Читать книгу Перед концом света. Синдром восьмидесятника - - Страница 4

Часть первая
(Прерванная гипертоническим кризом)
III. Красотка требует жертв

Оглавление

Главный экзекутор был казачком засланным: явно на пересидке. Ждал повышения. Но время, будучи личностью незаурядной, даром не тратил. Ему нравилась идея Эдисона насчёт насоса, которую в этом небольшом городке удалось творчески подстроить под себя: каждый раз, если какой-либо проситель открывал дверь кабинета, резервуары хозяина заметно пополнялись – не червонцами (так говорили раньше), а свеженькими «пятёрами».

Как опытный рыбак, он умело готовил подкормку, насаживал приманку, забрасывал удочки и в нужный момент подсекал добычу. Правда, случались и осечки. В городе тоже имелись ушлые хищники, которые срезали леску, уходили вместе с крючком. Тогда, чтобы бесславно не покинуть прикормленное место, приходилось часть улова отправлять тем, кто сидел повыше.

Фамилия у экзекутора был интересная – Кауфман. Недоброжелатели и завистники, которых, кстати, тоже хватало, называли его за глаза презрительно по-русски Торгаш. Однако их лёгкий зуд мешал ему получать от жизни удовольствия меньше, чем комары на Кубани, когда на зорьке сомы или усачи теребили и тянули в мутную воду леску.

Утром в пятницу по пути на службу водитель попросил у экзекутора разрешения пораньше уйти домой. Они с женой решили отметить день рождения сына – ожидали гостей. Кауфман не возражал. Он и сам собирался сразу же после обеда повезти семью к родителям жены, но вскоре, после звонка Эльвиры, срочно поменял планы.

Его кабинет служил в советское время актовым залом для работников консервного завода и изменился лишь тем, что здесь сделали перегородку в одно окно для комнаты отдыха главного экзекутора. Процветавшее в советские годы предприятие в девяностые не выдержало конкуренции с дешёвым импортом и обанкротилось. Весь металл из цехов вырезали и отправили на вторсырье. Помещения продали предпринимателям, а административное здание в счёт погашения налогов досталось местной администрации, которая и передала его экзекуторской службе, решив, между прочим, что руководителю такой серьёзной структуры просто необходима ещё и комната для релаксации.

Николай, водитель Кауфмана, человек габаритный, по долгу службы почти ежедневно бывал здесь, но и тот каждый раз, входя в кабинет, тушевался от необъятности пространства и сумрака, вызванного массивными зелёными шторами. В противоположной от входной двери стороне утопал в чёрном крутящемся кресле щуплый, по-видимому, ниже среднего роста, мужчина лет тридцати пяти. Темноволосый, с аккуратной короткой стрижкой и правильными чертами лица, он мог расположить своим внешним видом, если бы не хищный, буравящий взгляд выцветших глаз, выражавших недоверие к любому вошедшему, будь то подчинённый, проситель или представитель смежных структур.

Явившись по срочному требованию, Николай плавно, едва касаясь пола, насколько это возможно было для грузного человека, приблизился к столу шефа.

– Вчера меня угостили хорошим коньяком, пойди, – Кауфман подбородком указал на комнату отдыха, – возьми из ящика пару бутылок себе.

Когда водитель вернулся и с довольной расплывшейся улыбкой стал рассматривать звёздочки на этикетках, экзекутор продолжил:

– В два часа заберёшь моих из дома и отвезёшь в Ростов. А гостям своим передашь, чтобы, тебя дожидаясь, выпили. Коньяк хороший, дорогой. Вряд ли они такой пробовали.

– Всё понял!

Лицо Николая мгновенно преобразилось и приняло решительно-преданный окрас, как будто он с потаённым нетерпением только и ждал, когда, наконец, удостоится чести выполнить это поручение. Разводить сантименты здесь было не принято. Тем более получил такой драгоценный презент из барского ящика. Шеф, по всей видимости, сегодня в хорошем настроении. Даже в уголках кошачьих глаз Кауфмана заиграли гусиные лапки.

Водитель не ошибся. Знакомство с Эльвирой преобразило экзекутора, вплеснув яркие краски в его прагматично-жёсткую жизнь. Естественно, он не был святошей. И мог позволить себе близкую связь с очередной пассией. Претенденток на это дело всегда хватало. Многие женщины жаждали его объятий. И получали. Разовые. С ней же всё пошло по-другому.

Кауфман вспомнил, как на новогоднем корпоративе в местном ресторане, где одновременно праздник отмечали несколько организаций, Эльвира сама пригласила его на танец под песню «Ах, какая женщина!».

Сначала они попытались вальсировать, но, постоянно натыкаясь на другие пары, поумерили пыл и затерялись в толчее танцевавших.

Полумрак, популярная мелодия, ошалело пульсирующая цветомузыка, разлетающиеся по залу от крутящегося шара снежинки – всё это будоражило кровь. А от самой Эльвиры исходил чарующий терпко-чувственный запах, который манил, зазывал в объятия.

Они попытались говорить, но перекричать музыку было трудно. Поэтому сразу же после танца решили сбежать с вечеринки. И вскоре оказались на его даче.

