Читать книгу И только море запомнит - - Страница 7

– Если будешь улыбаться, то все запомнят тебя, как прекрасную девушку. Слышишь?

Кузина Кэт убирает от её лица волосы. Она пощипывает за щеки, чтобы те приобрели небольшой румянец и подчеркнули самое красивое, что есть у Морганы – бледное лицо: ровный нос, блестящие карии глаза и чуть пухлые губы. Округлые формы ещё полностью не сформировались в том виде, какие они есть у кузины, поэтому привлекать внимание остаётся только смазливостью и манерами, от которых её тошнит.

«Улыбайся, прислуживай, кивай головой и отвечай, только когда тебя спросят. Будь покорной и убери нож, который ты всё время прячешь под платьем. Это не для леди», – проскакивает в голове у О`Райли. Так должна она была сейчас её наставлять, но вместо этого поправляет рюши и ленточки – то, что не вписывается в умы ирландцев и в дух вольного гэльского народа, что не вписывается по меркам самой Морганы в её внешний вид.

Но, Кэт, конечно, всё знает лучше. Выйдя замуж за богатого землевладельца, она стала тем самым эталоном прилежной жены с тонкими фарфоровыми руками и самыми, что ни на есть, кукольными чертами лица. Сохранила детскую наивность в манерах и действиях, хотя, казалось бы, она старше самой Морганы на добрые десять лет!

– Ну же, Морриган! Улыбнись, а то у тебя такой вид, словно тебя ведут на… – Кэт делает маленькую паузу, убирает ещё одну завивающуюся прядь от лица и щелкает Моргану по носу, – на эшафот.

– Я не хочу туда идти.

И О`Райли говорит далеко не про эшафот. Она недовольно надувает губы, скрещивает руки на груди и сутулится ровно настолько, насколько ей позволяет туго затянутый на талии корсет. Знает же, что Кэт каждый раз раздражается, стоит ей хоть немного наклониться вперед и свести плечи так, чтобы грудная клетка оказалась сдавленной ещё больше от ужасного китового уса.

Но вместо привычной и предсказуемой реакции, Кэт выдыхает. Её прохладные руки проскальзывают по плечам, по локтям, пока не достигают кистей Морганы. Кузина стискивает их так сильно, что белеет костяшки прямых и ровных пальцем. Шумный выдох:

– Знаю.

– Тогда почему я должна? – О`Райли с вызовом смотрит на кузину.

Та в молчаливом сожаление склоняет голову на бок. В прекрасных серых глазах Кэт слишком много сочувствия для одного простого вечера, где Моргану должны познакомить с её будущим супругом – человеком, которого она заочно ненавидит и желает ему самой мучительной смерти из всех возможных.

– У тебя нет другого выбора, дорогая. Твой отец очень рассчитывает на этот союз. Он очень выгоден семье, поможет сохранить состояние. И ты окажешься в хорошем доме, не будешь ни в чём себе отказывать. Самуэль хороший и честный человек. Он позаботится о тебе.

Моргана знает, когда Кэт врёт, та совершенно не умеет этого делать: кончики её ушей краснеют, а глаза начинают бегать туда-сюда, пока она вовсе не всплескивает руками и не отходит в сторону, чтобы не смотреть в лицо человеку, которого пытается обмануть. Да, именно как сейчас.

– Я не вещь, чтобы меня можно было просто так отдать, – цинично произносит Моргана, сверля кузину серьёзным взглядом исподлобья. – И сколько я стою в таком случае? Какое у этого Самуэля состояние?

Кузина сдавлено ахает, садится на тахту и поджимает ноги под неё – аккуратная, но всё же вся её фигура дрожит. И Моргана готова поклясться – первый раз её эмоции выглядят совершенно не идеальными и не уместными, не то, что к лицу, а ко всей ситуации.

– Если бы мама была жива, она бы такого не допустила, – нижняя губа у неё дрожит.

– Если бы тётушка была жива…

Моргана ненавидит мужчин.

***

Дикари отступают. Дело сделано.

Кеннет скрещивает руки за спиной, наслаждаясь видом растелившегося перед ним пепелища. В его глазах отражается праведный гнев Англии и самой Ост-Индской Торговой Компании. Не вся мощь «Приговаривающего», однако, даже этого хватает, чтобы Кеннет гордился собой. Он не сторонник полумер, но часто их вполне хватает против людской глупости. Солдаты вскидывают руки к небу, восторженно восхваляя бой, кричат «ура».

– Лейтенант, – коротко обращается Кеннет к солдату, вытаскивающему шпагу из тела еле дышащего туземца. Запыхавшийся мужчина вытирает лезвие о складку локтя и выпрямляется.

– Сэр.

