Читать книгу Снегирим - Катерина Левинбук - Страница 12

Киргизия, конечно, не Вена, куда поехала одноклассница, но там тоже очень красиво. Аспирант В. З. каждый день навещал их в доме отдыха на берегу озера Иссык-Куль: приносил дыни, душистый домашний хлеб, сласти и другие местные деликатесы. Он устраивал импровизированный пикник со скатертью-самобранкой. Только Катя постоянно делала козью морду, когда приходилось в очередной раз пробовать национальную гордость – кислый и противный напиток кумыс.

– Что ты за чума болотная, – раздражался В. З. – Тебя угощают домашним напитком, а ты кривишься, будто отравить хотят?! Тебя плохо воспитывали, что ли? На маму свою посмотри – культуре поучись!

– А чего сам не пробуешь, раз так важно? Уже знаешь, что кислый, да? – защищалась девочка.

– Сказал же, на маму смотри, а не на меня! Одной ей это пить неудобно… Ну не нравится мне он, что здесь такого? Неужели не можешь один раз в жизни ради отца выпить, трудно, что ли? – объяснил В. З.

– Да тут не один раз, ты каждый день суешь мне эту гадость – типа дочка моя это обожает, тебе не стыдно? – удерживала позицию Катя.

После очередного перелаивания отец и дочь хохотали, толкались и обнимались. Потом В. З. бегал за Катей и пытался облить ее этим несчастным кумысом из большого графина.

Катя нашла телеграф в пятнадцати минутах от дома отдыха и ходила туда, чтоб звонить Илье, гостившему у родственников в Кишиневе. «Слющау вас», – с еврейским акцентом отвечала его бабушка, а потом кричала: – Ильюша, тебя эта твоя Катя опять – бистрей дьавай!» (Бог с ней, с «этой», зато «твоя» звучало очень здорово!) «Салют!» – всегда подходил к телефону Илья.

Отдых проходил неплохо, но Катя считала дни до возвращения в Москву. Да и В. З. не давал ей покоя: заставлял бегать с ним трусцой по утрам, плавать в холодном Иссык-Куле – околеть можно!

Плавала она вроде нормально, но боялась заплывать далеко одна, без папы. Увидев, что Катя боится, В. З. стал требовать, чтобы она в одиночку плыла до буйка и обратно. Дошло почти до слез!

– Пап, ну боюсь я, вода холодная – не хочется. Или ты со мной, или забыли!

– Послушай, рыбонька, – серьезно сказал В. З. – Этот страх чисто психологический, и все! Надо сразу избавляться, ты же настоящий человек! Трудности надо преодолевать сразу, в этом наша сила! Потом будет легко. Я просто плыву с тобой рядом, ничего не делаю, мы уже сто раз до этого буйка плавали, теперь давай сама! Тебе это вообще нетрудно – просто в голову вбила что-то, и это тебе мешает. Лажа куриная – и все! Давай, туда и обратно – быстро, и пойдем ужинать.

– Ну страшно мне… – канючила Катя.

– Так, все! Плыви, не раздражай меня, ты меня знаешь, все равно не отвяжусь!

Кате пришлось согласиться, а В. З. пообещал, что будет страховать ее с берега.

До буйка Катя доплыла спокойно и оттуда даже гордо помахала В. З., затем повернулась и стала возвращаться. В какой-то момент у девочки свело правую ногу, она больше вообще не слушалась! Баланс сбился, и Катя бессмысленно барахталась, махая руками и левой ногой; правая нога как будто отнялась, но боль при этом увеличивалась. Кате казалось, что она вот-вот пойдет ко дну.

– Ногу свело, не могу плыть! – испуганно закричала она. – Помоги скорее!

В. З. равнодушно смотрел на нее, не двигаясь с места.

– Все нормально, Мисик, дыши спокойно, – скомандовал он, – плыви брассом, руками двигай, нога не нужна, сейчас отпустит, главное – без паники!

Кате стало еще страшнее.

– Папа, я тону, спасай меня! – захлебываясь, орала она. В. З. не двигался, а продолжал инструктировать:

– Ничего такого, милая! Ты нормально плывешь. Дыши на «раз-два-три» и на ногу не рассчитывай, скоро отпустит, выгребай руками! Плыви спокойно, СНЕГИРИМ!

– Я тону! – орала Катя, но невольно слушалась В. З. – Раз-два-три! Раз-два-три! Брасс руками…

Казалось, что уже все потеряно, шансов никаких, непреодолимый страх заполнил каждую ее клетку, но «раз-два-три», и постепенно ногу отпускало, паника стала медленно проходить, и в какой-то момент Катя почувствовала, что уже пользуется и руками, и ногами – просто сердце продолжает биться очень быстро… Потом, почти у берега, она уже плыла как обычно: физического дискомфорта больше не было! В. З. продолжал стоять как вкопанный, не сдвинувшись ни на сантиметр.

