Читать книгу Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2017 - Коллектив авторов - Страница 32
Дельта
Галина Климова
Стихотворения
ОглавлениеГалина Даниелевна Климова – поэт, прозаик, переводчик, редактор. Автор 5 книг стихов: «До востребования» (1994), «Прямая речь» (1998), «Почерк воздуха» (2002), «Север – Юг» (2004) и «В своём роде»(2013). В Болгарии изданы 3 книги лирики. В 2013 вышла первая книга прозы «Юрская глина. Путеводитель по семейному альбому в снах, стихах и прозе». Составитель трёх антологий поэзии: «Московская Муза. 1799–1997» (М., 1998), «Московская Муза. XVII–XXI» (М., 2004) и русско-болгарской антологии билингва «Из жизни райского сада» (Варна, 2001). Заведует отделом поэзии журнала «Дружба народов» (с 2006), старший научный редактор в издательстве «Большая российская энциклопедия» (с 1980). Секретарь Правления Союза писателей Москвы. Лауреат литературной премии Союза писателей Москвы «Венец» (2004), международного фестиваля поэзии «Славянские объятия» в Варне (2007), дипломант поэтического фестиваля «Московское время» (2014). В 1998–2008 – организатор и ведущая поэтического салона «Московская Муза» в Центральном доме литераторов. Председатель и член жюри международных фестивалей – Волошинского фестиваля в Коктебеле, «Кубок мира по русской поэзии», «Чемпионат мира по русской поэзии» в Риге, приглашенный критик в программе «Вечерние стихи» (интернет-проект газеты «Вечерняя Москва» и портала «Стихи. ру»).
В антикварном магазине
Заглянем в антикварный магазин,
приют для всех бездомных на Арбате
столов, комодов, кресел и картин,
супружеских покинутых кроватей.
Ты как-то заходил сюда один,
не ради любопытства господин,
искатель времени, – ты здесь чинил будильник,
чтоб не стоять средь брошенных вещей,
как отставной семейный книгочей,
но, поспешив, начать свой понедельник.
И вдруг – дичок, малявка лет пяти,
патлатая, к тебе вполоборота
с рисунка за стеклом… И – не уйти.
Бумага, карандаш. Отменная работа!
На заднем плане яблоневый сад,
в траве пасется четвертушка-скрипка,
И этот с зеленцой, с горчинкой взгляд,
проросшая улыбка.
Она. Ты никогда не знал такой, —
тебе другие рисовались лица:
А эта – на козе кавалерист-девица
обуздывала волю и покой,
а ведь сама – в ничьих руках синица.
Она, она. Невеста и жена,
провинциальная советская Джульетта, —
другое имя и цена портрета,
и спевшаяся с сердцем тишина.
Что ей внушат, малявке лет пяти,
искусствоведы, торгаши, разини?
Что ей не вырасти? Что некуда идти,
удешевленной трижды в магазине,
тебе доверившись вполне?
Но – кто ты мне?
Зимняя песня
Лес не шумел.
Его покоил снег
сугробами с московской барахолки,
глазок дупла,
лыжни двойной разбег
и тропок разносолы, разнотолки.
Здесь лапы колкие при всех
тянули дрессированные ёлки.
Попробуй не ответь!
Из-под смолистых век
стращали кабаны и даже волки…
Я не чуралась их. Я – не чужак.
И тёплым был рукопожатья знак,
почти взаимность в нежности дремучей.
Совсем ручные, бесприютны мы,
все – как один несчастный случай —
в еловых лапах, на краю зимы,
читая по губам: бесаме мучо!
Из цикла «Трамонтана»
Письмо вопросительное
…мидия черная, тощая тень оливы,
лишь бы фланировать, лишь бы по пляжу слоняться,
в бухтах-барахтах, вдоль расписанья отлива,
в пене прилива, и лет чтоб обоим надцать?
Ругаться по-русски? Дразнить вздорным запахом плоти,
яблочной грудью, бронзовками чтоб соски —
сиена и сепия —
с легкой твоей руки
взмывали и остро зудели в полете?
Пишешь пустую грудь ради формы… А сердце?
