Читать книгу И только море запомнит - - Страница 4

Глава 4. О действиях и последствиях

Оглавление

«Дорога в Ад вымощена благими намерениями»


Дверь каюты крепко затворяется. И несколько секунд в гордом одиночестве при одной горящей свече Моргана стоит и слушает, как удаляются шаги лорда Кеннета. Она считает про себя до двадцати, прежде чем окончательно сбрасывает порядком надоевшее за вечер платье, весь тот ворох юбок, корсет и нижнее платье. Безжалостно избавляется от подъюбника и хватает бережно сложенные на прикроватной тумбочке вещи: сорочка Кеннета, пояс с большой бляшкой, атласные штаны. Клинок, который она изначально прятала в корсете, Моргана достаёт из сапога. Она могла бы и утащить что-то из набора со столовым серебром, где на каждой ручке выгравирована анаграмма в виде буквы «К», да воспользоваться тонким ножом, но предпочитает остаться верной себе и всему своему оружию.

С виду предусмотрительный Кеннет оказался отнюдь не таким: её не обыскали тщательно, он не попытался запереть её на ключ и не поставил у дверей дежурных, которые могли бы следить за ней. А это только на руку Моргане. За время нахождения на корабле ей удалось выяснить, что среди членов экипажа находится тот самый Эттвуд, с которым ей жадно хочется свести счёты. Моргана помнит его неряшливый вид, выправленную грязную рубашку. Он оказался, пожалуй, самым скверным из всех её мучителей. И самым пьяным, потому что его мотала перед её лицом. Даже не мог нормально попасть плевков. Нож в его руке дрожал, но, когда кончик впился в её девственную, не изуродованную болезнями и палящим солнцем кожу, Эттвуда охватил азарт. И в маленьких поросячьих глазках загорелся азарт.

Моргана решительно проводит пальцем по заточенному лезвию, удовлетворённо кивает. Не нужно много крови, нож должен входить мягко и резать подобно бритве. Иначе жертва будет кричать, стонать. А крики только помешают и привлекут внимание бдительной охраны. Офицеров на приговаривающем слишком много. Кто-то может и отреагировать на странные шумы и копошение.

– Ну что, Николас, пора платить по счетам.

Капитан никогда и поверить не могла, что ей придётся мстить своим обидчикам. Раньше месть для неё значила лишь подножку Кайджелу, толчок в спину с лестницы и, может, съесть весь бисквит, предусмотрительно спрятанный в тумбочку. Но сегодня она твёрдо решила – Эттвуд должен поплатиться. Хотя, конечно, решилась она давно, но подобный поворот судьбы только закрепил её уверенность в правильности намерений. Ни один из её обидчиков не должен выжить.

О`Райли хрустит костяшками пальцев, подходит к двери и хватается за ручку. Она тянет её на себя, высовывается из каюты и осматривается по сторонам. Никого нет. Полнейшая тишина, лишь слышно, как волны бьются об борт и скрипят корабельные снасти, и чуть покачивается не потушенная лампочка. Одна из спокойных и благоприятных ночей в море, когда небо ясное, чистое, а луна похожа на огромный плохо поджаренный блин. В такую ночь принято не убивать, а наслаждаться жизнью и верить, что новый день будет лучше всех предыдущих. Но алкоголь в крови О`Райли подстегивает её, как ищейку, жадно вынюхивать и выискивать свою жертву.

Николас сегодня несёт кладбищенскую вахту, пока остальные мирно отдыхают. И Моргана знает, как до него добраться. Подслушав несколько разговоров, было легко понять, что офицер Эттвуд частенько отлынивает от своих обязанностей. Он ошивается на нижней палубе, прячась от боцмана и всех старших лейтенантов, лишь бы те не заставили его потом чрезмерно работать и не высекли при удобном случае. А на «Приговаривающем» у Кеннета дисциплина, кажется, даже хуже, чем на её корабле.

