Читать книгу Встречки. Записки предпенсионной барышни - Кира Фадеева - Страница 9

Одна моя подруга юности живет в монастыре. Мы вместе с ней учились в институте на одном курсе, но на разных факультетах, сблизились в стройотряде, а потом на последних курсах, подрабатывая ночными санитарками в срочной операционной.

Мы много лет с ней не общались, я нашла её после долгих поисков по соцсетям через её племянника – помогло то, что у подругиной сестры очень необычное имя, как и у неё самой. О, это было целое расследование…

Короче – нашла, связь установила, и теперь мы периодически созваниваемся, с поочередной инициативой: то она мне, то я ей.

Многим странно, что кто-то из твоей прежней жизни живет в христианском монастыре. Но что ещё страннее – даже не то, что сама она кавказской национальности и из мусульманской семьи, и не то, что монастырь – мужской, а то, какая она была: современная, начитанная, умопомрачительно эффектная, стройная, очень модно одетая. Какой там монастырь!… Она была воплощением девушки из заграничного журнала – её отец был военным врачом, и они до нашего города несколько лет жили в ГДР. В их семье было три дочери, подруга была старшей.

И вот сейчас её жизнь такова: родители и младшая сестра давно умерли, средняя сестра много лет живет за границей. Недвижимость оставлена в Грузии, в последнем месте службы отца – за гроши переоформлена на соседей. А сама она… пасет и доит монастырских коз. Любит их трепетно, у нее из семнадцать. Я предлагала ей переехать в женский монастырь, что в нашем городе: «Всё то же самое, только без коз». Она воскликнула: «Да ты что! Я без них не могу! Они такие!…» А руки у нее от постоянной дойки опухают и болят, и тогда она временно идет работать в монастырскую лавку – продавать свечки да крестики. Помня о её индивидуальной, выделяющейся внешности, прошу:

– Опиши, как ты сейчас выглядишь.

– Почти седая. На голове – платок выцветший, с блеклыми цветами. Куртка, юбка, сапоги. Штаны камуфляжные, но я их под юбкой прячу, батюшка штаны не разрешает нам носить, – она так и осталась новатором в одежде.

Разговаривать мне с ней приятно и интересно, наша с ней интимная дистанция сохранилась. Подруга не утратила своей чистоты, прямоты, редкой искренности. Одну пору мы с ней одновременно читали «Братьев Карамазовых», обсуждали, там много про монастырскую жизнь, а через это – и не про монастырскую.

Недавно, читая книгу о еврее, служившем в христианском монастыре, а позже ставшем католическим священником, я написала ей сообщение: «почитай „Даниэль Штайн, переводчик“ Людмилы Улицкой». Вечером того же дня она мне перезвонила и подробно расспросила о книге, я в двух словах рассказала сюжет – где, в какие времена… Потом добавила:

– Автор на встрече с читателями рассказала, что те детали, которые ей пришлось придумать, чудесным образом потом были подтверждены, что и на самом деле так и было. И она считает, что это «Богом был дан такой знак – Всё правильно!»

– Ох, как хорошо! Значит, там правда написана! – её голос оживился, она обрадовалась, что есть что-то интересное, чему она сможет поверить. – Я сейчас не в монастыре, но мне оттуда передали, что получили для меня письмо от тебя (и фамилию мою назвала), у нас дьякон с такой же фамилией, старенький, немного странный, хороший такой…

– Ты здорова, не болеешь?

– Нет, я у племянника, у него дедушка умер.

– Ой, жалко как, родители его так рано умерли, сейчас ещё меньше близких осталось. Да, жизнь так коротка…

– А мне кажется, что я живу уже лет триста, – какое у нас разное ощущение времени жизни…

Однажды я наткнулась в соцсетях на возмущенную статью о том, как в монастырях «у послушников и трудников забирают паспорта». Спросила у подруги в сообщении, а как у них. Она перезвонила, рассказала:

– У новичков – да, забирают, чтоб не украли чего, а потом – возвращают на руки, кого уже знают. Это – нормально, а то всякие же забредают к нам, и странных среди них много. Мой паспорт у меня.

Верят ей, значит. Или знают, что – куда она, без своих коз…

Спустя несколько дней я опять написала ей сообщение – уточнить для оформления своей пенсии годы нашей с ней работы в стройотряде и в больнице. Она опять перезвонила – говорит, что у нее на телефоне нет функции написания сообщений. Я не знаю о таких телефонах, мне кажется, она есть даже в самых древних. Не умеет?.. Слово «пенсия» её напрягло – мы же с ней одногодки.

Год мы вспомнили не сразу, пришлось повспоминать, порассуждать – что за чем шло: сначала стройотряд, потом – уборка картошки в колхозе, где мы уже были дружны со стройотрядовскими, а картошка была – точно на втором курсе, заодно всплыли давно забытые дорогие фамилии. И только на следующий год – больница, срочная операционная. Уж не знаю, как у нее, а у меня картинки того времени всплывали одна за другой – лица, нары, студенческая свадьба в бараке… Говорили – как вчера расстались, на одном языке, с тем же ощущением близости и доверия.