Кто не верит, что прежде всего обоняние порождает обожание, – человек ущербный. Пусть обращается к отоларингологу. Почти год прошёл, а от шлейфа сладострастного дурмана, исходившего от её тела при первой встрече, ему до сих пор сносило крышу. В такие моменты тестостерон заглушал мозги и обесточивал все остальные инстинкты.

Выпроводив водителя, Кауфман поднялся из-за стола и, собираясь с мыслями, начал медленно прогуливаться по кабинету. Затем позвонил начальнице управления социальной поддержки и посоветовал обуздать зарвавшегося сотрудника, который не умеет разговаривать с нужными клиентами.

– Да, да, я всё понимаю. Лучший салон в городе! Таким людям, как Эльвира Станиславовна, будем помогать и поддерживать, – в ответ услышал он голос женщины, по-военному взявшей под козырёк.

Правда, вечером на даче экзекутор приструнил и Эльвиру:

– Сколько раз тебе объяснять: возникла проблема – звони! Улажу. Теперь же возни больше будет!

– Да я и представить себе не могла, что такое случится, – попыталась оправдаться она. – Всегда получалось. А тут старикашка, маленький, сухощавый, противный такой.

– Ладно. Не беспокойся. Давай выпьем, чтоб у тебя всё было хорошо, – произнёс Кауфман и, плотоядно оскалившись, добавил: – И мне от тебя хорошо… чтоб было.

Он разлил коньяк в фужеры. Один из них подал Эльвире. Второй небрежно сверху обхватил пальцами и подставил пузатую поверхность хрусталя для чоканья. Но встречного действия не последовало. Женщина была ещё на своей волне:

– Интеллигентик недорезанный! Я думала, что они все давно повымерли. И вот – на тебе! – зло бросила Эльвира, но тут же её лицо искривила усмешка. – Он чем-то учителя химии мне напомнил. Мы его в школе Пробиркой дразнили. Так этот химик – жадный был на оценки, сквалыга – скончался в девяносто восьмом, когда им зарплату водкой выплачивали. Видно, его биохимические реакции, – ехидно завершила она свою тираду, – оказались несовместимыми с жизненными обстоятельствами.

– Учитель, что, сволочь был? – лениво уточнил экзекутор, немного разочарованный тем, что первая искра возбуждения сработала вхолостую.

– Да нет… Слишком правильный… А такие, ты сам знаешь, хорошим людям только жить мешают.

– Ну, тогда давай за нас, хороших!

Осушив фужер, Кауфман прижал к себе Эльвиру. Приятная истома начала обволакивать его тело. Они сидели, утопая в подушках мягкого дивана. Напротив, на стеклянном журнальном столике, стояла откупоренная бутылка с придвинутым к ней пустым фужером, лежал новенький айфон и потрескивала, пламенем подогревая страсти, красная винтовая свеча с державшим её бронзовым амуром.

Неожиданно, как назло, раздался звонок.

– Господин главный экзекутор! С вами говорит оперативный дежурный по чрезвычайным ситуациям. Докладываю: ваш водитель в реанимации.

– Что случилось?

– В двадцати километрах от города он на большой скорости врезался в тракторную тележку, которая без сигнальных огней выехала на трассу. Подробности выясняем.

– Ещё пострадавшие есть?

– Нет. Фермер, что был на тракторе, отделался небольшими ушибами.

Разговаривая с дежурным, Кауфман продолжал сидеть, обхватив плечи Эльвиры левой рукой. Затем положил на место телефон и, отведя голову назад, стал освободившейся рукой чесать едва наметившуюся проплешину на затылке, которую ещё не было видно, но изрядно поредевшие там волосы начали причинять ему беспокойство.

– Как же они все достали! – томно выдохнула Эльвира. Она поставила фужер с недопитым коньяком на столик и, резко поднявшись с дивана, взгромоздилась, как наездница, к экзекутору на колени. Теперь уже её руки лежали на плечах Кауфмана. Затем нежно, слегка прикасаясь, красавица провела ладонями по его шее и направила их вверх, к голове; потеребила, перебирая пальчиками, волосы, словно заботливая птичка, чистящая пёрышки своему партнёру.

Наконец, почувствовав, что лёгкий массаж его расслабил, Эльвира пригнулась и сделала медленный глубокий выдох, будто согревая шею экзекутора для последующих прикосновений губами. Словно опытный автогонщик, готовящий к выезду двигатель в холодную погоду, она дополнительно прошлась языком по его шее и вдруг внезапно смачно чмокнула возле уха.

От неожиданности у мужчины мурашки пробежали по коже. Он заводился. Тело Эльвиры едва уловимо пахло лилией и жасмином, чувственное наслаждение усиливалось добавлением ещё каких-то непонятных, но опьяняюще-манящих ароматов – его последний подарок: духи Versense от Версаче. Да к чертям собачьим какого-то там Версаче! В эти мгновенья экзекутор готов был бросить к её ногам целый мир!

Ближе к полуночи, когда в ладошках амура, покорно державшего свечку, прилично набралось оплавленного воска, Кауфман задул чуть потрескивавший фитилёк. Теперь до утра мир мог не тревожиться и спать спокойно.

Перед концом света. Синдром восьмидесятника

Подняться наверх