Читать книгу Села́м - Катя Матуш - Страница 3

Синий календарный квадрат оккупировал восемнадцатое марта. Вестник дня года висел на почётном месте: в центре пустеющей стены в коридоре, отделяющем спальню от кухни. Подснежник на мартовской картинке гордо торчал из коричневого дёрна, что своей прекрасной лепёшкой разбавлял скудное убранство сереющих настенных полотен. О ремонте думать рановато, и радовало только, что никто из соседей ещё не умудрился устроить потоп или пожар. Обои намертво прицепились к ровной стене и пока даже не намекали на разрыв этих уз.

Комната в квартире была всего одна, и едва вмещала двуспальную кровать, шкаф и комод. Зато кухня радовала габаритами. В дальнем от окна углу весёлым розовым отливали фасады гарнитура, в противоположном уместился письменный стол и интернет станция.

Холодильник довольно запищал, проглотив свежую порцию еды. Высветившийся на его панели график ужинов настойчиво сверкнул, предлагая сегодня съесть нечто большее, чем йогурт. Таблицу калорий уже рассекла стремительно уползающая вниз полоса.

И почему мы ещё не научились питаться солнцем? Согласие на впрыск в организм хлорофилловой сыворотки подписала бы без раздумий.

Я выудила из сушки маленькую ложечку и принялась за своё любимое занятие.

Цифра списка подходящих вакансий ободрительно моргнула и обозначила три новых объявления на первой вкладке в категории «цифровой художник». Смотреть вакансии по специальности не хотелось… Валяющийся в дальнем углу планшет как бы намекал, что к творчеству хозяйка поступалась не иначе, чем пару месяцев назад, но связать с этим свою жизнь я хотела по-прежнему. Колледж при художественном институте мать забраковала сразу, стипендии там нет, а в высшую художественную школу без базы не поступишь. Про флористику и заикнуться было страшно, перспектива вырисовывалась только после окончания школы дизайна, а это немыслимо дорого. Цветы в наше время стоят баснословных денег, поэтому одна практика обходилась как месячная аренда жилья. Так что, – менеджер универсал, гарантированное трудоустройство и оплата налогов во время обучения, – наш вариант! А на цветы и траву можно и в учебниках посмотреть, коих у меня было целое ботанико-научное собрание.

Я угрюмо пробегала глазами по описаниям новых вакансий. Во время обучения еще попадались подработки и мелькала возможность устройства в штат художником с обучением, за которое брался работодатель. Но вот уже четвёртый год хвостом каждому творцу, помимо таланта, должно служить профильное образование, и все чаще к требованиям добавлялись опыт работы и внушительное портфолио.

Со скрипом подтащив к себе планшет, уставилась на высветившийся последний рисунок. Да эти художества, да знающему своё дело психиатру, и будьте здравы желтые мягкие стены отделения шизофрении. Я уже не могла точно вспомнить, когда рисунки перекочевали в откровенный монохром, и вместо целостной картины представляли из себя разномастные каракули.

Рисовала я хорошо, прекрасно это понимала, и частенько сравнивая свои работы с встреченными на баннерах, в очередной раз крепла в мечтах и надеждах. Я же могу лучше! Это вообще, что за штрихи, художник был пьян? Или кто-то мазюкал его рукой, пока он спал?!

Но в таланте и было моё проклятье… Однажды, потратив три недели на изображение сваленного на стол натюрморта из полуфабрикатов и бутылок, я наконец-то поняла, в чём главная проблема. Педантизм, что был мне чужд в обычной жизни, намертво прирастал к моим работам. Ровные линии, которых кому-то приходится добиваться годами, идеальная передача цвета и размера, всё это делало мой рисунок похожим на фото. Вопиющий реализм напрочь срезал любой смысл рисунка. Зачем кому-то платить бешенные деньги за то, что любой человек с камерой воспроизведёт за минуту…

И вот когда поверх всего этого я пыталась расслабиться и внести лёгкости, беспорядка, и получался невнятный коллаж. Я всегда гордилась своими работами, но по сути была в состоянии всего лишь идеально передать увиденную картинку. У меня однозначно талант, в руках, и я так сильно на нём зациклилась, что совсем упустила из виду сам смысл. Да и время, что я неосознанно тратила на создание своих шедевров было поистине колоссальным.

