Читать книгу Голубой Марс - Ким Стэнли Робинсон - Страница 16

Часть третья
Новая конституция

Оглавление

И он вернулся за большой стол, готовый взяться за следующую самую большую проблему. Это заставило его спуститься с небес на землю. Перед ним стояла еще сотня таких проблем, каждая из которых казалась несложной лишь до тех пор, пока ими не начинали заниматься всерьез, и тогда они становились неразрешимыми. В текущих распрях было крайне трудно увидеть признаки растущего единства. А в некоторых сферах положение даже ухудшалось. Средние точки акта Дорсы Бревиа вели к затруднениям: чем больше их рассматривали, тем более радикальными становились взгляды. Многие явно считали, что эко-экономическую систему Влада и Марины, хоть и успешно применяемую в подполье, не стоит включать в конституцию. Одни жаловались, что она ущемляет права местных автономий, другие больше верили в традиционный капитализм, чем в какую-то новую систему. По этому вопросу часто выступал Антар – при этом Джеки сидела рядом с ним, явно в знак поддержки. Уже это, а также его связь с арабской общиной удваивали силу его заявлений, и люди его слушали.

– Новая экономика, которую здесь предлагают, – произнес он как-то за «столом столов», повторяя заученное ранее, – представляет собой радикальное и беспрецедентное вмешательство правительства в дела бизнеса.

Влад Танеев резко встал. Антар, удивленный, замолчал и внимательно на него посмотрел.

Влад тоже пристально на него глядел. Ссутулившийся, с большой головой и косматыми бровями, Влад редко говорил на публике, если вообще когда-либо говорил; на конгрессе он до этого не сказал ни слова. Бо́льшая часть присутствующих на складе медленно затихала, готовясь выслушать Танеева. Арт ощутил трепет предвосхищения; из всех блестящих умов первой сотни Влад, пожалуй, был самым блестящим – и самым загадочным, если не считать Хироко. Старый еще в то время, когда они покидали Землю, чрезвычайно скрытный, он рано построил лабораторию в Ахероне и оставался там, сколько мог, живя затворником вместе с Урсулой Кол и Мариной Токаревой, еще двумя выдающимися членами первой сотни. Никто не знал об этой троице ничего конкретного, они представляли собой редкий пример замкнутой природы человеческих отношений. Разумеется, это не избавило их от сплетен: напротив, люди болтали о них не переставая, утверждая, что настоящая пара здесь – Марина и Урсула, а Влад – кто-то вроде друга или домашнего питомца, или что Урсула проделала бо́льшую часть работы по созданию процедуры омоложения, а Марина – по эко-экономике, или что они составляли идеально сбалансированный равносторонний треугольник, совместно работая над всем, что появилось в Ахероне, или что Влад был своего рода двоеженцем, использовавшим жен для работы в разных сферах биологии и экономики. Но правды никто не знал: ни один из троих не сказал об этом ни слова.

Однако глядя на него, стоящего перед столом, можно было подумать, что теория о том, что он был там главным, ошибочна. Он неторопливо обвел всех сосредоточенным взглядом и лишь после этого вновь обратил взор на Антара.

– То, что ты сказал о правительстве и бизнесе, – это бред, – холодно заявил он. Это был тон, до этого редко звучавший на конгрессе, – пренебрежительный и брезгливый. – Правительства всегда регулируют бизнес, которым разрешают заниматься. Экономика – это вопрос права, это правовая система. До сих пор мы в подполье считали, что с правовой точки зрения демократия и самостоятельность – это врожденные права каждого человека и что эти права не могут быть отменены, когда он начинает работать. Ты… – он махнул рукой, показывая, что не знает имени Антара, – веришь в демократию и самоуправление?

– Да! – отозвался Антар оборонительным тоном.

– И считаешь, что демократия и самоуправление – это основные ценности, которые правительство должно поддерживать?

– Да! – повторил Антар, все сильнее раздражаясь.

– Очень хорошо. Если демократия и самоуправление – это основа, то почему люди должны отступаться от этих прав, когда заступают на свое рабочее место? В политике мы, как тигры, боремся за свободу, за право избирать наших лидеров, за свободу передвижения, выбор места жительства, выбор профессии… одним словом, управляем своими жизнями. А потом просыпаемся утром, идем на работу – и все эти права исчезают. Мы больше их не требуем. И так на бо́льшую часть дня мы возвращаемся к феодализму. Вот что такое капитализм – разновидность феодализма, в которой капитал заменяет землю, а лидеры бизнеса – королей. Но иерархия остается. И мы по-прежнему всю жизнь трудимся по принуждению, чтобы накормить лидеров, которые не делают настоящей работы.

– Лидеры бизнеса делают работу, – резко возразил Антар. – И принимают финансовые риски…

– Так называемые риски капиталистов – это всего лишь одна из привилегий капитала.

