Читать книгу Восточный экспресс - Кассия Сенина - Страница 3

В поисках катализатора

Оглавление

Потоки солнечного света заливали просторную кухню. Пригревало почти по-летнему, но из распахнутого окна веяло морской прохладой, и опускать жалюзи не хотелось: слишком красивый вид открывался отсюда, а пяти лет жизни в Константинополе хватило, чтобы привыкнуть к здешнему климату. Правда, иногда Дарья скучала по снегу: в родном Хабаровске зимы стояли суровые и снежные, а здесь снег выпадал редко и держался от силы день-два, быстро превращаясь в неприятную кашу. Жители столицы мира не знали, что такое не тающие месяцами метровые сугробы, гроздья белоснежных кристаллов на ветках деревьев, застывшие под нестерпимо белым покрывалом поля, пугливые снегири на кустах…

Сейчас, несмотря на конец сентября, наступление осени здесь ощущалось мало, и Дарья, загрузив посуду в моечную машину, стояла у окна и глядела на простор Пропонтиды, подернутой рябью волн и искрящейся словно жидкий сапфир, и думала о новой работе, куда она собиралась впервые пойти завтра. Муж очень удивился такому шагу: ведь она неплохо зарабатывала переводами и частными уроками, на ней было хозяйство и двое детей – казалось бы, к чему лишняя обуза, да еще связанная с отлучками из дома? Она ждала этого вопроса и заранее перебирала в голове варианты ответов поубедительнее, но на деле всё вышло неловко.

– Понимаешь, – сказала она, – я… мне скучно.

– Скучно?! – Василий уставился на нее. – Ты загружена выше головы, по-моему. Да еще столько книжек читаешь, кино смотришь… Я даже иногда беспокоюсь, достаточно ли ты спишь. Как можно при этом скучать? Не понимаю.

– Знаешь, я сама не совсем понимаю, но… я чувствую какую-то тоску, и она всё растет. Сначала я думала: может, это наша знаменитая русская ностальгия, но потом поняла, что нет. Я не скучаю ни по дому, ни по родителям, ни по Хабаровску, возвращаться туда у меня нет никакого желания. Тогда я стала искать другие причины. Мне кажется, дело в том, что… почти все мои занятия это… Как бы так объяснить? Это для других. Для тебя, детей, учеников, заказчиков… А мне хочется еще чего-то для себя – такого, что делаешь не по обязанности, или ради денег, а… просто для интереса, для удовольствия…

– Ты хочешь сказать, – прервал жену Василий, удивленно глядя на нее, и в его карих глазах вспыхнула обида, – что ни жизнь со мной, ни воспитание детей тебе не доставляют удовольствия и ты делаешь это только… из чувства долга?

Дарья смутилась.

– Нет, что ты! – поскорей возразила она. – Ты не так понял… Точнее, это я не могу объяснить толком. – Она с досадой шевельнула плечом. – Может быть, мне хочется новых впечатлений. Когда изо дня в день одно и то же, начинает казаться, что жизнь застоялась. Мне нравится всё, чем я занимаюсь, я всё это люблю, но… хочется чего-то еще. И ни книги, ни фильмы тут не помогают. Да ведь это и не реальная жизнь, а скорее уход от нее… Вот я и подумала: может, расширить круг общения? Лари говорит, что в этой лаборатории работают хорошие люди… Я сама не знаю, что найду там, может, это будет и не то, что мне надо. Но тогда я просто уйду оттуда, вот и всё.

Василий задумчиво потер переносицу, внимательно поглядел на жену и неторопливо проговорил:

– Возможно, тебе и правда нужна смена обстановки. У нас не такой уж широкий круг общения, а мои друзья тебя, как я понимаю, не очень интересуют… Но найдешь ли ты общий язык с людьми из этой лаборатории? Ты же до мозга костей гуманитарий. – Муж улыбнулся. – А тут химия! Ты от нее, по-моему, так же далека, как от конного спорта, так какой смысл менять одних Яниса и Али на других?

Упомянутые молодые возницы, друзья Василия, порой заходили к нему «на чашку чая», но всегда приносили с собой бутылку напитка покрепче – впрочем, не крепче коньяка: Василий не особенно любил спиртное и приятели так и не сумели приучить его «к хорошим манерам», как они любили пошучивать. Дарья редко принимала участие в их разговорах: беседы об элитных породах лошадей, качестве корма, новом фасоне жокейского кафтана или покрытии для дорожек ипподрома ее мало занимали.