Дыбом – усы сарацина, вопросы – бровью:
кто из нас —
кофе с привкусом перца! —
кто из нас один на один с любовью?
Кто выдувал в стекле мои губы и шею?
Тиражируя запахи, издавал дорогие духи?
Мировой ширпотреб! Я и плакать уже не умею,
хотя в детстве писала стихи.
Заживо склеп сочиненный, пуст мой Пуболь!
Если не слеп, не нащупать родного угла,
в облипку – красная – облапила меня боль,
чтоб я красной нитью по жизни твоей прошла.
Твоя Galarina,
короче – Gala.
Письмо встречное
Я к тебе,
Галатея, Галенька,
в караульные, в кавалеры,
дай вне очереди наряд,
моя муза, диктатор маленький,
Бог с ней, с волей, – твои вольеры
вдохновеннее во сто крат.
Замордованный всякой шпаной,
я, унылый, развеяться рад,
но в печенках твоя метода:
хищный клекот ключа за спиной
и смирительной хватки свобода.
Тормозну, и назад с полпути.
Мне страшно писать взаперти:
как после первой отцовской порки,
как после смерти Гарсиа Лорки,
под надзором осенней осы —
вплачь растекшиеся часы,
Мне страшно даже разбить яйцо.
Я – пожизненное наваждение.
Не жди. Не нуждаюсь в прощении,
хоть у моей Богоматери – твое лицо.
Печали мои утоли…
До ужаса твой
Dali.
«В разгар студеного распада…»
В разгар студеного распада
воспоминания мои
видны, как сильная рассада
на почве детства и любви.
В том опыте землеустройства
мне не учесть межи и меры
в прямом родстве и общих свойствах:
мои – кошмары и химеры,
мой – счет зерна…
На поле плевел
круглогодично длится сев.
И – дико розов – клонит клевер
ветра на знаменный распев.
И ливней стебли, солнца жилы
уходят в корни,
не в песок,
и в путь пустившийся росток
на мой отеческий Восток
всех обнадежит:
будем живы!
И, буйной порослью горда,
я памятный сверяю список:
лопух, и лютик, и любисток,
и сплошь – татарника орда.
Дом
Дом, населенный пустотой,
всех зазывает на постой
для слез и для утех,
там фокус жизни испитой
и вход – как вечный понятой,
но я держу тебя: постой,
ты ближе всех!
Темнил обманчивый объем —
оконный нежилой проем —
зрачком созревшей бездны.
– Держи меня, раз мы вдвоем,
над нами звездный чернозем,
и едет крыша… Где наш дом,
мой золотой, мой бедный?
Пусти на снос пустые сны,
в их стенах невидаль весны
и нежить очага.
На волосок от седины,
нам бы времянку тишины
на все четыре стороны,
где не распустит перья пустельга.
«Приснятся стихи…»
Приснятся стихи —
большие,
с оленей рогатых,
с равнинным дыханьем напитанных тундрой ноздрей,
со страхом звериным, уместным в зорких агатах,
в пейзажных агатах охотничьих октябрей.
Олени сбиваются в крупное крепкое стадо,
под самый кромешный – по тропам своим – окоем,
и сквозь сон, как сквозь тундру – будущую Элладу,
мне в ухо тугое трубят с Парнаса: подъем!
«В глазах темно, хоть день уже подросток…»
В глазах темно, хоть день уже подросток
и солнце горячится неспроста, —
здесь земляничные места:
поляна, просека, пчелиный перекресток,
трава в краснухе.
В скороспелом сне
кемарят ягоды спина к спине.
Какой у них здоровый цвет лица
и кровяные красные тельца!
Под боком гусениц опасная игра
и боевая батарея слизней.
Варить варенье – сладкая пора,
накупим сахару на много разных жизней,
мешок, а лучше два, – грузи в прицеп.
И сразу слаще станет свет в окошке.
Варенье лечит.
Запиши рецепт:
для взрослых в час по чайной ложке.
«Белый свет – умри-замри…»
Белый свет —
умри-замри —
тьме не уступает.
Время тает изнутри,
вечностью питает.
Где месторожденье дня,
дом и город света?
– Время тает, но меня
не меняет это.
