Читать книгу 298 км/ч - Кэтти Спини - Страница 5

Когда Мирьям осталась в пустой квартире, она не смогла пробыть в ней и часа. Душу сковала невыносимая тоска по отцу, железными тисками сжали одиночество и чувство покинутости, безысходности и печали. Даже включенные везде свет и телевизор не спасали. Мирьям, которая не боялась сумасшедших скоростей, крутых поворотов, опасных столкновений, которая однажды кувыркалась в машине, вылетев с трассы, перед лицом одиночества и серьезных жизненных проблем почувствовала себя слабой.

Она схватила привычный небольшой рюкзачок из потертой черной кожи, с которым почти никогда не расставалась. Там имелись самые необходимые вещи вроде кошелька, салфеток, зеркальца, бумажных платков. Мирьям налила из-под крана воды в литровую бутылку, сунула ее в рюкзак и выскочила из квартиры, с трудом подавляя рвущиеся наружу рыдания.

На город уже спустился глубокий поздний вечер, на улице никого не наблюдалось, но Мирьям не испугалась: она собиралась отправиться в центр, а там жизнь всегда кипит. Миновав пустые тихие дворы, она вышла на Corso Vercelli. Улица тоже была безлюдной несмотря на то, что по ней мимо многочисленных магазинчиков пробегает одна из важных трамвайных вен города. Однако в столь поздний час все заведения уже закрылись, а обитатели невысоких многоквартирных домов, поужинав, отправились спать или уселись за просмотр ТВ-шоу или сериала.

Вот мимо простучал оранжевый трамвай, который держал путь прямо к Миланскому Дуомо. Мирьям сначала думала пробежаться до остановки и успеть запрыгнуть в закрывающиеся двери, но потом поняла, что никуда не спешит. У нее была вся ночь впереди, чтобы пешком добраться до центра. Она сбавила шаг и медленно побрела дальше, глядя вслед убегающему трамваю. В голове царил мрачный хаос, а с ресниц капали слезы. Пустынная улица только усиливала ощущение невыносимого одиночества. Мирьям вообще начало казаться, что она осталась одна в целом городе.

Вдруг кто-то схватил ее сзади за локоть, и Мирьям вскрикнула от испуга. Напряженные нервы были на грани разрыва.

– Я напугал тебя? Извини! – Это оказался Массимо. – Почему ты плачешь? И куда ты идешь так поздно?!

– Прогуляться. – Мирьям шмыгнула носом и полезла в карман за бумажным носовым платком.

– Так поздно?!

– Да. Дома не могу находиться.

Массимо нахмурился. Он хотел бы пригласить Мирьям к себе, но мать отчего-то относилась к его девушке с негативом, Массимо даже долго не решался сообщить, что они с Мирьям встречаются. Правда отношения между ними складывались странные, не похожие на те, которые возникают между пылкими влюбленными.

Мирьям и Массимо всю жизнь жили в домах напротив: она – в шикарном палаццо, он – в обшарпанном многоквартирном доме. Несмотря на социальную разницу, их отцы крепко дружили, а дети нет. Все детство мальчик-крепыш злостно шутил над щупленькой девочкой, а та молча его ненавидела. Впрочем, Массимо, скорее всего, отвечал ей взаимностью. Его отец вечно носился с ней, и Массимо в глубине души ревновал. Вероятно, поэтому он постоянно отпускал в адрес Мирьям колкие шуточки и задирал ее.

Четыре года назад, несмотря на наличие отличных университетов в Милане, Массимо уехал учиться в Верону. В действительности, он просто хотел вырваться из-под вездесущего материнского надзора. Но окончив университет, вернулся, чтобы начать работать в фирме отца, и однажды столкнулся с Мирьям. Она превратилась в симпатичную девушку, не похожую на других: она стала гонщицей.