Наконец Катя вышла на берег и накинулась на отца:

– Ненавижу тебя, ты меня даже не пытался спасти – как тебя теперь любить?! Я могла утонуть, а других детей у тебя нет! Ты сумасшедший, что ли?

– Да о чем ты говоришь?! Ты прекрасно плыла, подумаешь, ногу свело, зачем психовать? – спокойно говорил В. З., даже не пытаясь увернуться от ее кулаков. Наконец, выплеснув все свое раздражение, Катя разрыдалась и бросилась в объятия папы.

– Послушай, мой самый любимый в мире человечек, СНЕГИРИМ мой родной, – как всегда, нежно сказал В. З., целуя ее в лоб. – Я тебя воспитываю настоящим человеком… – «Опять он за свое», – подумала Катя. – И ты никогда не должна поддаваться панике – от нее утонешь быстрее, чем от спазма в ноге! Ты же сейчас смогла выплыть, и все! И потом сможешь! Жизнь очень сложная штука, и, если меня рядом не будет, ты должна быть готова рассчитывать только на себя.

– Не говори так, – ужаснулась Катя. – Ты же меня никогда не бросишь! Я не смогу без тебя – никогда!

– Да бросить-то точно не брошу, а кто знает, что от меня будет зависеть, – в любом случае, я тебя готовлю к жизни очень серьезно, понимаешь? – говорил В. З., заботливо вытирая дочке слезы.

– А к чему готовишь-то?

– Сам не знаю, – признался В. З. – Но легко вряд ли будет, душой чувствую! – рассуждал он.

– А чего ты меня не спас? – не унималась Катя.

– По двум причинам, – ответил В. З. – Во-первых, я понимал, что проблема с ногой – не серьезная, скоро пройдет, вопрос скорее в страхе, а если я брошусь тебя спасать, то ты подумаешь, что опасность больше, и испугаешься сильнее. Мне со стороны было видно, что никакой опасности нет. Во-вторых, я тебя учу справляться самой, и это было просто практикой.

Катя задумалась.

– А если бы ты оказался неправ и я бы правда утонула, тогда что? – спросила она.

– Ну уж это я предусмотрел, ты не думай. Ты же знаешь, что я все рассчитываю, как в картах, – профессиональное качество у меня. Так вот, я точно знал, что успею спасти, если понадобится: времени больше, чем надо, плаваю же я быстро. Понимаешь? Ну я ведь правильно сделал?! Тебе теперь будет не страшно, сможешь выплыть сама, если что, в следующий раз просто представишь, что я там стою, да?

– Конечно, смогу! – уверенно сказала Катя. – Это правда какая-то глупость была, ведь я же смогла на одних руках плыть, не знаю, чего так испугалась. Пап, а знаешь, я чем старше, тем больше для себя понимаю, что такое СНЕГИРИМ.

– И что же?

– Ну это человек или место, которые дают силу, любовь и приют одновременно. Там – в СНЕГИРИМЕ – рождаются и сбываются мечты, как бы убежище от мира, ну и тренинг или вдохновение на подвиг, там много силы и энергии – все в одном, понимаешь?

– Вот фантазерка! Давай, СНЕГИРИМ ты мой, иди переодеваться, – с натянутой улыбкой ответил В. З. Убедившись, что Катя исчезла в раздевалке, он помчался в кусты на другом конце пляжа, где его точно было не увидеть. Там его долго и неприятно тошнило. Кружилась голова, болел живот, и он пытался стабилизировать свое дыхание, повторяя: «Раз-два-три, раз-два-три…»

США

Профессор Л. послала смску русской подруге: «Он написал “Дорогая!”»

«Ну и что?» – быстро ответила подруга, сидевшая на совещании. Затем аккуратно подвинула телефон, чтобы его было не видно выступающему, и обмен сообщениями продолжился:

«Там “!” Ты видишь?»

«Да, вижу – “!” = big deal! I am at a meeting![64]»

«Прости за беспокойство!»

«Никогда не беспокоишь! Ну who cares about “!”?[65]»

«I do!»[66]

«Why? WTF!»[67]

«It is very touching!»[68]

«Why?»[69]

«Because…[70] У него другой маятник души!»

«Чего? Ща позвоню, дай 5 минут…»

Закашлявшись, подруга встала, прошла вперед и налила кофе со стола для участников, находившегося прямо напротив выступающего, чтоб он ее увидел и запомнил, что она присутствовала. Медленно вернулась на свое место и, поставив кофе около своей брендовой сумки, аккуратно сняла очки и, положив их на стол, вышла в коридор – типа в туалет или там что-то срочное по работе, но скоро будет… В этот момент у нее на телефоне высветилась дочка – там какие-то school supplies[71] надо вечером привезти, и подруга быстро ответила: «Will do. Busy at work»[72]. Одновременно Профессор Л. закрыла дверь в свой кабинет и сняла табличку «office hours»[73], ожидая звонка. Телефон зазвонил быстро.