Плотно закрыв дверь, капитан О`Райли тихим, неспешным шагом направляется той же дорогой, которой она сюда и пришла. Ей нужно действовать аккуратно, прислушиваться к каждому шороху и шагу. В идеале – видеть сквозь стены и подчинять себе тьму, чтобы никто не смог уличить её в свободном разгуливание по кораблю. Хоть Кеннет и обозначил её нахождение здесь, как гостьи, всё же клейма «пленницы», а правильнее было бы сказать «заключённой» никто с неё не снимал, следовательно, гулять по кораблю без сопровождения ей не дозволяется. И всё же она очень тихо крадётся по палубе, после спрыгивает в трюм.

Моргана прячется в нише между грузами, чтобы остаться незамеченной исправно исполняющим свою работу солдатом. Пропускает его и ещё некоторое время ждёт, пока шаги и блеклый свет заточенной светильник свечи исчезнут. У ног, недовольно пища и повизгивая, пробегает крыса. Капитан брезгливо фыркает. Даже в идеальные трюмы английского линкора умудрились забраться, заразы. Она давно читала в работах какого-то не запомнившегося ей учёного, что грызуны, а в особенности крысы, на корабле могут привести к болезням. И теперь насторожено относится к каждому их появлению. Моргана выбирается из ниши и направляется дальше, слыша, как стучит в висках кровь от нарастающего волнения. Ей уже приходилось убивать, но сегодня… сегодня она будет уродовать. И от того переживания в груди превращаются в бушующий ураган, а пульс учащается. Ей тревожно, кажется, сердце бьётся так громко, что в любой момент Кеннет в своей каюте сможет его услышать и понять: на его корабле сегодня творятся бесчинства. По мнению Морганы же, вершится правосудие. Никакой справедливый суд в Лондоне не сможет удовлетворить её страстного желания увидеть страдания на чужом лице. Тем более, до прибытия в Лондон ещё нужно дожить, а Моргана не самый терпеливый человек, в отличие от того же Колмана.

Николаса Эттвуда О`Райли находит там, где ему не положено быть, но слухи не наврали – нижняя палуба. Сидя на шаткой табуретке, прислонившись спиной к огромной бочке, он спит, похрапывая и свистя одной ноздрёй. И от того вид ничего не делающего офицера ещё более отвратительный. Случись такое у неё на корабле, она бы высекла провинившегося под предлогом дисциплинарного наказания.

Капитан оглядывается по сторонам. В узком пространстве метрового прохода ни с одной, ни с другой стороны никого не видно. И она, удовлетворённо кивнув себе же, берёт висящую под потолком лампу и подносит её к лицу Эттвуда. Николас всё также похож на жирного поросёнка, повалявшегося в грязи. Его раскрасневшиеся щёки покрыты безобразной сыпью. Но Моргана в перчатках, и надеется, что то, чем наградила судьба Николаса, не заразно.

Несколько мгновений она смотрит на него, не зная, как лучше подступиться. И в конечном счёте понимает – лучше действовать в лоб. Она аккуратно опускает лампу на бочку, чтобы свет остался только в одной точке, поближе к лицу обидчика, и садится к нему на колени, тут же закрывая рот ладонью.

Спросонок Эттвуд не понимает, что происходит. Моргана всем телом наваливается на него и прижимает спиной к бочке. Пиратка хватает прикладывает указательный палец свободной руки к губам и злобно цедит:

– Заткнись. Ты же не хочешь, чтобы лорд Кеннет узнал, что ты сегодня прогуливаешь вахту?

Неожиданность, страх, удивление – всё смешивается в глазах Эттвуда. Зрачки расширяются, мужчина хлопает ресницами, но благоразумно молчит и не произносит ни слова. У них слишком мало места, чтобы развернуть полноценную драку, а если они поднимут шум собственными криками, то Эттвуду точно несдобровать и не поспать следующую ночь спокойно. Хотя, конечно, никакая спокойная ночь этому ублюдку больше не светит.