Отец Массимо, увлеченный гонками, всегда таскал сына на автодром, когда соревнования проходили в Монце, и таким образом привил и ему эту страсть. Для Массимо было настоящим сюрпризом узнать, что та девчонка, к которой он всегда относился с неприязнью, теперь выигрывает кубки и участвует в серьезных национальных чемпионатах. Она мастерски водила машину, умела такое вытворять за рулем, что ему и не снилось! Она была смелой и бесстрашной. А еще Мирьям наравне с мужчинами разбиралась в устройстве автомобиля и умела его настраивать, правда этому Массимо не особо верил. В какой-то степени он ей завидовал, а в глубине души восхищался, ведь она сделала то, о чем он только мечтал: попала в мир автогонок. А он еще смеялся над ней, когда в детстве Мирьям занималась картингом…

Массимо влюбился в нее и всем с гордостью рассказывал, что его девушка – гонщица, будто это было его заслугой. Однако в реальности Мирьям не была его девушкой в общем понимании. Он приглашал ее на свидания, но она не так часто соглашалась, поскольку почти не имела времени между учебой и тренировками. В чате она появлялась очень редко. Со стороны они вообще казались друзьями, особенно учитывая, что Мирьям была скрытной, мрачной, совсем не пылкой в проявлении чувств, даже немного нелюдимой.

Впрочем, Массимо не сдавался, дарил ей цветы, милые безделушки, писал нежные сообщения. В итоге недавно даже добился самого настоящего поцелуя в губы, с языком. Только Мирьям он совсем не понравился. Да, она вращалась в брутальном и жестком виде спорта, но в душе оставалась романтичной. Она всегда полагала, что поцелуй с любимым – это нечто особенное, эйфорическое, а он, напротив, вызвал в ней неприязнь.

А потом у Мирьям внезапно умер отец, и она закрылась в себе еще больше, Массимо не знал, как к ней подступиться! Если бы его мать хорошо относилась к Мирьям, он пригласил бы ее пожить к себе и уж точно добился бы многого. Но мать, конечно, воспротивилась бы, заикнись он об этом. Потому оставалось лишь напроситься жить к Мирьям, но она сначала на несколько дней ушла к подруге, потом выстроила глухую стену…

И вот сегодня Массимо поджидал у окна, когда уйдет тот мужчина, ее посетитель, но проворонил и увидел, как уходит сама Мирьям. Мать уже легла спать, а отец заснул в гостиной перед телевизором, потому Массимо никому ничего не пришлось объяснять, когда он, нацепив куртку, тихо прошмыгнул в подъезд и помчался за Мирьям.

– Мирьям, когда тебе грустно и плохо, ты можешь позвать меня, я всегда в твоем распоряжении.

– Спасибо, – поблагодарила она и точным броском кинула скомканный бумажный платок в мусорку, стоявшую в отдалении. Массимо в очередной раз поразился ее умениям.

– Давай вернемся, я приготовлю тебе чай… – начал он.

– Нет! Я хочу погулять!

– Ночью?

– Да. Почему нет? – Мирьям пожала плечами и двинулась дальше. Массимо в замешательстве направился следом.

– Ты хотя бы не против, если я присоединюсь? – спросил он, и в голосе прозвучали нотки обиды.

Но Мирьям, посмотрев на него, вдруг грустно улыбнулась.

– Нет, конечно. Наоборот, буду рада твоей компании.

Массимо приободрился и обнял Мирьям за плечи. Хотя поводов для радости особо не было: Мирьям радовалась не его конкретно компании, а вообще любой.

Некоторое время они шли молча. Массимо мучительно искал тему для разговора, а Мирьям погрузилась в невеселые мысли, забыв про своего спутника. Он старательно предпринимал попытки завязать беседу или пошутить, но Мирьям отвечала отрешенно и односложно, и разговорить ее практически не представлялось возможным.

