Читать книгу Перед концом света. Синдром восьмидесятника - - Страница 5

К воскресенью погода испортилась. Ночью стало прохладно. Пушинки облаков вились вокруг луны, стараясь зацепиться за её стареющий серп, а когда рассвело, тучи заволокли всё небо. Они были похожи на клочья грязной бараньей шерсти. Постепенно уплотнялись, сгущая тёмные краски; угрюмо придавливались к земле, пока, наконец, сами не расплакались. Заморосило под вечер, но надолго. Скорее всего, в ближайшее время погожих дней не ожидалось.

В понедельник в управлении весь день горел свет. От этого хоть немного становилось уютней, что спасало людей, предрасположенных к хандре.

По дороге на службу, несмотря на непогоду и плохое самочувствие, Петрович специально сделал огромный крюк, чтобы осмотреть прилегающую к салону Эльвиры территорию да заодно убедиться в целесообразности установки там пандуса.

Это был угловой и единственный вход, обращённый к улице, в панельной, из лазурно-белой мозаики, пятиэтажке. Мелкий дождь шелестел, слегка постукивая по голубому прозрачному навесу, укрывавшему от непогоды массивную, но изящную кованую лестницу, и подпитывал влагой небольшой партерный газончик, который отчётливо подчёркивал ухоженность травостоя, расположенного рядом с салоном, по сравнению с остальной заросшей бурьяном территорией возле дома.

«Так вот почему Эльвира болезненно отреагировала насчёт пандуса! Она всё построила. Потратилась. Навела уют. Лишь потом решила узаконить. И кто теперь будет виноват? Проектировщики выполнили работу по факту. Коммуникации в порядке. Архитектура утвердит и без согласования с нами. Им не впервой это делать. А потом разбираться не будут. Сколько в городе подобных объектов понастроено!» – мысленно успокаивая себя, Петрович направился в управление, прячась под небольшим чёрным зонтиком от непрекращающейся мороси. Он не был Дон Кихотом, поэтому считал бессмысленным сражаться с ветряными мельницами и ожидать справедливости от тех, кто её обязан, но не желал обеспечивать. Подписывать документ с имеющимися нарушениями Петрович не решался, но и ввязываться в драку, заранее зная печальный результат, тоже не хотелось.

В коридоре толпились посетители. Люди, видно, ещё не утомились ожиданием и, оттаивая в тёплом помещении, мирно разбирались в очерёдности. Начинался приём. Попавшаяся навстречу кадровичка выразительно постучала указательным пальцем по предполагаемым на запястье часам.

– На задании был, – не вдаваясь в подробности, сухо отреагировал Петрович.

В кабинете шибануло в нос прогорклым печным дымом. Напротив Раечки сидела женщина неопределённого возраста, в чёрной мужской куртке, с двухлетней девочкой на коленях, тоже, видно, одетой в курточку с чужого плеча. Рядом с ней стоял мальчик лет пяти в грязных резиновых сапожках.

Раечка вытащила из сумки горсть конфет и положила на стол:

– Угощайтесь.

Мальчик схватил самую большую, чернослив в шоколаде, и, разорвав обёртку, с жадностью принялся отгрызать лакомые кусочки.

– Да ты не торопись, Дима, всё вам! – сказала ему Раечка, пока мать давала конфетку девочке.

Это были давнишние клиенты управления. Раечка познакомилась с ними вскоре после устройства на работу, выехав в дачный посёлок с обследованиями неблагополучных семей. Тогда отца детей за торговлю наркотиками арестовали, а мать, как поступила информация, подмешивала зелье в грудное молоко, чтобы малютка меньше кричала.

В продымлённом домике было холодно и голодно. Из продуктов обнаружилось лишь какое-то месиво из овсяных хлопьев. Оно находилось в закопчённой кастрюле, стоявшей на перепачканной сажей нетопленой печке. Чуть дальше, в маленькой узкой комнатке, больше похожей на чулан, возле двери на ржавых металлических прутьях стоял «козёл» – самодельный обогреватель с намотанной на асбестовую трубу раскалённой спиралью. На выцветшем промасленном диване мальчик, на вид которому было года три, пытался вкрутить крышку в пластиковую бутылку из-под «Буратино». Рядом с ним на подушке с непонятного цвета наволочкой спал завёрнутый в старое верблюжье одеяло грудной ребёнок – дочка хозяйки дачи. «Козёл», видимо, сильно обезвоживал воздух и сжигал кислород, отчего девочка учащённо тяжело дышала и жалобно всхлипывала во сне, а крылышки её носа, постоянно раздуваясь, безуспешно пытались помочь закачать побольше воздуха в лёгкие.