Схватив мужчину за чуб, она вынуждает его запрокинуть голову назад и упереться затылком в крышку бочки. Как тряпичная кукла Эттвуд всё ещё не сопротивляется, пока над его лицом не замирает лезвие.

– Пиратская шлюха, какого дьявола ты вытворяешь?!

Порыв вывернуться Моргана жестко пресекает одним чётким ударом каблука в ахиллово сухожилие. Николас шипит, а О`Райли тихо и вкрадчиво, голосом отпетой блудницы произносит над чужим ухом:

– Если хочешь жить, не смей даже дергаться. Я пришла забрать то, что принадлежит мне по праву.

И улыбка безумца сверкает в темноте. Никогда прежде Моргана ничего подобного не делала, но внутренний голос будто подсказывает, что лучше всего лезвие наклонить, так, чтобы угол оказался не больше шестидесяти, ну, максимум семидесяти градусов. И кончик войдёт, как смазанный маслом. Конечно, если переборщить, то лезвие направится прямиков в мозг, и ей нужно работать так, словно она выскребает крошечной ложечкой десерт из небольшой пиалочки.

– Несколько лет назад ты и твои пьяные дружки оставили меня слепой. Теперь моя очередь. Тише, я сделаю всё осторожно.

***

Кеннет просыпается от громкого звона рынды. Что-то произошло. И раз его не будит мистер Спаркс за час до завтрака – новости, отнюдь, не прекрасные. Всю ночь просидевший за бумагами Бентлей, растерянно смотрит по сторонам, моргает, не сразу понимая, в каком дне и где находится. Он всё же подскакивает с кровати, чтобы спешно натянуть камзол. Мечется в поисках сорочки, но, вспоминая, куда вчера делся шелковый предмет его туалета, ругается себе под нос, видимо, впервые за всё плаванье.

– Проклятье…

Неужели гостья на их корабле всё же устроила саботаж? Или пираты устроили бунт, чтобы освободиться? Обычно на «Приговаривающем» всё гладко, налажена работа, и никто не смеет воспротивиться чёткому уставу и распорядку. Бентлей натягивает на себя камзол, набрасывает кафтан и, всунув ноги в сапоги, выбегает на палубу. Он не забывает прихватить с собой и трость, думая даже сейчас о статусности и своём внешнем виде.

Первое, что бросается в глаза – два солдата пытаются удержать офицера, пока врач суетится рядом с ним. По окровавленному лицу и мундиру невозможно сказать, что точно произошло, но картина оставляет желать лучшего. Лорд Кеннет не всех знает по именам и фамилиям, однако, уже догадывается, как именно зовут этого офицера.

– Лорд Кеннет! – к Бентлею подбегает запыхавшийся Спаркс, – Сэр. Ночью. Кто-то напал ночью на Эттвуда. Потерял глаз и часть языка. Мистер Стоун пытается сделать все возможное.

Кеннет отталкивает от себя агента, устремляясь вглубь палубы, расталкивает солдат, но те и рады расступиться и пропустить лорда вперёд.

– Кто это сделал? – вся строгость в голосе обнажает жестокий и серьёзный нрав Бентлея. Вопрос адресован абсолютно каждому, находящимся тут. В ответ слышатся неуверенные голоса: «Не знаем, сэр», «Я не нес вахту». Глазами он молча выискивает О’Райли. И лучше бы это было самым странным совпадением, нежели её местью.