Вскоре они оказались на освещенной Piazzale Baracca, образованной помпезными палаццо с каменными балконами, украшенными кружевной лепниной. Проследовав дальше, молодые люди двинулись по Via Magenta, где тишину нарушали только трамваи и автомобили. Молчание стало невыносимым, и Массимо почувствовал себя совсем неуютно. Когда они вышли к базилике Santa Maria delle Grazie, эмблеме католической религиозности, он спросил, уже отчаявшись завязать хоть какой-то разговор:

– Знаешь, что за шедевр искусства хранится в этой базилике?

Мирьям вскинула голову и посмотрела на величественный храм, сооруженный из местных материалов: обожженного кирпича и белого гранита. Постройка тоже являлась примером смешения стилей: поздней готики и Ренессанса. Черты последнего базилика приобрела от руки Браманте, которому Людовико Сфорца поручил достроить церковь и сделать из нее фамильную усыпальницу. Браманте украсил храм впечатляющими полукруглыми апсидами, монументальным куполом, окруженным колоннами, а также красивым двориком и трапезной.

– Тайная Вечеря, – ответила Мирьям. – Мы месяц назад были здесь на экскурсии с группой. Попасть внутрь ведь можно только по записи, и наша профессоресса долго ждала очередь. Она говорила, за день на картину приходят посмотреть около тысячи трехсот посетителей. Действительно впечатляюще, вызывает благоговейный трепет.

– Одна из трех самых важных работ Леонардо Да Винчи! – с воодушевлением продолжил Массимо, радостный, что наконец-то Мирьям произнесла больше двух слов.

– И единственная оставшаяся роспись на стене, принадлежащая кисти Леонардо.

– Wow, ты неплохо разбираешься в искусстве!

– У меня в этом году работа по искусству Возрождения. А ты? Как так, что и ты разбираешься в искусстве?

– Я ведь архитектор, Мирьям… – терпеливо напомнил Массимо. – Впрочем, живя в городе, надо знать о его шедеврах, которые восхищают весь мир.

– В самом деле…

– Между прочим, фреска написана темперой, поэтому это вовсе не фреска. Людовико иль Моро позволил использовать темперу, тем самым дав Леонардо полную свободу творчества, а также создав ему серьезные проблемы.

– Чем? – не поняла Мирьям.

– Темпера не способна переносить изменения климатических условий. Потому фреску очень много и скрупулезно реставрировали. И вообще, она была повреждена еще до того, как Леонардо ее завершил. Когда он представил ее на суд заказчика, работу уже пересекали трещины. Кстати, вам рассказывали, чем так интересна эта фреска?

– Своей перспективой. За спинами людей не стена, как обычно в иконописи, а пространство, – коротко ответила Мирьям.

– Верно, – подтвердил Массимо. – Ужин происходит в помещении с большими окнами, за которыми написан пейзаж, а само помещение нарисовано по всем законам перспективы, впрочем, как и стол со всем, что на нем стоит. Плюс реалистичная прорисовка светотеней, созданных с помощью нескольких источников света. Фигуры Христа и двенадцати апостолов тоже прорисованы очень реалистично, с эмоциями и выражениями на лицах, жестами и движениями. Вам рассказывали интересности?

– О руке с ножом? – хмыкнула Мирьям.

– Например, – улыбнулся Массимо. – В самом деле, нельзя сказать со всей уверенностью, чья эта рука. Возможно, ошибка при реставрации, ибо она в самом деле выглядит неанатомичной.

– Да, нам рассказывали. А еще меню, – вспомнила Мирьям. – Нам рассказывали, что еда точно соответствует тому, что появлялось на столах во время еврейской Пасхи: пресный хлеб, харосет, поджаренный ягненок, вино и травы.