– Управление…

– Да, да. Не перебивай меня. Управление – это нечто реальное, дело техники. Но его может контролировать как капитал, так и работник. Сам по себе капитал – это просто полезный остаток от работы прошлых работников, и он может принадлежать как каждому, так и горстке людей. Нет ни единой причины, по которой мелкая знать должна владеть капиталом, а все остальные – ей служить. Нет ни единой причины, по которой она должны давать нам на жизнь и забирать остальное, что мы производим. Нет! Система, называемая капиталистической демократией, на самом деле вообще не была демократичной. Поэтому ее получилось быстро превратить в наднациональную систему, в которой демократии стало еще меньше, а капитализма – больше. И в которой один процент населения владел половиной всех богатств, а пять процентов – девяноста пятью процентами. История показала, какие ценности в этой системе реальны, а какие нет. И что печально, несправедливость и страдания, причиненные ею, не были неизбежны, а техническая возможность удовлетворить основные потребности для всех существовала еще с восемнадцатого века.

Поэтому мы должны измениться. Настало время. Если самоуправление – основная ценность, если простая справедливость – это ценность, то они везде будут таковыми, включая рабочее место, где мы проводим столь значительную часть жизни. Это же прописано в четвертом пункте акта Дорсы Бревиа. Там сказано, что результат труда каждого человека принадлежит ему самому и его ценность не может быть отнята. Там сказано, что различные средства производства принадлежат тем, кто их создал, и служат на благо будущих поколений. Там сказано, что управлять миром должны все мы, вместе. Вот что там сказано. И мы за годы, проведенные на Марсе, разработали экономическую систему, которая отвечает всем этим требованиям. Этим мы занимались последние пятьдесят лет. В нашей системе хозяйственными предприятиями являются мелкие кооперативы, находящиеся в собственности их работников, и никого больше. Они нанимают управляющих либо управляют сами. Профсоюзы и гильдии промышленников сформируют более крупные структуры, необходимые для регулирования торговли и рынка, распределения капитала и предоставления кредита.

– Это всего лишь идеи, – презрительно отозвался Антар. – Утопия, и не более того.

– Вовсе нет, – снова отмахнулся от него Влад. – Система основана на моделях из земной истории, а различные ее элементы были испытаны на обеих планетах и прекрасно себя показали. Ты об этом ничего не знаешь отчасти потому, что необразован, а отчасти потому, что сам наднационализм целенаправленно игнорировал или отрицал все альтернативы к нему. Но наиболее широко наша микроэкономика применялась в Мондрагоне, Испания, где просуществовала несколько веков. Также разные ее элементы применялись псевдонаднационалами «Праксиса» в Швейцарии, индийском штате Керала, Бутане, итальянской Болонье и много где еще, включая, собственно, марсианское подполье. Эти организации послужили предшественниками нашей экономики, которая будет такой демократичной, какой никогда и не пытался стать капитализм.

Синтез систем. А Влад Танеев был выдающимся синтезистом – об этом говорило, например, то, что все составляющие процедуры омоложения уже существовали, а Влад и Урсула просто соединили их вместе. И теперь в этой экономической системе, разработанной им совместно с Мариной, по его же утверждению, он сделал то же самое. И хотя он сейчас не упоминал об омоложении, оно было на виду, как сам стол, – потому что это крупное, скомпонованное из отдельных частей достижение повлияло на жизнь каждого. Арт осмотрелся, и ему показалось, что люди думают: что ж, в биологии у него один раз сработало, а экономика что, разве сложнее?

Против этой невысказанной мысли, неосознанного чувства возражения Антара казались бессмысленными. История наднационального капитализма не говорила в его пользу: за последнее столетие он развязал масштабную войну, разжевал Землю и разорвал на части ее общество. Так почему бы им не попробовать что-то новое, учитывая все это?

Тут поднялся делегат из Хираньягарбхи и высказался против Влада с совершенно другой стороны, указав, что тот отходит от экономики дарения, по которой жило марсианское подполье.

Влад раздраженно потряс головой.

– Я верю в экономику подполья, уверяю вас, но там она всегда была смешанной. Чистый обмен подарками сосуществовал с обменом деньгами, в котором неоклассическая рациональность рынка или, так сказать, механизм получения прибыли был ограничен и сдержан обществом, чтобы служить более высоким ценностям, таким как справедливость и свобода. Экономическая рациональность – попросту не высшая ценность. Она хороша для подсчета расходов и доходов, но это лишь часть одного большого уравнения, влияющая на благосостояние человека. И это уравнение называется смешанной экономикой – ее мы и стараемся здесь построить. Мы предлагаем комплексную систему с общественными и личными сферами экономической деятельности. Может быть, мы попросим людей пожертвовать около года своей жизни на работу на благо общества – как на швейцарской госслужбе. Эта работа плюс налоги, уплаченные частными кооперативами за пользование землей и ее ресурсами, позволят нам обеспечить так называемые социальные права, о которых мы говорили, – право на жилище, медицинскую помощь, пищу, образование, – все, что зависит от милости рационального рынка. Потому что, как говорили итальянские рабочие, la salute non si paga. Здоровье не купишь!