Планшет для рисования подарила мать. Никто и подумать не мог, что занятия «каракулями» раскроют в ребёнке талант. Но семейные внимания на юного гения не обращали, потому что дорого, бесперспективно и вообще: рисуешь, рисуй, а учиться надо! Когда отец был жив, они с матерью ещё пытались поощрять мои творческие порывы, а уж когда его не стало, всякая романтика испарилась и встал вопрос откровенного выживания.

От осознания, как оно могло бы быть, накатывало удушье. Сожаление о независимом, далёком и неподконтрольном маленькому ребёнку выкручивало руки. Лицом завладела гримаса отчаяния.

Ложка с остатками йогурта выскользнула изо рта и, сопровождая приземление звонким треском, упала на самый центр экрана. Всё в моей жизни трещало по швам, разбивалось в дребезги и напрочь не хотело помогать возводить нечто новое. Планшет полетел в свой угол вместе с разбрызганными по экрану каплями ужина и слюны. Прилипшую ложку убрать было страшно. Если там появилась трещина, можно забыть даже о творческом фрилансе.

Сегодня мне хотелось ещё немного помечтать, так что цепляясь за крохи спокойствия, я бросила эту удручающую, наполненную ванильным хаосом экспозицию, сползла на пол и начала шурудить руками под батареей. Глаза застилали слёзы, казалось, капли с оглушающим звоном сыплются на пол, но зрение мне сегодня больше и не понадобится…

Я нащупала заветную упаковку с таблетками, закинула в себя две штуки и устроила голову на полу у ножек стола.

***

Весной солнце в городе почти не показывалось, плотное покрывало сереющих капель с большой любовью укутывало небо, отчего мне вдруг показалось, что смерть за мной таки пришла. Иначе к чему этот ослепляющий поток? Но нет. То всего лишь стремящийся в глаза солнечный луч. А вот адская головная боль, сухость во рту, моментально повлекшая сочащиеся кровью губы, и радость, что полтора дня бесполезных выходных пролетели в миг, были на месте. Информационный абзац на экране оповещал о наступлении воскресенья. А не плохо… Но четвертью таблетки больше и можно было проспать работу.

Постанывая, я поползла в ванную. Трусость не позволяла мне закинуться более чем тремя дозами, и подобные попытки всегда заканчивались принудительным выворачиванием желудка.

Приглаживая руками стену у календаря, я поднялась и сдвинула синий квадрат на двадцатое число. Замечательно… Теперь можно принять душ, закинуть стирку и приготовиться к очередной рабочей неделе.

В центр я уже давно не выбиралась, не говоря о выходных поездках в Москву. Любая попытка отдохнуть стремилась усугубить и до того удручённое состояние. Радость, витающая всюду в проклятые выходные, меня просто добивала. В последнюю встречу с Машкой я чуть было не сорвалась и не просадила пол зарплаты в ресторане. А какое прекрасное голубеющее платье на витрине приметила… Я боялась, что счастье сумеет завладеть моим рассудком, оно меня расслабит, и тогда ИП Манукян в очередной раз будет послана на десяток весёлых букв без капли сожаления, а план у меня всё же был, и любезности с клиентами он включал в первую очередь.

Если удастся и дальше удерживать себя в этом тесном горшке, накопить на второе образование, вот тогда-то и наступит завтра, которого не нужно будет бояться.

Теперь винить в своём положении я могла только себя. Никто не мешал поиметь чуть больше мозгов и сдержанности. Или же наоборот, быть чуть тупее, но проще. Больше рвения проявлять в учёбе, чтобы пройти конкурс на повышенную стипендию. Но в детстве вся эта математика была мне не нужна. Вместо уроков нам срочно надо было намалевать очередной цветок… Будь он проклят.

Когда я вообще последний раз рисовала цветы?

Майка и джинсы с лёгким шорохом упали на пол ванной комнаты. Глянув на своё отражение в зеркале, я скривилась. Всё же, в этом месяце придётся потратить на еду чуть больше обычного. Рёбра отчётливо проглядывались, растяжки художественными штрихами покрывали почти всё тело, некогда округлые формы и те, пытались завалиться обратно. Голодный обморок на работе не сулил ничего радужного.

От размышлений о солнцеедах и бретарианцах меня отвлёк телефонный звонок.

– Алло.

