короля не осталось ни единого повара и ни единого слуги, один знатный подданный арагонского короля, по имени Ладро, обратился к нему со словами: „Мой Господин, позвольте мне пригласить Вас со мной отобедать, у меня хватает еды; мне доложили, что в моем хозяйстве есть хорошая корова. В моем доме Вы отдохнете и выспитесь этой ночью“. Короля очень ободрили эти слова, и он последовал за своим подданным».

Как бы там ни было, все в здании Королевского Дворца выглядит очень выразительно. В целом мире не найти другого такого строения, столь же несоразмерного, неуютного и варварски средневекового, но в то же время столь же благородного, своеобразного, столь же сильно похожего на дом идальго, как это царственное сооружение в виде огромного нагромождения галерей, башен, террас и аркад с возвышающейся над ними готической фигурой ангела, чей взор с небесной высоты устремлен в морскую даль – туда, где находится Испания.

Дворец, в котором хранятся архивы, является резиденцией Генерал-капитана (военный чин в Испании, соответствующий генерал-капитан-фельдмаршальскому в других армиях. – Прим. ред.), самого высокопоставленного лица на острове. Вот как, по описанию г-на Грассе де Сен-Совера, выглядит внутренняя часть этой резиденции:

«Первое помещение напоминает вестибюль, который выполняет функцию караульного помещения. Он переходит в два больших зала без мест для сидения.

Третье помещение – это аудиенц-зал, где на специальном возвышении с тремя ступеньками стоит трон, обитый темно-красным бархатом и отделанный позолотой; с обеих сторон от него – по льву из золоченого дерева. Полог трона тоже сделан из красного бархата и украшен сверху плюмажем из страусовых перьев. За троном висят портреты короля и королевы.

В этом зале в дни церемоний и торжеств генерал оказывает прием приглашенным важным персонам, имеющим гражданские чины, офицерам гарнизона и высоким иностранным гостям».

Генерал-капитан, наделенный также полномочиями губернатора, на имя которого у нас имелось несколько писем, оказал нам честь, приняв в том самом зале одного из моих спутников, взявшего на себя ответственность передать их генералу. Наш друг застал высокопоставленного чиновника стоящим у своего трона, несомненно, того самого трона, о котором писал в 1807 году г-н Грассе де Сен-Совер, теперь состарившегося, выцветшего, потертого и испачканного пятнами оливкового масла и воска. С обоих львов стерлась почти вся позолота, но хищные гримасы, которыми они встречали посетителей, остались прежними. Единственным преобразованием, которое претерпел интерьер зала, был новый лик в королевском портрете. Теперь это было изображение юной Изабель. Оно смахивало на безвкусную афишу кабаре, вставленную в антикварную золотую раму, в которую до нее по очереди помещали портреты ее августейших предков, подобно тому, как начинающий художник вставляет в свое паспарту образцы своих работ, написанные с натурщиков. Губернатор, напоминающий гофмановского князя Иринея, тем не менее пользовался репутацией человека весьма уважаемого и правителя весьма благожелательного.

Четвертым строением, достойным упоминания, является Аюнтамьенто[22] – здание муниципалитета, памятник XVI века, архитектурный стиль которого справедливо сравнивают со стилем, в котором построены дворцы Флоренции. Главной особенностью здания является крыша с выступающими свесами, похожая на крыши флорентийских дворцов или швейцарских шале. Однако, в отличие от последних, ее опорами служат деревянные кессоны, украшенные рельефным орнаментом в виде роз, чередующиеся с высокими кариатидами, судя по всему, слишком обремененными своей миссией, о чем свидетельствуют их лица, спрятанные, будто от слез, в ладони.

Мне не довелось побывать в том помещении здания, где хранится коллекция портретов выдающихся людей, чьи имена связаны с историей Майорки. К ним относится портрет знаменитого дона Хайме в образе бубнового короля. Там также можно увидеть очень старинную картину с изображением сцены похорон Рамона Льюля, знаменитого майоркинского ученого-просветителя[23], которая представляет собой великолепную демонстрацию интересных и разнообразных костюмов (в них одеты участники траурной процессии). И, наконец, именно здесь, в мэрии, хранится великое творение ван Дейка «Святой Себастьян», о чем ни одна живая душа на Майорке не удосужилась даже упомянуть в моем присутствии.