Арт видел, что для Влада это имело особое значение. И понятно, почему: при наднационализме здоровье определенно продавалось – не только медицинская помощь, пища и жилища, но прежде всего – сама процедура омоложения, которую пока проходили только те, кто мог это себе позволить. Иными словами, величайшее изобретение Влада теперь на Земле используют привилегированные. Оно стало там высшим классовым различием – долгая жизнь или ранняя смерть, – которое едва ли не сравнилось с различием видов. Неудивительно, что он был раздражен, неудивительно, что направил все свои силы на создание экономической системы, которая превратит процедуру омоложения из отвратительного имущества во всем доступное благо.

– Тогда рынку ничего не останется, – сказал Антар.

– Нет-нет-нет, – Влад отмахнулся от него еще более раздраженно, чем когда-либо до этого. – Рынок всегда будет существовать. Это механизм, позволяющий обмениваться товарами и услугами. А конкуренция за то, чтобы продавать лучший товар по лучшей цене, – неизбежна и полезна. Но на Марсе общество направит рынок в более оживленное русло. Жизненно важные услуги будут иметь некоммерческую основу, и это уведет независимый рынок от первостепенных товаров к второстепенным, где кооперативы, находящиеся во владении работников, смогут предпринимать те рискованные дела, какие будут вольны сами выбирать. Почему бы нет, когда основные потребности обеспечены, а работники сами владеют своим бизнесом? Вот что мы хотим создать.

Джеки, раздраженная брезгливостью Влада к Антару и, вероятно, намереваясь отвлечь или запутать старика, спросила:

– А что насчет экологической стороны этой экономики, которую вы всегда так подчеркивали?

– Это тоже основное, – сказал Влад. – Третий пункт акта Дорсы Бревиа гласит, что земля, воздух и вода Марса никому не принадлежат, что мы все распоряжаемся ими во благо будущих поколений. И это распорядительство будет обязанностью каждого, но в случае возникновения конфликтов мы предлагаем ввести строгие суды по вопросам охраны окружающей среды, может быть, как часть конституционного суда, который будет оценивать реальные и полные природоохранные издержки экономической деятельности и участвовать в согласовании планов работ, воздействующих на среду.

– Но это же просто плановая экономика! – воскликнул Антар.

– Экономика и планирование – одно и то же. В капитализме его было столько же, а в наднационализме вообще пытались планировать буквально все. Нет, экономика – это и есть планирование.

Антар, уязвленный и раздраженный, проговорил:

– Вот и социализм вернулся.

Влад пожал плечами.

– Марс – это новая целостность. Названия из предыдущих целостностей обманчивы. Они становятся чуть ли не теологическими понятиями. Конечно, в этой системе присутствуют элементы, которые можно назвать социалистскими. А как еще избавить экономику от несправедливости? Но частные предприятия будут не национализированы, а окажутся во владении работников, то есть это будет, по меньшей мере, не тот социализм, который пытался укорениться на Земле. И все кооперативы будут коммерческими – маленькими демократиями, посвященными тому или иному виду деятельности, и каждой из них потребуется капитал. И у нас будет рынок, будет капитал. Но в нашей системе работники станут скорее арендовать капитал, чем наоборот. Это более демократично, более справедливо. Поймите меня: мы пытались оценить каждый элемент этой экономики по его полезности в достижении справедливости и свободы. А справедливость и свобода не противоречат друг другу, как это утверждалось, потому что свобода в несправедливой системе – это не свобода вовсе. Они возникают вместе. То есть это на самом деле возможно. Нужно лишь ввести лучшую систему, объединив элементы, которые были проверены и показали свою работоспособность. И сейчас для этого подходящий момент. Мы готовились к такой возможности семьдесят лет. А сейчас она появилась, и я не вижу причин упускать ее только потому, что кто-то боится старых слов. Если у кого-то имеются какие-либо конкретные предложения, как ее улучшить, мы будем рады их выслушать.

Он долго и сурово смотрел на Антара. Но тот не отвечал: конкретных предложений у него не было.

Комнату наполнило тяжелое молчание. Это был первый и единственный случай в конгрессе, когда иссей встал и отчитал нисея во всеобщем обсуждении. Большинство иссеев предпочитало действовать менее явно. Но сейчас один из древних радикалов просто разозлился и наказал неоконсервативного молодого властолюбца – который теперь выглядел так, словно ради собственной выгоды намеревался навязать новую версию старой иерархии. Эта мысль отчетливо отражалась в долгом, протянувшемся через весь стол взгляде Влада на Антара, полном отвращения к его реакционному эгоизму и трусости перед лицом перемен. Влад сел – Антар был повержен.

Голубой Марс

Подняться наверх