Гомон, голоса переплетаются в какофонию звуков. Кеннет смотрит на лицо офицера Эттвуда и давит глухое рычание. Ещё раз беглый взгляд по толпе. Среди мужчин не так просто потерять женщину, особенно, одевающуюся, подобно французской и английской знати. Однако, пиратки нигде нет. Прекрасно, ей не хватило наглости совершив преступление прийти и полюбоваться своей работой

И Бентлей не сомневается, что подобное зверство совершила именно О`Райли. Отсутствие у Эттвуда левого глаза говорит обо всём громче, чем самое чистосердечное признание. Не услышав вразумительного ответа ни от кого из присутствующих, Бентлей резво направляется прочь. Мистер Спаркс семенит за ним. Но строгое «останься здесь и проследи, чтобы он выжил», заставляет агента выпрямиться, коротко кивнуть и пойти назад к раненому.

В голове много мыслей. Весьма скверных. Одной лишь местью единственному человеку, Моргана ставит под угрозу целиком его миссию. Что-то надо решать. И решать сейчас. Он встречает девушку в коридоре у дверей предоставленной ей каюты. Прямо в тот момент, когда она с заспанным лицом, небрежно собранными волосами выходит, недовольно зевая.

Хорошо притворяется. Или действительно пиратка настолько жестока, что может сладко спать, сделав инвалидом человека, английского офицера, вырезав ему глаз и отрезав язык?! От неё разит алкоголем, видимо, вино пришлось очень кстати. Однако, знай, что всё так обернётся, лорд Кеннет бы никогда не позволил себе обращаться с ней, как с порядочным человеком.

Впервые Бентлей повышает голос.

– Ты хоть понимаешь, что ты натворила?! Солдаты требуют найти того, кто это сделал с Эттвудом! Ты хотела самосуда?! Ты его получила! Стоило это того? Теперь по закону ты должна быть повешена!

Его переполняет злость и раздражение. Он не любит напрасные жертвы. Ещё больше терпеть не может, когда кто-то идёт против его слов. Он же пообещал, что разберется со всеми её мучителями по прибытию в Лондон. Нечего порочить мундир. Но Моргану не удовлетворяют честные слова искреннее сочувствие. Девушка творит всё, что ей вздумается.

Впору отвесить хлесткую пощечину в надежде, что она её вразумит. Или бросить в карцер, но тогда не исключено недовольство, а ему нужно предотвратить любое негодование, в первую очередь со стороны пиратов.

– Стоило ли? Конечно стоило. Я смотрела на то, как он корчится. И это доставило мне самое лучшее в мире удовольствие. Я изувечу ещё двоих, чтобы навсегда в их памяти остался этот день, как остался в моей. Хочешь меня повесить? Пожалуйста. У тебя есть все основания. Я даже публично сознаюсь. Вот только подвергнешь ли ты себя подобному? Захочешь ли потратить ещё лет пять на поиски сферы и упасть в глазах короля, что не способен выполнить его приказ?

Моргана смотрит в его глаза. И Бентлей готов поклясться, что в них мелькает безумие, смешанное с решительностью и уверенностью в собственных словах. Нет, здесь не вразумит ни пощечина, ни приставленный ко лбу пистолет, ни даже петля на шее.

Он хочет схватить её за руку, протащить по палубе и лично подтолкнуть к эшафоту. Однако, Моргана не рассказала ещё всего, что знает, не показала карты и маршруты. Бентлей поджимает губы. Можно избавиться от неё, перерыть всю каюту, изъять карты, все записи, изучать их. Однако, она права. Кеннету нужно достичь цели в кратчайшие сроки. Ощущение беспомощности и безвыходности положения раздражает.

Дверь соседней каюты открывается, из нее выходит заспанный офицер. Он всё слышал.

Нельзя рисковать.

Но правила, законы. Угроза миссии. Бунт. Кодекс.

Бентлей в ступоре. На мгновение, тянущееся подобно вечности.

Лорд выдергивает из трости кинжал – изящное оружие, которое ему изготовили по индивидуальному заказу, резко вонзает бедолаге в горло, ровно под язык, чтобы тот не успел закричать. Безжалостно, не моргнув даже глазом Кеннет выдергивает лезвие, достаёт нагрудный платок и небрежным жестом вытирает кровь. Можно сказать, что они квиты. Когда-то она спасла его жизнь, убив своего человека, теперь он платит ей той же монетой. Обычная вежливость, если это можно так назвать

После паузы лорд коротко, но серьезно выносит свой вердикт:

– К вечеру мне нужно двое из вашего экипажа, мисс О`Райли. Мне не важно кто они. Либо повесят всех.