«В Пальме существует художественная школа, – пишет далее г-н Лоран. – Только в нынешнем XIX веке ее выпускниками стали тридцать шесть живописцев, восемь скульпторов, одиннадцать архитекторов и шесть граверов, знаменитых современных мастеров, если верить „Справочнику имен известных майоркинских художников“, опубликованному ученым Антонио Фурио. Откровенно признаюсь, что на протяжении всего моего срока пребывания в Пальме я так и не понял, что нахожусь в окружении такого большого числа великих людей, более того, я не заметил даже ни малейшего намека на существование таковых…

В немногих богатых домах можно встретить полотна художников, представителей испанской школы… Однако если вы пройдетесь по магазинам или заглянете в дома простых жителей, вы увидите точно такие же нарисованные цветными красками рисунки, какие выставляют на продажу у нас в публичных местах и которые могут рассчитывать на свое конечное местопребывание не более чем под крышей дома какого-нибудь сельского бедняка».

Особой гордостью Пальмы является дворец графа Монтенегро, теперь восьмидесятилетнего старца, бывшего Генерал-капитана, одного из самых именитых и богатых коренных майоркинцев.

В собственности этого сеньора имеется библиотека, которую он позволил нам осмотреть; однако я так и не воспользовалась ни единой книгой. Если бы мой ученый соотечественник не предупредил меня, что за сокровища хранятся на этих полках (я испытываю к книгам чувство сродни жуткому трепету), вдоль которых я шла, чувствуя себя петухом из басни, раскопавшим бесполезную для себя жемчужину, то мне так бы и не удалось упомянуть о ней ни слова.

Мой земляк[24], который уже два года жил в Каталонии и на Майорке, проводя исследования, связанные с историей романских языков, любезно предложил мне почитать свои заметки и даже позволил мне воспользоваться ими по моему усмотрению, проявив тем самым щедрость, совершенно не свойственную людям, занимающимся наукой. Если бы моего компаньона не восторгало все на Майорке в той же степени, в какой, напомню читателю, меня здесь все разочаровывало, то, пожалуй, я бы так и не воспользовалась этим предложением.

Возможно, на мое личное восприятие повлиял тот факт, что во время моего приезда на Майорку там находилось двадцать тысяч испанцев, бежавших из охваченной войной страны. Это причиняло коренному населению, предоставившему кров всем спасающимся, большие неудобства. Поэтому объяснимо, что Пальма показалась мне тогда местом, не вполне пригодным для проживания, а майоркинцы – хозяевами, не вполне готовыми выдержать еще одну волну мигрантов. А ведь каких-нибудь два года назад дела обстояли далеко не так плохо. И все же я предпочитаю впасть в немилость поборников справедливости, нежели делиться впечатлениями, которые не являются собственно моими.

Скажу больше, я даже испытываю удовлетворение от критики и упреков, выражаемых публично; но я не могу смириться с обвинениями, предъявляемыми за глаза, что имело место уже неоднократно. Ведь только таким образом можно добиться, чтобы книга о Майорке стала более правдивой и интересной для широкого круга читателей, а не превратилась в некое изложение отрывочных и, скорее всего, неверных сведений, которые от меня желают получить.

Надеюсь, г-н Тастю опубликует отчет о своей поездке; и, клянусь, с моей души упадет камень, как только я прочту любые строки, способные изменить мой взгляд на майоркинцев. Тех немногих, с кем мне довелось иметь дело, я бы отнесла к типичным представителям основного слоя коренного населения; и я убеждена, если кому-то из них случайно попадет в руки экземпляр моей книги, они не ошибутся по поводу моих впечатлений в отношении них.

