Читать книгу Зима с Шопеном (сборник) - Жорж Санд - Страница 13

Глубоко вырытые темницы, разделенные стенами толщиной четырнадцать футов, я увидела не в Пальме, а в Барселоне, на месте развалин обители инквизиции. Вполне вероятно, что во время уничтожения тюрьмы населением Пальмы там не было узников, нуждающихся в освобождении. И мне следует попросить прощения у впечатлительных майоркинцев за только что допущенную мной художественную вольность в виде предложенного отрывка.

Тем не менее я хочу напомнить, что не бывает дыма без огня. На Майорке я встретила одного служителя, который сегодня является приходским священником в Пальме. Он поведал мне, что семь лет жизни, которые пришлись на самые цветущие годы его молодости, он провел в застенках инквизиции, откуда он был освобожден только благодаря усилиям одной влиятельной дамы, проявлявшей к нему особый интерес. Это был мужчина в самом расцвете сил, с горящими глазами и живым характером. Было непохоже, чтобы он сильно печалился об утрате Святой палатой (официальное название инквизиции. – Прим. ред.) своего могущества.

Возвращаясь к разговору о монастыре доминиканцев, позволю себе процитировать отрывок из сочинения г-на Грассе де Сен-Совера, которого уж никак нельзя «уличить» в пристрастности, учитывая, что ранее он не скупился на высокие хвалебные слова в адрес инквизиторов, принимавших его у себя на Майорке:

«В монастыре Св. Доминика до сих пор можно видеть картины, воскрешающие в памяти до дикости жестокие сцены насилия, которому подвергались евреи. Сохранились изображения с каждым из этих несчастных, в нижней части которых сделаны надписи с указанием их имени, возраста и даты казни.

Меня убеждали, будто бы несколько лет назад потомки этих несчастных, образующие сегодня отдельную группу населения Пальмы, странно именуемую chouettes[35], тщетно пытались за немалые деньги добиться того, чтобы эти удручающие напоминания о прошлом были уничтожены. Однако в это слабо верится…

Еще я никогда не забуду, как однажды, во время осмотра монастыря доминиканцев, когда я с болью рассматривал эти грустные картины, ко мне подошел монах и обратил мое внимание на то, что многие из этих изображений были помечены символом в виде креста из человеческих костей. По его словам, это были портреты тех, чьи останки были эксгумированы, а прах был развеян по ветру.

Я оцепенел и, чувствуя, как защемило сердце и как душа начала разрываться на части, бросился прочь.

Случайно мне в руки попало донесение, отпечатанное в 1755 году, о приведении в исполнение приказов инквизиции с перечислением имен, фамилий, профессий граждан Майорки, а также предъявленных им обвинений, по которым были вынесены приговоры с 1645 года по 1691 год.

Я не мог без содрогания читать документ, в котором шла речь: о четверых майоркинцах (среди которых была женщина), сожженных заживо по обвинению в том, что они исповедовали иудаизм; еще тридцати двух виновных в совершении того же самого преступления, скончавшихся в застенках инквизиции, чьи тела были подвергнуты сожжению; еще о троих несчастных, чьи останки были эксгумированы и прах был развеян по ветру; об одном голландце, который обвинялся за лютеранские взгляды, и об одном майоркинце, исповедующем магометанство; о шести сбежавших португальцах (среди которых была женщина) и семи майоркинцах – счастливцах, заочно казненных за иудейское вероисповедание. Там же упоминалось еще о двухстах шестнадцати жертвах, как майоркинцах, так и иностранцах, сидевших в тюрьмах по обвинению в иудаизме, ереси или магометанстве, но после публичного отречения освобожденных и принятых церковью в свои объятия».

К этому страшному списку прилагалось постановление суда инквизиции, не менее ужасающее.

Далее г-н Грассе де Сен-Совер приводит его текст на испанском языке, который в точном переводе гласит:

«Все указанные в настоящем донесении осужденные публично объявлены Святой палатой формальными еретиками; все их имущество конфисковано и передано в королевскую казну; сами осужденные объявлены неправоспособными, им запрещается иметь или получать какие-либо звания или привилегии, как церковные, так и гражданские, а также исполнять любые другие общественные функции или занимать почетные должности; ни им, ни их иждивенцам не разрешается надевать на себя изделия из золота, серебра, жемчуга, драгоценных камней, кораллов, а также носить одежду из шелка, камлота или другой изысканной материи; они не могут передвигаться верхом на лошади или иметь при себе оружие, а также применять или использовать другие предметы обихода, которые, в соответствии с гражданским правом, законами и санкциями Королевства, а также распоряжениями и правилами Святой палаты, рассматриваются как неразрешенные к использованию лицами, относящимися к данной категории. Подобные запреты распространяются на женщин, приговоренных к сожжению на костре, их сыновьям и их дочерям, а также на мужчин и их наследников вплоть до внуков по мужской линии. Осуждается также любое упоминание и любая память о лицах, казненных заочно. Сим постановляется, что их останки (в случае если они различимы от останков истинно верующих христиан) подлежат эксгумации, передаче их правосудию и гражданским властям, с последующим сожжением и превращением в прах. Все надписи, обнаруженные в местах погребения еретиков, должны быть уничтожены или стерты, независимо от того, крепятся ли они к надгробиям или гербам или начертаны краской. Предпринятые во исполнение данного указа меры не должны оставлять сомнений в том, что ни малейшего напоминания о них не осталось на этой земле, кроме записи о вынесении им приговора и приведении в исполнение казни над ними».

Когда читаешь подобные документы, по своей давности не так далеко ушедшие от наших времен в прошлое, когда являешься свидетелем непреодолимой ненависти, еще и сегодня проявляющейся на Майорке по отношению к потомкам евреев, обращенных в христианскую веру, даже в двенадцатом или пятнадцатом колене, к этому хлебнувшему немало горя народу, начинаешь сомневаться в том, что дух инквизиции со времен выхода в свет декрета Мендизабаля так уж сильно ослабел, как утверждают здесь.