Бентлей вздыхает, отводя взгляд от девушки. Его глубоко расстраивает произошедшее. Две смерти. Два офицера. Они и так теряют людей от болезней. Но убийства никак не вписываются в его норму потери экипажа. Это недопустимые жертвы. И на благо кого? На благо пиратки, которая не заслуживает и доли оказанной ей чести. Бентлей даёт ей шанс, а Моргана его не ценит.

Кеннет порывается уйти, но ладони О`Райли ложатся на его щеки, а потрескавшиеся губы впиваются голодным, порывистым поцелуем. Она отстраняется также резко, как и прильнула. Проводит большим пальцем по нижней губе лорда. От неё пахнет алкоголем, вчерашним мылом и кровью. Перехватывая кисть, Кеннет небрежно отбрасывает её в сторону. Разворачивается на каблуках и, переступив через труп, уходит.

Ему уже приходилось врать, и не один раз, без этого Кеннет не стал бы одним из главных акционеров Ост-Индской Компании. А сейчас речь идёт о более важных вещах.

Всё, что касается его самого, зачастую важнее чего-либо ещё.

Бентлею остаётся еще одна нерешенная проблема. Сам Эттвуд. Если он заговорит. Или хотя бы напишет, что произошло – это будет концом всех амбиций. Не желая больше смертей, мужчина проходит в кают-компанию, куда перенесли несчастного и где оставили в строгом одиночестве и покое.

Убийство одного и уродство другого. Это может выйти боком.

Он заходит в общее помещение, выглядящее достаточно необычно без толпящейся кучи матросов. Изувеченного Эттвуда уложили на небольшую тахту в самом углу комнаты. Перемотанная голова, отрезанный кончик языка, запекшаяся кровь на волосах. Если Моргана убила его ночью практически сразу же после их ужина, то Николас протянул на удивление долго. Не зря говорят – смерть забирает лучших.

И, может, в дальнейшем бы это послужило ему уроком, не прогуливать вахты, жить согласно распорядку и уставу, не издеваться над пленными и не забывать, что у него есть честь. В чём сильно Кеннет сомневается.

– Мне жаль, мистер Эттвуд, что с вами подобное произошло, – вкрадчиво начинает Бентлей, подходя ближе к тахте.

Эттвуд поднимает на него взгляд. Всё ещё испуганный. Зрачок мечется из стороны в сторону. Ещё бы, Моргана явно застала его врасплох, выскользнула из тени, приставила нож к горлу, но не обошлась всего лишь убийством.

– Не переживайте, это я, лорд Кеннет. Пришёл справиться о вашем здоровье. И лично посмотреть, что вас временно, но хорошо устроили.

Эттвуд успокаивается. Но это ложное чувство защищенности. И оно быстро улетучивается, когда Кеннет бесстрастно и равнодушно произносит:

– Но, мистер Эттвуд, к сожалению или к счастью, тут уж решайте сами, мне всё известно про вас и ваши похождения. И я сейчас не про пропущенные вахты. Неоправданная жестокость недопустима в нашей работе. Мы не головорезы, не убийцы и не палачи. Мы исполняем волю короны и Ост-Индской Торговой Компании. Вы исполняете мою волю. И когда пятнаете свой мундир, порочите мою честь, – Бентлей крепко хватается за расстегнутый мундир.

Его человек не оправится от пережитого ужаса, Кеннет склоняется ниже, над самым ухом Эттвуда:

– Если бы не самосуд Морганы, вас бы повесили бы по прибытию в Лондон. Я лично бы проследил за этим. Но, увы, мисс О`Райли выбрала для вас иную участь. Если бы вы жили, как мужчина, мистер Эттвуд, то не сдохли бы, как собака11.

