Читать книгу Великолепная десятка: Сборник современной прозы и поэзии - Коллектив авторов - Страница 14

В сенях

Там – седоков заждавшись юрких,

Припал к стене велосипед;

Там – на щеке моей дочурки

Варенья вороватый след;

Там – переложенных соломой

Созревших яблок аромат.

В сенях родительского дома —

Распахнутое время в сад.

…Постиран лёгкий сарафанчик —

С бретелек капает на руль,

А под окошком бродит мальчик;

Усну ль?

Дрожит в оконце луч упрямый,

И вижу я в дверной просвет —

Мелькает между яблонь мама.

Которой нет.

И ты

– Мама, бабушка умерла навсегда?

Навсегда-навсегда?

Даже если громко заплакать?

Даже если на улицу – в холода —

без пальто, босиком, ну… совсем… без тапок?

Даже если дядь Борин вреднючий Пират

вдруг сорвётся с цепИ и меня укусит —

всё равно она не придёт меня обнимать,

пожалеть, полюбить, пошептать: «Не куксись,

всё до свадьбы, увидишь, сто раз заживёт,

вот поверь мне – нисколько не будет больно…

Слушай сказку, золотко ты моё,

про жука с Дюймовочкой… И про троллей…

Скоро папа должен прийти,

Разберётся, ужо, с дядь Борей.

Ишь, наделал Пират историй:

покусал ребёнка, помял цветы!

– Мам, а ты не умрёшь навсегда?

Я без тебя спать не буду, играть и кушать…

– Никогда не умру… Не верь никому, не слушай.

– Мам, и я не умру?

– И ты.

Где мама пела

Горел в печи огонь, она гудела –

В том доме под горой, где мама пела.

Тянул в окошки сад свои ладони,

Локтями опершись о подоконник.

Под жаром утюга гордячкой спелой,

Простынка с чердака слегка хрустела,

И испускала дух в горячем паре:

Ласкался к ней утюг в хмельном угаре…

Ты был ещё так мал, но неумело

Тихонько подпевал, и мама пела…

О ржи, о васильках, о женской доле,

О ласковых глазах красотки Оли,

О смерти, о любви… Но в том и дело,

Что мне не повторить, как мама пела…

От этого родства куда нам деться?

Кисельны берега парного детства…

Где сад глядит в окно – морозно-белый.

Где жар над утюгом.

Где мама пела.

Из другой главы

Тихий голос моей любви так и не был тобой услышан.

На ладони твои легли лепестки облетевших вишен.

Белой замятью – те слова, что цвели, да на землю пали!

…Ненаписанная глава молчаливой моей печали:

залит солнцем вишнёвый сад – узловатых стволов узоры,

где бликующий долгий взгляд и застольные разговоры

меж деревьями – о стихах, о растущих цветах и детях,

где моё счастливое «а-ах!» и твоё «больше-всех-на-свете»;

впереглядку – душистый чай, вперемешку – поток признаний

с поцелуями невзначай на смешливом хромом диване;

где сбывается тайный сон – задохнуться в тугих объятьях,

где прерывистый тихий стон объявляет «нон грата» платью.

…Мелких пуговок стройный ряд устоит под твоим напором,

но трофеем в сраженье скором упадёт мой дневной наряд.

…Где в упругом согласье тел приоткроется суть сиамства,

где шмелёвому постоянству – лип дурманящий беспредел;

…где заливистый смех воды в час полива над садом грянет —

где ещё не боюсь беды, что не в этой главе настанет.

Анданте Фавор`и

Я мечтаю, как будет у нас когда-то:

на веранду пройти… И задёрнуть шторы;

… neither slow nor fast … анданте,

… и чтоб брызгали соком упругие помидоры…

Рыжих зёрен такие смешные капли,

словно ноты, на чёлке твоей повисли;

я читаю мелодию – в такт ли, так ли? —

и смолкают ненужные нам и слова, и мысли.

«Ларго, ларго, адажио, ленто, ленто» —

не спеша, не смущаясь родства с природой,

мы с тобой приручаем свою планету,

как зверька никому неизвестной ещё породы;

и себя изучая – на вздрог ли, на вздох, наощупь,

сочиняем неспешно анданте своё – «Аmore»;

наши тени сольются, и станет, конечно, общей

Апп`ассионата, зач`атая в фа-мажоре.