Молодые люди двинулись дальше по вымощенной улочке, освещенной стеклянными витринами уже закрытых магазинов. Мимо то и дело пробегали трамваи так близко друг к другу, что дух захватывало! Здесь стало значительно оживленней, на остановках толпились люди, другие куда-то спешили. На подходе к сердцу города все больше попадалось ресторанов и баров, работающих до полуночи и дольше. Здесь жизнь вообще никогда не замирала, даже ночью. Улицы вскоре заметно расширились, вереницы машин уже ехали не по трамвайным путям, а рядом, палаццо стали более монументальными и помпезными, балконы теперь были украшены не только лепниной, но и внушительными колоннами и статуями.

И вдруг, словно вспышка в ночи, сверкнул Дуомо. Гейне утверждал, что самый прекрасный вид Дуомо приобретает при лунном свете. Увы, Милан нынче освещен исключительно электрическим светом, который затмевает и луну, и звезды, но в ночи он действительно прекрасен: настоящая беломраморная жемчужина, устремляющая в темно-синее небо сотни своих шпилей. И даже сверкающая ожерельем окон галерея Витторио Эмануэле II не в состоянии перетянуть на себя внимание, поскольку Дуомо Милана – шедевр архитектуры, который поражает любого, оказавшегося на одноименной площади: количеством кружевных готических башенок, статуй исторических личностей, горгулий и других декоративных фигурок, а также невероятно гармоничным смешением архитектурных стилей, ведь собор строился более пятисот лет!

Вот и Мирьям, коренная жительница города, нередко бывавшая на Пьяцца Дуомо, в который раз завороженно воззрилась на базилику, замедлив шаг. Созерцание такой непревзойденной красоты вносило в душу умиротворение, успокаивало…

Почти всю ночь Мирьям и Массимо провели на площади. То бродили вокруг Собора, то прогуливались вдоль Галереи, то сидели на ступенях памятника Витторио Эмануэле II, первому королю Объединенной Италии. Народу вокруг было немного: лишь несколько нетрезвых компаний да влюбленная парочка.

Массимо говорил много, стараясь увлечь Мирьям разговорами об искусстве и архитектуре. Она с большим интересом слушала его, но комментировала мало. А когда Массимо пригласил Мирьям на экскурсию внутрь Дуомо и на крышу, гонщица отклонила приглашение, сказав, что и собор они с однокурсниками недавно посетили.

Только это не было правдой…

Обескураженный Массимо начал вносить другие предложения, но Мирьям ничего не обещала, ссылаясь на серьезную загруженность и отсутствие времени на развлечения. Она словно держала своего парня на расстоянии, пресекала все его попытки приблизиться, вся напрягалась, когда он обнимал ее за плечи, и ловко уворачивалась, когда он предпринимал попытку поцеловать. Он расстраивался и даже сердился, правда старался не показывать вида. А Мирьям улавливала настроение Массимо и жалела, что согласилась на его компанию этой ночью. Лучше бы она отправилась гулять в одиночестве…

Что послужило причиной такого резкого неприятия, Мирьям толком не могла объяснить. Может, недавняя беспричинная вспышка Массимо, может, желание отгородиться от всех, а может, что-то другое, чего она не могла понять.

Наконец, часа в три ночи они двинулись в обратный путь. Теперь уже молчал и Массимо, устав за столь длинную ночь. Когда они добрались до своего двора, там стояла звенящая тишина. Ни одного окна не светилось, ни звука не доносилось.

– Хочешь, я поднимусь? Чтобы ты не оставалась одна… – шепотом предложил Массимо с волнением.

Мирьям одарила его внимательным взглядом, от которого у Массимо запылали щеки.

– Спасибо, мне уже лучше. Тем более через пару часов уже вставать.

– Но эти пару часов мы могли провести вместе! Я все сделаю, чтобы ты не чувствовала себя одиноко, – прозвучал в его голосе намек.

– Ты готов жениться? – сузив глаза, осведомилась Мирьям, прекрасно зная, что таким вопросом можно отлично испугать любого парня.

– Жениться?! При чем тут это? – Массимо от удивления даже глаза округлил. – Я лишь предлагаю спасти тебя от одиночества!