Бентлей выдергивает подушку из-под чужой головы и накрывает ей, наваливаясь всем весом.

***

Мужчина выходит из каюты, одетый в свой личный мундир, голову украшают парик и треуголка. Яркий признак – происходящее далее будет иметь некую официальность. Лорд хмур, но весьма спокоен, учитывая обстоятельства. Быть может, уже ранее он казнил невинных людей, но точно об этом сказать нельзя.

Тем более, никого из пиратов язык не повернётся назвать невинными. За их плечами точно есть убийства. И может у Бентлия нет доказательств, но они и не нужны. В любом случае, правильно избавиться от головорезов. Кеннет бы не отказался избавиться от них от всех, истребить полностью пиратство, чтобы воды стали безопасными и принадлежали только Компании.

– Джентльмены, сегодня произошло ужасающее событие. Погибли двое преданных офицеров. Мистер Эттвуд не смог пережить увечий, задохнулся во сне. Мистер Григс умер от ножа. Сомнений нет – это пираты, которых мы пощадили. Но их капитан… капитан О`Райли, уже служит короне в качестве капера. Сегодня она предоставила нам виновников. Каждый будет повешен в назидание оставшимся. Дабы эти дикари более не смели даже подумать навредить никому из нас.

Как быстро забывается скорбь и боль утраты сладкими речами. Вместо угрюмых лиц и недовольства, Бентлей получает восторженные возгласы и аплодисменты от всех своих людей. Моргана предстаёт на вечернем сборе рядом с лордом Кеннетом кроваво красным пятном. Она чужачка на этом празднике, пиршестве стервятников. Ей не нужно ничего говорить, кивая на своих людей. Моргана нарочито хмурится, словно действительно зла. Но в кровь Эттвуда они оба засунули руки по локоть.

Проходя на капитанский мостик, Кеннет бросает взгляд на двух пиратов в кандалах. Их ведут под руки солдаты компании прямиком к эшафоту. Экипаж «Приговаривающего» смирно стоит, наблюдая за происходящим, о чем-то глухо переговариваясь между собой. Но как только ладони Бентлея касаются перил, голоса стихают.

Моргана встаёт позади самого лорда Кеннета, занимая место Спаркса, за что получает неодобрительный взгляд от агента Ост-Индской Торговой Компании.

Чужачка. Не к месту. И вовсе её не должно здесь быть. Капитан пиратов плотнее сжимает губы. Никто не смотрит на неё из офицеров и матросов линкора, но смотрят, вперившись взглядами те, кого она называла своими.

– В связи с произошедшими событиями на борту «Приговаривающего», в ходе которых были жестоко убиты офицеры британского флота Николас Эттвуд и Джозефф Бардок, властью данной мне короной, я признаю виновными Бена Уотера и Оливера Смита и приговариваю к смертной казни через повешение.

Верёвки накидываются на шеи. Один из приговоренных скалится, выкрикивает:

– О`Райли, ирландская шлюха, ты сдохнешь в муках. А на том свете не сыщешь покоя, подстилка focáil sasanach.

Офицер, ответственный за сам эшафот, своего рода бортовой палач, тянет за рычаг, открывая дверцы в полу, отправляет пиратов в свободное падение ровно до тех пор, пока их шеи не ломаются под тяжестью собственных тел.

Треск костей. Не нужно слышать. Бентлей знает, как оно происходит. Если всё сделать правильно, то шея может растянуться ещё на несколько дюймов, прежде чем жертва умрёт. Ему рассказал об этом пьяный палач в трактире, когда он был ещё глупым и наивным юнцом. Но он не садист, лишь бы всё было выполнено быстро. Пусть они отправятся в Ад, если тот вообще существует, за все свои прегрешения перед человеческим родом и перед самими собой.