Как оказалось, Раечка приехала вовремя. Информация насчёт зелья не подтвердилась, однако у малышки обнаружили двустороннее воспаление лёгких. Мать с детьми срочно поместили в больницу. Стали готовить документы на лишение её родительских прав. Но суд посчитал аргументы недостаточными. Мать клялась, что всё исправит, что детей никому не отдаст, что просто растерялась и опустила руки от охватившего её шока из-за ареста мужа.

Постепенно обстановка и впрямь начала налаживаться. Раечка взяла шефство над семьёй: срочно оформила субсидии, регулярно завозила продукты, одежду. Баловала деток гостинцами. Однако в последнее время стала замечать: что-то там опять пошло не так.

Был в этой семье ещё и старший сын Вовка. В первый приезд соцработников он находился в школе. Пока девочка болела, Раечка оформила его в приют. Когда всё в семье нормализовалось, мать забрала сына обратно.

И вот около двух месяцев назад возникла новая проблема. Матери предъявили штраф, потому что у Вовки нет паспорта, хотя ему уже исполнилось пятнадцать. А паспорта нет, так как на дачах прописка запрещена. Женщина была в панике: не знала, как найти выход из очередного житейского лабиринта. Раечка прописала Вовку у себя дома. Когда пришло время получать паспорт, сам Вовка куда-то исчез.

– Раиса Фёдоровна, прям не знаю, что делать! Связался с какими-то дружками. У одного из них днюет и ночует. Школу пропускает. Выпивать начал. Я запретила ему гуленьки. Так он совсем сбежал.

– Валя, а ты сама самогон варишь? – спросила Раечка, пристально глядя ей в глаза.

Ничего не выражавший тупой взгляд застыл на грубом обветренном лице женщины, словно в мозгах не сработал механизм, когда она одновременно попыталась включить две передачи, и их заклинило.

– А как же жить? – после небольшой паузы недовольно заявила мама Валя, тупо уставившись на чиновницу. – На полях работы уже нет. Наняться некуда. Где взять лишнюю копейку? Я на продажу. Одними вашими субсидиями деток не накормишь.

И хотя по лицу женщины Петровичу было понятно, что пила она не только свячёную воду, последняя фраза отвлекла его внимание от своих дел и заставила задуматься:

– И впрямь, как им выживать?

Об этом он и спросил Раечку, когда посетители удалились из кабинета.

– А вы как думаете? Вы же умный? – ответила она вопросом на вопрос и повернула голову к Петровичу, обхватив и поглаживая большим и указательным пальцами подбородок, что означало: она внимательно слушает собеседника. Но её глаза не сфокусировались ни на Петровиче, ни на расположенном за его столом окне, ни даже на пытавшихся выплакаться тучах. Видно, Раечка все ещё силилась разглядеть то место, где прячется Вовка.

– Знаешь, сколько мы ни будем жилы рвать – не вытащим их из ямы. Вот ты постоянно помогаешь вещами, деньгами, продуктами. Прописала Вовку у себя, а он, шельмец, всё равно сбежал. Папаша в тюрьме. Мамашка в прострации самогонку варит. Сама пьёт. И Вовка скоро сопьётся. Боюсь, никакие твои конфетки ему не помогут. Забота о народосбережении – это компетенция государства. Когда есть такие рецидивы – идёт самозаражение семей, надо менять политику.

– Ну-у, после ваших страшилок хоть ложись да помирай!

Раечка оставила подбородок в покое, взяла ручку и стала чертить какие-то иероглифы на чистом листе бумаги.

Петрович поднялся со стула, подошёл к окну и, задумчиво глядя на уныло торчащие мокрые ветки, медленно проговорил:

– Мы похожи на родственников, которые пытаются спасти умирающего больного примочками. Долг выполняем. Совесть свою спасаем. А он скоро всё равно помрёт, если не подключатся хирурги и не удалят нарыв.

Затем, видимо, собравшись с мыслями, Петрович решительно повернулся спиной к окну и, упёршись ладонями в подоконник, продолжил:

– Как быть с Вовками – история многократно отвечала на этот вопрос. Детскими трудовыми колониями после Гражданской войны, где мальчишки делали лучшие в стране фотоаппараты; суворовскими и нахимовскими училищами – после Великой Отечественной.

Однако договорить ему не удалось. В дверь постучали. Вошла женщина с укутанным в застиранное одеяльце ребёнком. За ней – следующая, потом ещё одна и ещё… Каждая со своими проблемами: работы нет, мужа посадили, или бросил, или пьёт, но всё сводилось к одному – к поиску средств для выживания.