– Спасибо. Чао! – Мирьям, не подарив ему прощального поцелуя, шагнула в сторону подъезда.

– У тебя устаревшее воспитание, Мирьям! И устаревшие принципы жизни. Как ты выживешь с ними в современном мире и одна? – насмешливо, как в детстве, сказал ей в спину Массимо.

Мирьям застыла на полушаге, потом резко обернулась.

– Лучше одна со старыми принципами, чем с кем попало по последнему писку моды.

Сказав это, она проскользнула в подъездную дверь и стремительно, едва слышно ступая, взбежала на третий этаж.

Не раздеваясь, Мирьям свернулась калачиком на диване, накрыла голову подушкой и моментально заснула. Через два часа ее безжалостно разбудил будильник. Правда, как это ни странно, она не чувствовала себя разбитой. Наоборот, быстро вскочила, умылась и, позавтракав молоком с бисквитами, торопливо покинула квартиру.

Выйдя на улицу, она облегченно вздохнула, будто избавилась от гнета. Потом зябко поежилась: осенние утро обволакивало промозглой прохладой. Едва Мирьям завернула за угол дома, как от кустов отделилась тень и метнулась к ней. Мирьям испуганно шарахнулась, но потом выдохнула, почувствовав, как ослабли колени. Это был отец Массимо.

– Паоло, ты напугал меня…

– Прости, Мирьям, я не хотел. Не хочу быть замеченным. Как ты? – спросил он тревожно, сжав ее плечо.

– Нормально. Что случилось? – встревожилась Мирьям.

– Можно попросить тебя об одолжении?

– Конечно, Паоло!

– Никому не говори о нашем разговоре, даже Массимо, прошу тебя!

– Хорошо, – пообещала Мирьям, настороженно глядя на него. Паоло был взлохмачен, постоянно посматривал вдаль улицы, будто ожидал появления кого-то, чтобы успеть спрятаться. Его поведение показалось Мирьям крайне подозрительным.

– Я хочу помочь тебе. Не могу оставить тебя в беде. Я с удовольствием приютил бы тебя, но… – Он запнулся. Потом вынул из кармана руку. – Вот, возьми, – и протянул купюру в пятьсот евро.

Мирьям отпрянула, будто из кармана он вытащил пистолет.

– Нет! Я не могу! – категорично отказалась она.

– Возьми! – наставил Паоло. – Ты дочь моего обожаемого старого друга! Я видел, как ты росла. Я всегда относился к тебе, как к дочери! – пылко говорил он вполголоса. – Ты и была, по сути, для меня таковой! Я все твое детство возился с тобой и помогал твоему отцу тебя растить! Бери!

– Но ты не мой отец! – возразила Мирьям, тем не менее потрясенная его признанием и экспрессивностью. – Лучше отдай их Массимо!

– С Массимо я разберусь! Бери и не возражай! – Казалось, Паоло начал терять терпение. – Помни: ты обещала держать эту встречу в секрете! – и с этими словами он торопливо направился прочь.

Мирьям, растерянная, стояла посреди улицы. Потом засунула деньги во внутренний карман куртки, твердо решив, что не будет их тратить, а позже, когда наладит свои дела, вернет их Паоло.

А вечером она нашла в своем почтовом ящике еще один конверт с купюрами, адресованный ей, но без адреса отправителя. Кто это мог быть, Мирьям не имела представления, ведь все, кто хотел помочь, уже сделали это открыто, как Паоло, Анджело, родители лучшей подруги…

Слезы навернулись на глаза Мирьям от благодарности ко всем тем, кто не бросил ее в трудную минуту. Она по-прежнему чувствовала себя одиноко, но, как оказалось, рядом существовали люди, готовые подставить плечо, поддержать.

«Только кто же этот неизвестный?» подумала она, крутя в руках конверт без обратного адреса.