Мистер Спаркс подаёт Бентлею кожаную тетрадь, и Кеннет открывает её. Он берёт перо с небольшого столика, чтобы, обмакнув то в чернила, записать два имени. Он впишет сюда и имя О`Райли, если она не начнёт соблюдать договорённости. Но не сегодня.

Сегодня слишком много смертей. Одна – уже непозволительно, четыре – невозможно. И за офицерским столом вечером раздадут карты на одного человека меньше. Он готов пойти по трупам, чтобы достичь цели. Не было ни единого раза, когда Бентлей не получил свое.

Солдаты медленно расходятся по своим делам, кроме тех, кому суждено снять трупы и избавиться от них побыстрее. Кеннет ещё некоторое время наблюдает за происходящим, после чего с дневником подмышкой спускается и уходит к себе. Однако, Моргана не заставляет себя долго ждать.

Не успевает дверь захлопнуться, как нахальная дамочка вновь распахивает её, переступает порог, и кончик яркого пера задевает косяк. Моргана, как гром среди ясного неба. Как буря, ведь ту не укротить. И это отвратительно. На пороге возникает виновница всех неприятностей. Совершенно отвратительная, дурная, нахальная особа, какой явно не должна быть женщина, оставляющая после себя послевкусие не то соли, не то крови, не то пороха или озлобленности и ярости. Не то чтобы Кеннет сильно разбирается в женщинах, но он готов поклясться, дать руку на отсечение, леди не должна быть такой.

И губы будто ещё щиплет от порывистого, но грубого и неуместного поцелуя. Бентлей даже не будет гадать, для чего она его поцеловала. Просто принимает это, как факт.

– Вы что-то хотели, мисс О`Райли, – вежливо интересуется Кеннет, хоть это и даётся ему с величайшим трудом. Он кладёт дневник на стол. В планах у него было заняться делами, но Моргане на его планы всё равно.

Он слышит, как тяжело и возмущенно дышит О`Райли. Что ещё такого она решила ему сказать?

– Надеюсь, мы всё уладили?

Всё улажено должно было быть ещё вчера. И каждая из сторон обошлась бы без жертв. И ей ещё хватает смелости интересоваться подобным. Бентлей раздражённо потирает переносицу.

– Полагаю, что да, – на выдохе отвечает лорд, он разворачивается на пятках, чтобы взглянуть на неё. Руки скрещены на груди, от чего золотой крест, украшенный крупными драгоценными камнями сильно прижат. Брови сведены к переносице, а вся поза – раздражение и презрение. – Но я бы предпочёл, чтобы нам вообще не приходилось более что-то подобное решать.

– Можно было просто позволить убить мне Эттвуда и трёх иных смертей можно было бы избежать.

Бентлей почти задыхается от возмущения.

– Послушайте… послушай, Моргана, я же предупреждал, что будут последствия. Ты не послушала. Я убил своего человека, закончил то, что не смогла ты, дабы избавить от проблем. И вместо благодарности я получаю пропитый поцелуй и недовольства? У нас есть миссия, ради которой я готов пойти на некоторые риски. Сотрудничество с пиратами? Конечно. Помилование? Да. Но ты, дьявол тебя подери, изувечила офицера. Я рад, что ты, пожертвовав сверху тремя жизнями, осталась довольна. А теперь иди прочь. Я не собираюсь сейчас с тобой ничего обсуждать. Ты и так сделала достаточно только за сегодняшний день, чтобы можно было тебя убить.

– Вы так добры, лорд Кеннет, – фыркает ирландка.

И Бентлей вновь жалеет, что не бросил её в карцер.

– Надеюсь, вы не забудете мою доброту, капитан.

11

«Если бы ты дрался как мужчина, тебя бы не повесили, как собаку» – фраза, сказанная Энн Бонни Джеку Рэкхему перед смертью последнего.

И только море запомнит

Подняться наверх