– Знаешь, я недавно ходила с Лари на свободную лекцию в Университете, на химфак, – ответила Дарья. – Там показывали разные опыты, и мне пришла мысль, что жизнь тоже, как химическая реакция: может идти вяло и даже совсем замереть, а может вдруг забурлить, и раствор засверкает новыми красками. Только нужен катализатор. А я не могу для своей жизни его найти. То есть в растворе чего-то не хватает. И я подумала: вдруг среди людей, которые как раз и занимаются такими опытами, я пойму что-нибудь для себя полезное? Как бы по аналогии… Понимаешь?

– Ну, возможно. – В голосе Василия не слышалось уверенности. – Что ж, попробуй. Но что тогда с детьми? Ты же сама не хотела отдавать их в садик!

– Я думала об этом. Мне кажется, я ошибалась. В этом году я хочу пригласить няню, лабораторной зарплаты как раз хватит, а в следующем Доре будет три, и, думаю, полезней отдать их в садик: там больше общения, опыта наберутся. Это ведь тоже важно! Будет неправильно, если они до школы останутся дома при мне, этакие тепличные растения, а потом-то всё равно придется ходить в школу, все эти отношения в коллективе и прочее… Илария тоже в следующем году собирается Еву отдать в сад. Или ты думаешь, что надо держать их дома до школы?

Василий немного помолчал.

– Вообще-то я тоже сначала думал, что так лучше, – признался он. – Я сам ходил в садик, и Фрося тоже. Только Евстолия не ходила, ну, ты понимаешь… Но ты сама говорила, что заниматься с детьми для тебя – удовольствие, и я не стал настаивать.

– Да, – мягко подтвердила Дарья. – Но сейчас я поняла, что это эгоистично с моей стороны – превращать детей в собственное развлечение. Они совершенно отдельные люди, мы только можем их направлять, но не вправе чего-то лишать только во имя своего удовольствия. Так что со следующего года отпустим их в большое плаванье. – Она улыбнулась. – А пока будут общаться с няней, я уже нашла подходящую девушку.

Стоя у окна и слушая меланхоличную музыку Елены Карэндру, струившуюся из радиоприемника, Дарья вспоминала этот разговор и думала о том, что Миранде, няне, найденной с помощью подруги, двадцать пять лет – столько же, сколько было Дарье, когда она впервые приехала в Византию. А самой Дарье в октябре исполнится тридцать. Вероятно, многие женщины ей завидовали: как же, супруга знаменитого Феотоки! Она жила на седьмом этаже нового дома в большой хорошо обставленной квартире с видом на море, имела любящего мужа, двух милых детей, непыльную работу, которая ей нравилась, и выглядела, как ей нередко говорили, намного моложе своего возраста. Выйдя замуж за новоиспеченного обладателя Великого приза Золотого Ипподрома – Василий уверенно победил на рождественских бегах в конце 2010 года, выиграв золотой шлем, новую квартиру и денежный приз, – Дарья беспрепятственно получила вид на жительство. Хотя на свадьбу родители не соизволили приехать, позже они побывали у нее в гостях: сначала мать с двумя единоутробными братьями Дарьи, потом отец – один, без новой жены и без детей. Как обустроилась Дарья, родителям понравилось. Они и рады были бы теперь пользоваться тем, что дочь живет в «Оке вселенной», но стеснялись просить приглашать их почаще: все-таки помнили, что когда-то не жалели о ее решении уйти в монастырь и не пытались удержать рядом… Она не держала на них зла и раз в году обязательно приглашала погостить на неделю. В другое время всё ограничивалось редкими письмами по электронной почте: Дарья не ощущала большой потребности общаться с родителями. За пять лет жизни в Византии она лишь однажды побывала на родине – зимой прошлого года: три дня с матерью в Хабаровске, три дня с отцом в Омске. Мороз, скрип снега под ногами, холодное голубое небо, пар изо рта, иней на воротнике шубы, пироги с калиной, ни к чему не обязывающие разговоры, братья и сестра, к которым она не ощущала особых родственных чувств. Проверка состоялась: возвращаться не хотелось – и, снова оказавшись в Константинополе, она подала документы на получение гражданства, а спустя полгода держала в руках византийский паспорт, где не стояло уже не только ее девичьей фамилии, но и прежнего имени: Благодарья Алексеевна Пушкова окончательно превратилась в Дарью Феотоки. Впрочем, близкие и друзья давно привыкли называть ее Дари.