– Здоров, Сеньора! Как оно?

– Да ничего, – я вышла на кухню голышом, и включила чайник, – мама сказала, ты опять отличник?

– А то! Эта сессия вообще лёгкая, ещё год и досвидос, жду не дождусь… – начал бурчать Вадим.

– Да ты брось, лучше запомни эти сладкие годки, потом будешь мечтать о возвращении…

– Ну ещё чего, ненавижу всю эту дребеду, я к тому и звоню, так сказать кинуть тебе повод для гордости. Мне работу предложили в Вирне, уже сунули на ознакомление контракт, с гарантией прохождения у них практики и предположительной темой диплома. Если получится разобраться в вопросе сулят по выпуску помощника руководителя в отделе! Ты прикинь! Маме только не брякни, я ещё не согласился.

Я стояла, разинув от удивления рот. Работа… в одном из крупнейших IT предприятий в городе? За год до выпуска?!

– А когда учиться?..

Предложение показалось мне странным.

– Параллельно. Вместо пар специализированная практика. Нафига им выпускник, который понятия не имеет о реальном рабочем процессе? Сами и учат, и зачётки заполняют, и с дипломом помогут. Боятся, что меня кто-то переманит, вот и суетятся почти за полтора года. Хе-х.

– Ты дочку директора обрюхатил?

– Дура что ли?! Какое тут время на баб найти!

– Ты п…

– Да предохраняюсь, не волнуйся! Вечно одно и тоже у вас. Кто б похвалил?! Короче, терпи ещё год, если у меня получится я тебя подтяну в дизайнерский отдел, будешь малевать круглые сутки. А может и сразу в сентябре тебя пробьём. Не может же у меня быть менее гениальная сестра?!

– Как-то неожиданно…

Мне с трудом верилось в происходящее. Вирна была настолько далёким и презентабельным местом, что об этом я и мечтать не могла. Связи в трудоустройстве, решали, но у нас даже в филиал никто попасть не мог.

– Собирай портфолио! Всё, я пошёл, васильки тикают, люблю тебя, маму не беси, соври уже наконец про какого-нибудь лысеющего ухажёра! А то она поседеет быстрее, чем бабушкой станет. Чмоки!

Гудки в трубке сливались с тяжёлым трепетом сердца, готового пробить рёбра. Я отключила протестующий чайник и кинулась к столу, отшвыривая чуть ли не в центр выкатившийся стул.

Засохший на экране планшета йогурт слезал с него вместе с осколками стекла. Последняя надежда рухнула, когда основа начала тонкой струйкой заволакивать невидимые до этого трещины. Падал он у меня не раз, но критичных повреждений не выказывал, видимо, роковая ложка скальпелем всковырнула копившиеся двадцать лет раны.

– Дерьмо…

Сомнений, что у брата получится выбиться в люди, никогда не было, и хоть я старше на пять лет, отношения между нами всегда складывались очень доверительные и до неестественного родственные. Временами казалось, что я люблю его сильнее, чем мать.

По-быстрому закинув в кружку заварку, я утопила её в кипятке, одной рукой подтянула стул, уселась у экрана центра и открыла виртуальную папку, в которой в полнейшем хаосе хранились всё работы. Информатор поспешил уведомить, что там числится две тысячи триста двадцать один файл.

Копаться в этих рисунках придётся долго, я не сомневалась, что найдётся с десяток стоящих, но выуживать их придётся не один месяц. По-хорошему, нужно вносить правки, подкручивать цвета, добавлять детали…

Взгляд опять упал на разбитый планшет, который теперь даже для разделочной доски не годился.

Сопровождая мысленный процесс хрупом разминаемых суставов, я сходила в комнату за халатом. В миг разгорячённое новостью тело стремительно остывало, требовало еды и ныло от суток сна, проведенных на полу.

Дура! Нет бы вместо ежедневных занятий самобичиванием технику рисунка совершенствовать!

Рухнув под стол, я нащупала ещё закрытую упаковку таблеток и ринулась к унитазу. Один-два-три… одна за другой они тонули в мутной воде, с каждым приглушённым бульком вызывая в голове воспоминания о бесцельно проведённых днях.

Я пыталась соображать, что же наконец можно сделать для того светлого будущего, о котором постоянно мечтала, и к которому, как выяснилось, оказалась совсем не готова.