– Какой, к черту, маятник души? Ты с своем уме?

– Да, в своем… Ну послушай, не шуми! Представь, как будто маятник – это душа, а стрелка, как индикатор размаха, может двигаться туда-сюда… У кого-то там вообще не двигается, еле-еле, у кого-то на половину возможного, а у кого-то так далеко, что даже зашкаливает, – может и застрять на месте, когда система перегружена, а потом как станет шпарить в другой конец, и офигенный размах туда-сюда, но просто конца и края нет! Ну представь, если так легче, как будто на огромном экране… («Лучше бы этот маятник для потенции завели, чтоб заранее проверить», – подумала подруга.) То есть у него огромный emotional range[74] – он может многое ощутить, понять или передать…

– Восклицательным знаком? – раздраженно выдохнула подруга.

– Ну пусть и так, как пример! Его этот один восклицательный знак выражает его чувства больше, чем у многих людей часовое признание. Просто я знаю, что он имеет в виду, мне это понятно, ну ты не слышишь меня?

– Час от часу не легче, – вздохнула подруга. – А есть что-то более конкретное, ну, помимо восклицательного знака?

– Да, есть!

– Что?

– Помнишь, я в Венгрии выступала на прошлой неделе?

– Ну?

– И он предлагал приехать туда, чтобы встретиться, говорил, что шенгенская виза уже есть, а мы с тобой решили, что нет, и он сказал, что все понял, не вопрос…

– Помню, конечно! Ну вы ведь не виделись?

– Нет, не виделись! Но по телефону болтали… Ты не поверишь, он будильник поставил, чтобы в три часа ночи мне позвонить попрощаться из Москвы, когда я улетала в США. Просто попрощаться по телефону, понимаешь? Он даже не знал, возьму я трубку или нет! Сказал, что хочет услышать мой голос, пока я еще в Европе! Isn’t it super sweet – it is killing me! I don’t believe it![75] – Профессор Л. всхлипнула.

– Ну это правда sweet[76], кто поспорит! Романтик твой Снеги-рев – no kidding![77] Кстати, он тебя, наверное, одной своей фамилией загипнотизировал – это ж надо так в точку попасть: пиздец серьезный! Ну, можно вопрос задам?

– Давай, конечно!

– А ты чего на этом зациклилась? Ну что тебе от этого? Пусть трогательно, ну дальше-то что? Пусть они там в Совке романтики с охуенным маятником души, или что там у них, но мы-то нет! Пусть эта стрелка у нас на половине или там без разницы – нам дальше не надо, – our land is USA[78], и все, и они не лучше нас, просто другие! Ну они романтики, а мы прагматики – ну что тут такого? Тоже мне Америку открыла! Ты меня слышишь?

– Да!

– Ну эта вся романтика хренова за чей-то счет, не забывай! Дома небось сидит злая и побитая жизнью жена, скорее всего, страшная как черт! И еще любовница через дорогу, которой он квартиру оплачивает ради секса…

– Прекрати! Вредная ты, язык как бритва! И вообще, закрыли тему – это мое дело!

– Ну уж нет, – повысила голос подруга, – это наше общее дело, раз ты меня с совещания вызвала! Значит, сама не справляешься! Короче, расслабься, дай закончу мысль – не сбивай! Короче, я не хочу там наезжать на мистера Снегирева лично, я его в глаза не видела. Пусть живет – не в нем дело! Но этот весь уклад очень мне знаком – просто ты с ним не столкнулась, уехала рано, а сейчас и память, и глаза пелена закрыла. Эта культура – bottomless pot[79], в ней нет никакого решения – никогда, понимаешь? Там всегда хотят того, чего нет! Ты ему недоступна – вот и муза возвышенная, а если, не дай бог, женой бы стала, то тоже бы остыл быстро!

– Да какой женой? Ты белены объелась? Об этом речи нет! – возмутилась Профессор Л. Но подруга не отреагировала:

– Они живут эмоциями – это так, с маятником или без… Как будто слепыми по жизни идут и только ищут, что их взбудоражит, – и чем труднее добыть, тем больше хочется! А что добывают-то? Только подтверждение того, что очередной человек при близком рассмотрении не соответствует их больному воображению, и, наступив на те же грабли, снова move on[80]. Снова looking for a new love[81], ты понимаешь? They are looking for excitement juice for themselves – that is all![82] Ну как ты думаешь, зачем ты ему нужна?