Ее лучшей подругой оставалась Илария, с которой Дарья познакомилась в монастыре Живоносного Источника, куда приехала, еще будучи гражданкой Сибирского Царства и послушницей Казанской обители, по поручению Хабаровского архиерея набираться опыта. Илария сразу попросила называть ее Лари, и на третьей неделе пребывания Дарьи в обители «неразлучная двоица», как их окрестили сестры, получила в подарок билеты на все дни заезда Золотого Ипподрома: порядки в монастыре были достаточно либеральные, совсем не как в России, и игуменья сочла полезным для Дарьи посмотреть на знаменитые константинопольские бега, а Лари стала ее гидом. Это и стало поворотным пунктом в их судьбе: во время Ипподрома обе послушницы познакомились с будущими мужьями и приняли решение выйти из монастыря. Дарья передумала возвращаться на родину, а через несколько месяцев, в январе две тысячи одиннадцатого, они с Иларией одновременно сыграли свадьбы. Илария, окончив столичный Университет, за полтора года написала диссертацию по генной инженерии и поступила на работу в Институт растениеводства. Всё это время они дружили семьями, ходили друг к другу в гости, и, пока мужья обсуждали очередные скачки на ипподроме или шансы возниц получить приз, подруги говорили о том, о сем и, конечно, о детях: у Василия и Дарьи их было двое, сын и дочь, погодки, Григория и Иларии – только дочь, больше Лари пока не хотела, увлекшись научными исследованиями.

По воскресеньям Феотоки всей семьей ходили в церковь – обычно в местный храм апостола Андрея, а иногда в монастырь Живоносного Источника. Дарья давно уже не была той робкой благочестивицей, какой приехала в Константинополь несколько лет назад; в сущности, ее личное благочестие ограничивалось утренним и вечерним правилом, исповедью раз в месяц и причастием за воскресной литургией. Иногда в течение дня она вспоминала об Иисусовой молитве, старалась следить за помыслами и по мере сил жить по заповедям, но вряд ли кто-нибудь заподозрил бы в госпоже Феотоки бывшую послушницу, которая считала смех греховным и пыталась за работой на огороде размышлять о грядущей смерти и страшном суде.

Василий был заботливым мужем, не отказывался пойти с женой в магазин, чтобы помочь тащить и грузить в машину сумки с продуктами, всегда звонил, если задерживался на ипподроме, зарабатывал неплохие деньги на конных соревнованиях. От него веяло покоем и надежностью. Он любил детей, хотя проводил с ним далеко не так много времени, как Дарья. Он был неглуп и способен поддержать разговор о разных вещах, хотя с друзьями охотнее болтал о любимом ипподроме и о политике, а с женой – чаще всего о детях, о житейском да о прочитанных книгах… Но для болтовни на другие темы Дарье хватало говорливой Иларии: они почти ежедневно перезванивалась или переписывалась в чате. Всё было очень и очень хорошо. Просто замечательно.

«Так чего же вам нужно, госпожа Феотоки?» – кривя губы, прошептала Дарья как-то августовским утром своему отражению в зеркале, расчесав и небрежно заплетя в косу густые длинные волосы. По четвергам она не давала уроков и могла расслабиться, ходить по дому босиком, пить кофе прямо у компьютера или играть с детьми в их комнате. В остальные дни недели, кроме воскресенья, с утра к ней приходили ученики, занятия длились до обеда, после которого Дарья гуляла с детьми, а по возвращении садилась за перевод. Уроки она давала в основном английского, иногда немецкого, зато вся ее переводческая деятельность была связана с родным языком. После революции в Московии интерес к русскому языку в Империи поднимался, как на дрожжах, а московиты, столько десятилетий отрезанные от цивилизованного мира, бурно интересовались зарубежной литературой, и работы у госпожи Феотоки хватало с избытком.

Сварив эспрессо в кофемашине – в отличие от мужа, Дарья не была настолько гурманкой, чтобы пить кофе ручного помола, – она включила ноутбук, залезла в интернет и рассеянно принялась щелкать по обычным закладкам. Включила «Диалексис», и вскоре там появилась Илария: «Привет! валяешь дурака?;)» Подруга знала, как Дарья чаще всего проводит утро четверга. «Ага :)», – ответила Дарья, поглядела в окно и снова ощутила неясную тоску. «Слушай, ты что делаешь вечером? – написала она. – Зашла бы на чай, а то В. сегодня поздно вернется». Через несколько секунд Илария ответила: «О, давай! пирожные за мной :))».

Когда Дарья осторожно пожаловалась подруге на «то ли скуку, то ли тоску» непонятного происхождения, та нашла ответ быстро:

– Да ведь ты целыми днями сидишь тут сиднем, никого не видишь, кроме интернета, муж и дети не в счет, это же часть тебя! Конечно скучно станет! Надо больше с людьми общаться, выходить в свет!