Именно в заметках г-на Тастю, в числе прочих упоминаемых им интеллектуальных богатств острова Майорка, я нашла упоминание о библиотеке графа Монтенегро, с которой я имела честь, в сопровождении капеллана, бегло ознакомиться. В тот мой визит я была всецело поглощена разглядыванием хором этого старого холостяка, майоркинского кабальеро, находящихся под молчаливым бдением священника. Как ни в одном другом интерьере, здесь царили уныние и суровость.

Вот что пишет г-н Тастю:

«Эта библиотека была основана дядюшкой графа Монтенегро, кардиналом Антонио Деспуигом, близким другом папы Пия VI.

Свою коллекцию высокообразованный кардинал пополнял ценными экземплярами из библиотечных фондов Испании, Италии и Франции. Особую ценность представляет часть коллекции, связанная с нумизматикой, а также собрание работ на тему античного искусства, которые можно назвать поистине исчерпывающими.

Из немногочисленных манускриптов, хранящихся здесь, один может оказаться особенно любопытен для любителей каллиграфии, а именно часослов, украшенный изящными миниатюрами, созданными в лучшие за всю историю искусства времена.

Внимание любителя геральдики может привлечь коллекция красочных изображений гербов испанских фамилий знатного происхождения. К ним относятся гербы арагонских, майоркинских, руссильонских и лангедокских фамилий. Оказывается, манускрипт, некогда принадлежавший династии Дамето, породнившихся с семьями Деспуиг и Монтенегро, датируется XVI веком. Полистав его страницы, можно обнаружить фамильный герб Бонапартов, тех самых, которые являются предками нашего великого Бонапарта. Мы сделали факсимиле с его изображением, репродукцию которого я прилагаю к данной работе…

В библиотечной коллекции имеется также изумительная навигационная карта, составленная майоркинцем по имени Вальсека, уникальный памятник каллиграфии и шедевр топографического черчения 1439 года. Когда-то эта карта принадлежала Америго Веспуччи, который приобрел ее по баснословной цене, о чем свидетельствует надпись тех времен, сохранившаяся на оборотной стороне карты: „Questa ampla pelle di geographia fù pagata da Amerigo Vespucci CXXX ducati di oro di marco".

Этот бесценный памятник средневековой географической науки в ближайшее время станет дополнением к Каталанско-майоркинскому атласу 1375 года. Этот атлас внесен в Каталог академических рукописей письмен и литературных произведений (часть 2, том XIX)». От этой цитаты волосы дыбом встают на моей голове, потому что она напоминает мне одну ужасную сцену.

Мы находились в той самой библиотеке графа Монтенегро; капеллан развернул перед нами свернутую в рулон навигационную карту, ту самую, о которой шла речь выше, тот самый ценный и редкий экземпляр, за который Америго Веспуччи заплатил 130 золотых дукатов, и еще бог знает сколько заплатил за нее коллекционер антиквариата кардинал Деспуиг. Так получилось, что именно в этот момент один из работников обслуживающего персонала дворца, численность которого составляла человек сорок-пятьдесят, поставил на край пергамента, чтобы тот не сворачивался обратно в рулон, пробковую чернильницу, заполненную чернилами до самых краев.

Черт дернул тогда упрямый пергамент захотеть вернуть себе назад свою первоначальную форму. Резко оторвавшись от стола, карта с хрустом начала скручиваться обратно в свое прежнее положение, поглотив в свои изгибы чернильницу и высвободив себя от давящего груза. Все ахнули, а капеллан сделался белее пергамента.

С надеждой на невозможное карту стали осторожными движениями разворачивать обратно. Увы! Чернильница была пуста. Карта промокла, и милые крошечные монархи на миниатюрных росписях буквально утопали в море, чернее самого Черного моря.

Все застыли в растерянности. Казалось, капеллан находился в предобморочном состоянии. С ведрами воды, словно на пожар, сбежались слуги. Они лихорадочно принялись спасать карту, впитывая жидкость губками и вытирая ее щетками, удаляя тем самым с карты нарисованных царей, королей, а также обозначенные моря, острова и материки.

Несмотря на отчаянную борьбу, карту сохранить практически не удалось, но выход все же был. К счастью, г-н Тастю сделал очень близкую к оригиналу копию, благодаря чему положение выглядело не совсем безнадежным. И теперь карта подлежала восстановлению.