– Не знаю, – призналась Профессор Л.

– А я знаю! Чтобы его самооценку подпитать и увеличивать! Вон там за океаном sexy[83] тетка-профессор тащится от моего восклицательного знака – какой я охуенный, lalala[84]! – Подружки хихикнули. – Хоть какой-то break[85] от жены и любовницы: одна уже достала как кость в горле, а другая только деньги сосет!

– Fuck you, darling[86], – вставила Профессор Л.

– А тут, они говорят, у нас в Штатах, скучно: народ радуется погоде, разговоры ни о чем, чуваки чужих теток не лапают – им свои нравятся, других вариантов нет! Too expensive![87] Ну хоть и без маятника, зато нету этих озверевших miserable and deeply disturbed[88] жен, которые своих мужей ненавидят, но держатся за них, как только могут, всегда живут в этой хуйне, так как other options suck even more![89] Осторожно, всем перекреститься – single woman![90] А здесь вон у моей дочки бабушка одноклассницы в белом платье замуж вышла в семьдесят два года – no problem![91] На свалку не вынесли еще! Этой бабуле в Америке не скучно! И семья, как нас учили в школе, ячейка общества, но в прямом смысле, а не как там – сплошной пиздец: врут все и всем – без пол-литра не разберешься! Или даже с литром! Да, совкам или, простите, россиянам у нас тут не в кайф. Скучно им, страстей не хватает!

Обе выговорились и передохнули.

– Не обижайся, родная, – сказала Профессор Л., – ты-то сама это прошла в последнем браке, разве нет?

– Ясен пень, поэтому и знаю, о чем говорю…

– Можно последний довод тогда?

– Ну давай.

– Но во всем же бывают исключения… Чего же тогда Максим такой трогательный, спокойный, ни на чем не настаивает, а наоборот! Как ты это объяснишь, если следовать твоей теории?

– Легко! – ответила подруга. – Помнишь выражение из детства? Он не тигр, который тут же бросается на свою добычу, а скорее крокодил, который годами ее поджидает!

– Сама ты крокодил! – сказала Профессор Л., и обе громко рассмеялись. – Радость моя, прости, что с совещания вытащила. Мне даже стыдно… Ты же знаешь, что я обычно не такая, как сейчас, как будто это просто не я! Какое-то помутнение рассудка. Когда от него нет известий, вроде возвращаюсь в свою стандартную жизнь, а потом он вдруг объявляется и снова теребит. Я просто жду, когда это само закончится, и все! Ну чего меня так тянет к нему – как будто в водопад засасывает, порой просто страшно, как будто не развернуть уже… Why? Why? Why?[92]

– Да не к нему тебя тянет, а в детство, в Совок, в эту заброшенную часть жизни, которую ты с таким усилием отрицаешь – неужели непонятно? Я думаю, что он – это просто excuse[93].

– Honey, you make no sense…[94] Ну зачем мне в Совок – что я там забыла?

– Да ты просто признать не хочешь, что скучаешь по Москве, по прошлому, по всей этой Russian[95] хрени со всеми ее contradictions [96]. Легче мозги забить этим Снегиревым, чем фейсать acknowledgement and acceptance![97]

– Да зачем тянет-то? Где логика?

– Ой, ты совсем запуталась, птичка моя СНЕГИРИМ, кто бы мог подумать, профессор ты моя хорошая! Короче, мы оттуда, и все! А эта культура – бункер, в нее нельзя войти чужому, но и выйти из нее нельзя тем, кто там native [98]. Помнишь рыжую училку, которая нам рассказывала про броуновское движение! Так вот ты сейчас пытаешься с этим разобраться, а навигацию все равно не отключишь – продолжает любыми путями обратно выводить. Если ты оттуда – все на этом, не избежать… Обратно все равно приведет или затянет – no other way![99] Еще можно так объяснить: за вами придут – если не КГБ, то волонтер Снегирев. – Подруга расхохоталась. – Подумай об этом, меня тут, кстати, ждут, должна идти, подумаешь, promise?[100]

– Promise [101], – растерянно ответила Профессор Л.

– Кстати, насчет этого бункера… Вспомни, как мы ездили в пионерский лагерь на Клязьму… И как там круто было! А чего там крутого? Страшилки в темноте рассказывали и боялись в туалет на улице ночью выходить? В каком это было классе – в пятом? Same point![102] OK, I love you – you are my number one![103] Вечером мне теперь надо за school supplies [104], но потом объявлюсь! До связи, sweetheart![105]

– Love you too![106] До связи, золото! – попрощалась Профессор Л. Она вздохнула и быстро стерла все фото Максима из своей папки «Favorites» [107]. Затем убрала телефон в ящик стола и открыла дверь для студентов.