«Странное дело, в таких очередях мужиков почти не бывает. Или им всего хватает, или просто всё пофигу? – подумал Петрович, выйдя через время в коридор с электрочайником, чтобы набрать воды. – Да-а, мы – твари толстошкурые…»

Приближался обед.

Когда за последней посетительницей закрылась дверь, Раечка засуетилась: включила чайник, вытащила из шкафа посуду, сладости, бутерброды.

– Будете есть? Может, кофе?

– Нет, не голоден. Мне, пожалуйста, зелёный чай без сахара. Давление скачет…

– Это от стрессов, Алексей Петрович! – назидательно произнесла она. – Много нервничаете. Кстати, вы с Эльвирой разобрались?

– Был я возле салона сегодня. Всё там сделано добротно, красиво, со вкусом. Вряд ли она захочет что-либо менять. А дела свои, думаю, без меня порешает.

– Дай бог, – сказала Раечка и переключилась на начавшийся прежде разговор. – Вот вы сказали о суворовцах и нахимовцах. Но у нас и сейчас есть такие училища. И детские приюты, и дома-интернаты. Однако, согласитесь, ребёнку всё равно лучше жить в семье.

– А какой пример для подражания дети увидят в таких, как у Вовки, семьях? Что ждёт их в будущем? Судьба папашек и мамашек?

– В училища, конечно, их никто не возьмёт – там огромнейшие конкурсы. А на приюты и интернаты редко какая мать согласится.

– Видишь, Раиса Фёдоровна, ты сама частично дала объяснение существующим проблемам. Да, детей лучше охватывать нормальным семейным воспитанием. Обрати внимание: ключевое слово здесь – «нормальным». Хотя и многие благополучные семьи стремятся пристроить своих отпрысков в суворовские и кадетские училища. Престижно это. А наша элита вообще отправляет их в закрытые заграничные пансионы, подальше от родного дома.

Залитый кипятком чай настоялся, и Раечка поставила чашку Петровичу на стол.

– Спасибо, спасибо! – он благодарно кивнул и продолжил свою мысль. – С другой стороны, ты знаешь нынешнюю зарплату воспитателей, которые больше думают не о детях, а о том, как самим выживать. Поэтому престиж наших интернатов чем-то сродни службе в армии в эпоху позднего застоя, когда среди офицерства процветало пьянство, в казармах – дедовщина, а всем управляли тупые прапорщики, дававшие, как в анекдоте, команды: копать от забора и до обеда. Для детей же из семей, попавших в трудную жизненную ситуацию, государство должно создавать не приюты, а привилегированные пансионы, и воспитывать как будущий цвет нации, как талантливых инженеров, пчеловодов, механизаторов, то есть в зависимости от их способностей и от понимания государством, в каких кадрах оно нуждается.

– Ну, Алексей Петрович, у вас целая теория. Прямо как эксперименты социалистов-утопистов по перевоспитанию нации. Что из этого вышло, вы лучше меня знаете.

– Я знаю и другие примеры. Когда у османских правителей возникла острая необходимость в создании элитной боевой пехоты, они организовали процесс подготовки и формирования её из детей христиан в возрасте от 5 до 14 лет, захваченных в боевых походах на Балканы. Это стали самые надёжные и преданные султанам воины-янычары, поспособствовавшие расцвету Османской империи. Конечно, они получали и специальные привилегии, что вызывало зависть у многих мусульманских семей и стремление пристроить туда своих детей…

Зазвонил телефон. Начальница велела Петровичу немедленно зайти к ней в кабинет.

– Нн-да… и чаю не успел попить, – медленно произнёс он, обратив вдруг взгляд на стоявшую перед ним чашку. Потом посмотрел на Раечку и спросил:

– О чём я сейчас говорил?

– О зависти.

– A-а, ну да. Так вот… приток детей из семей мусульман постепенно развратил идею янычарства. Они постоянно требовали увеличения жалования, были активными участниками дворцовых переворотов. Вместо своего прямого назначения многие из янычар занялись поисками прибыльных сделок и политических постов, чем, несомненно, подтачивали устои империи.

– История повторяется, – согласилась Раечка. – Многие и сейчас только ради выгоды в политику лезут… Ну, вы идите, идите быстрей – шефица сердиться будет.

– Другая крайность, – решил закончить свою мысль Петрович. – Если власть бросает только кость голодной толпе. Но проблемы этим не решить. Когда-то обязательно гром грянет. Вот мы здесь пока в качестве громоотвода Вовку ищем…

Отхлебнув глоток остывшего чаю, он со вздохом поднялся из-за стола и вышел в коридор.