И подруга стала выводить госпожу Феотоки в свет – на свободные лекции, проводившиеся круглый год по вечерам на всех факультетах Константинопольского Университета: туда ходили в основном люди, которые, проработав после школы несколько лет, задумались о получении высшего образования или желали получить второе высшее, но затруднялись с выбором специальности; однако были и такие, кто посещал лекции просто для самообразования. Дарья с подругой побывали на нескольких лекциях по античной истории, по медицине и даже по астрофизике. Логики Иларии при выборе тем лекций Дарья не понимала, но ее это не раздражало: все лекторы, которых они слушали, отлично знали предмет, умели увлечь слушателей, и скучать не приходилось. В начале сентября подруги попали на лекцию по химии с демонстрацией красочных опытов, и после нее Дарья задумчиво проговорила:

– Вот и в моей жизни не хватает катализатора, по-моему… Даже иногда приходит мысль о смене работы. Хотя это совсем нелепо! Я ведь не умею ничего, кроме как преподавать языки и переводить.

– Ну, полно работ, где не нужно образование и особые навыки, – сказала Илария. – Хоть вот даже лаборанткой. У нас в институте, кстати, в лаборатории почв как раз требуется, одна увольняется в конце месяца, а новую пока не нашли… Только ей платят куда меньше, чем ты сейчас зарабатываешь, там работа всего на полставки.

Дарья задумалась ненадолго.

– Да дело не в деньгах. Я бы, наверное, могла всё это совместить, если на полставки. Уроки перенести и меньше книжек читать…

– Но ведь у тебя дети. Или ты все-таки решила отдать их в садик?

– Еще не знаю… Я думала об этом, но это, видимо, только в следующем году… Слушай, а сколько получает лаборантка? Может, этого хватит на оплату няни?

– М-м… Хватит, наверное, если не на целый день нанимать. О, кстати, у меня одна бывшая одноклассница няней работает, я спрошу у нее.

«Ну, дня на три я на няню точно заработаю, а если что, мама Зоя будет только рада лишние полдня побыть с детьми», – подумала Дарья: свекровь души не чаяла во внуках, и при нехватке денег на няню вполне могла раз или два в неделю заменять ее, как и теперь с удовольствием сидела с малышами, пока невестка проводила время на лекциях. К тому же семейство Феотоки вовсе не бедствовало: у Дарьи всегда имелись лишние деньги, нашлись бы и на няню. Избавление от дурацкой тоски того стоило! Вот только как Василий отнесется к такой затее? Этот вопрос Дарью занимал куда больше, но она не хотела говорить об этом с подругой.

– Значит, ты готова пойти лаборанткой к нашим почвоведам? – спросила Илария. – Там классный народ работает, тебе понравится! А в химии лаборантке спецом быть не надо, будешь пробирки и реактивы подносить и всякое такое, тут главное – ничего не перепутать, но там у них всё подписано, ты будешь младшим лаборантом, а химическое образование нужно только старшему. В общем, давай я завтра всё узнаю и тебе позвоню или напишу!

Всё устроилось быстро и почти идеально, если не считать недоумения, которое – Дарья чувствовала это – всё же осталось у Василия после разговора с ней.

«Но как ему объяснить это, если я сама не понимаю, что со мной? – подумала она. – В конце концов бывает же такое явление как беспричинная меланхолия! Или, по крайней мере, такая, когда причины сразу не видны… Не к психологу же бежать! Для начала попробую сменить род деятельности, может, дело и правда в том, что я слишком много сижу дома…»

По радио тем временем начался выпуск новостей. «Сегодня на очередном заседании Синклита, – бодро вещал диктор, – обсуждался вопрос о дальнейшем сотрудничестве и помощи, которую оказывает Империя Российской Республике. Насмотря на недавнюю ноту правительства Великобритании, недовольного слишком большой, по мнению британских властей, вовлеченности Византии в российские дела, синклитики большинством голосов поддержали законопроект, согласно которому Империя в этом году предоставит России экономическую помощь в размере пяти миллиардов драхм…»

– Как всё это скучно! – пробормотала Дарья, выключая радио. – И почему только эти британцы вечно недовольны? Не нравится, что мы России помогаем, так помогали бы сами…

«Мы», – мысленно отметила она слово и улыбнулась. Византия так быстро стала для нее родной, что Дарья уже почти не отождествляла себя с зауральской Россией, а новая московская Республика вызывала у нее даже больше симпатий, чем Сибирское царство. Впрочем, политикой она, в отличие от мужа, интересовалась мало: что толку умничать о том, в чем не разбираешься?

Из детской раздался громкий крик Феодоры:

– А вот и нет!

– А вот и да! – решительно возразил Максим.

«И, конечно, оба считают себя правыми, – с улыбкой подумала Дарья, покидая кухню, чтобы взглянуть, из-за чего заспорили дети, – как и мы с Василем насчет моей новой работы… Ладно, ничего страшного, если я избавлюсь от своих заморочек, он первый за меня порадуется!»

Восточный экспресс

Подняться наверх