Бедняга капеллан! Какие же смутные времена наверняка ему пришлось пережить, когда хозяин узнал о содеянном. В момент катастрофы мы все находились по крайней мере шагах в шести от стола; но, безусловно, это не освобождает нас от всей ответственности за происшедший инцидент (который вменяют в вину французам). Несмотря на это, я надеюсь, он не запятнает репутацию французов на Майорке.

Из-за этого трагического происшествия нам не удалось не то чтобы полюбоваться, но даже просто взглянуть на диковины, хранящиеся во дворце Монтенегро, о которых мы были наслышаны, а именно: собрание медалей, античные изделия из бронзы, картины. Мы были уверены, что нас сделают виноватыми перед хозяином, поэтому поспешили убраться с его глаз долой еще до того, как он появится, и больше не осмелились туда вернуться. С помощью заметок г-на Тастю я постараюсь заполнить и этот пробел в своих знаниях.

«Около библиотеки кардинала расположен музей медалей с образцами чеканки кельто-иберийской, мавританской, греческой, римской и средневековой эпох. Эта бесценная коллекция, как это ни прискорбно, пока никак не приведена в порядок и находится в ожидании своего лучшего часа; до нее не дошли пока руки специалиста, способного должным образом провести систематизацию коллекции.

Апартаменты графа Монтенегро украшены античными произведениями искусства из мрамора и бронзы, предметами раскопок из Ариции[25] и приобретениями, сделанными кардиналом в Риме. Здесь также хранятся полотна авторов, представляющих испанскую и итальянскую школы живописи. Некоторые из них могли бы занять достойное место в лучших галереях Европы».

И, наконец, настала очередь упомянуть Бельверский замок, который я видела лишь издали. Он стоит на холме, величественно возвышаясь над морем. Это старая крепость, а также одна из самых строгих тюрем в Испании.

По словам г-на Лорана, ныне существующие стены были возведены в конце XIII века и являют собой один из любопытнейших образцов средневековой военной архитектуры, сохранившийся до наших дней в отличном состоянии.

Во время посещения крепости наш друг встретил содержащихся там заключенных карлистов[26], которых насчитывалось около полусотни, едва прикрытых лохмотьями, почти обнаженных. Некоторые из них были совсем еще детьми. Громко радуясь, они набрасывались на грубые, сваренные в общем котле макароны, которые скудными порциями раскладывали им по мискам. Их охраняли солдаты, которые, придерживая зубами сигары, были заняты вязанием гамаш.

Именно сюда, в Бельверский замок, переводили в те времена заключенных, которых не могли вместить в себя барселонские тюрьмы. Однако этим мощным стенам, как известно, довелось на своем веку побывать местом заточения не только простолюдинов.

Как раз здесь за написание своего знаменитого памфлета «Хлеб и быки» (Pan y Toros) отбывал свое наказание Гаспар де Ховелланос, один из самых гениальных испанских ораторов, писателей и государственных деятелей. Его содержали, как утверждает Варгас, в Башне вассальной клятвы, одном из самых страшных застенков – torre del homenage, cuya cuva es la mas cruda prision. Свой печальный досуг Ховелланос посвятил научному описанию тюрьмы и сочинению рассказов о трагических событиях эпохи средневековых войн, свидетелями которых были когда-то ее стены.

Майоркинцы также обязаны Ховелланосу превосходным описанием Кафедрального собора и Лонхи, сохранившимся после его пребывания на острове. Одним словом, его «Заметки о Майорке» относятся к лучшим справочным материалам об острове.

Спустя какое-то время, в годы паразитического правления «князя Мира»[27], камеру Ховелланоса займет другой известный ученый и политик.

Следующий малоизвестный эпизод из жизни француза, столь же популярного у себя в стране, как Ховелланос в Испании, пожалуй, еще более интересен. Именно такие жизненные перипетии становятся сюжетами романов. В данном случае в основе сюжета лежит история любви нашего героя к науке, обернувшаяся для него тысячей опасных и волнующих приключений.