Бентлей оглядывает едва дышащих туземцев, распластавшихся на земле. Времени терять нельзя. Подумать только, кучка жалких дикарей смогла, пусть и немного, спутать карты. А Кеннет ненавидит, когда что-то идёт не по плану.

– Подсчитайте потери. Врачей на берег. Срок вам до утра.

Он проводит кончиком языка по зубам, недовольно отмечая в мыслях, что кофе уже точно остыл, а, значит, нужно заваривать чай. И лишним не было бы подать к столу обед. Хотя стоны, завывания и слёзы немного отбивают аппетит. Но если переставить навес чуть дальше по пляжу, то ветер не будет доносить до него вонь жженой плоти. И даже можно будет насладиться в полной мере едой, наблюдая за покачиванием пальм. Завтрак – важнейший из приёмов пищи для англичан, однако, и обед Бентлей не привык пропускать.

Он покидает поле боя, дождавшись, когда с «Приговаривающего» по трапам спустят носилки. Достаточно, чтобы оказать первую помощь пострадавшим, воюющим на стороне Короны. Остальных ждёт смерть бешенных собак – пронзить сердце штыком, чтобы не тратить воистину драгоценные пули. В уме лорд Кеннет примерно подсчитывает расходы. Конечно, для точности подсчётов ему не помешает узнать количество погибших, но уже сейчас можно предположить, сколько денег потратит Ост-Индская Торговая Компания, чтобы заплатить посмертно за оказанную услугу.

Может, стоит попросить подать его записную книжку и пока готовят мясо, начиркать примерные цифры?

Будто ничего не произошло, лорд Кеннет заходит под навес. Всё же с этого места не видно обагренного кровью песка и искореженных тел. Он опускается на стул, подзывая двумя пальцами к себе мальчишку – какого-то юнца, ещё не оправившегося окончательно от произошедшего. Его немного потряхивает, и дрожащее «С-сию минуту с-сэр» на приказ подать чай выдаёт его ужас с головой.

Досадно, что Бентлей допустил наличие слишком молодых членов экипажа. Но лично отсмотреть каждого невозможно, хотя, признаться, обычно он старается. И тем удивительнее, что Кеннет допустил до службы под своим началом такого бесчестного человека, как Эттвуд.

Через полчаса под навес входит Спаркс, вытянувшись подобно струне.

– Лорд Кеннет. Отчёт.

Бентлей, не глядя, берет из рук агента бумагу. С нескрываемым недовольством он проходится взглядом по строчкам, каждый из погибших – рабочая сила. Он педантичен. Расчётлив. Потери в начале становления Ост-Индской Торговой Компании всегда были ударом, однако сейчас каждое имя в списке отдаётся лишь неким разочарованием. Не скорбь, та не знакома Кеннету. И всё же это траты.

– Семнадцать солдат. Семь моряков. Три канонира и… врач, – на последнем слове он делает особый акцент.

И всё это лишь от туземцев. Что будет, когда за оружие схватятся пираты, не знающие жалости и под предводительством капитана, желающего кровавой расплаты? Возможно, это будет самая жестокая схватка с противником, не равным ему по силе и возможностям. Исход однозначно предрешён. Кеннет не побоится пристрелить любимую лошадь, когда того потребует случай.

Бентлей хмыкает и раскладывает бумагу на столе, несколько раз проводит по ней ладонью.

Ему спешат подать чернила, перо и воск со свечой.

– Отметьте, что эти люди проявили отвагу. Отчет по экипажу «Авантюры» передайте О’Райли, – Кеннет потирает переносицу двумя пальцами.

Он всё же надеется, что на каждой остановке их не будет поджидать какая-нибудь неприятность. Хотя, от О’Райли всегда нужно чего-то ожидать, какой-нибудь гадости. В лучшем случае – неприятной. В худшем – фатальной. Ни море, ни лорд Кеннет не прощают ошибок.

Спаркс кивает и удаляется прочь почти маршируя. Удивительно, как уместно такая походка смотрится в Лондоне, но как же нелепо на песчаном берегу неизвестного острова. Лорд Кеннет знает, что его агент раздосадован – ему лишний раз приходится контактировать с Морганой, не желающий проявить снисходительность и терпимость, но не то, чтобы Бентлея волнуют чьи-либо чувства.

Поднос с письменными принадлежностями сменяется подносом с чайником и чашкой. Кеннет берет в руки хрупкий фарфор, наполняет его чаем и делает глоток. Он тянется поставить чашку обратно на поднос, но треск камзола выводит лорда из лёгкой туманной задумчивости. Ещё этого не хватает для полного счастья.

– Проклятье…

Кеннет только сейчас осознает, как небрежно обошёлся с Морганой. Привыкший решительно и отточено действовать в критической ситуации, лорд совершенно не осознал, кто схватил его за руку. Бентлей рявкнул на неё будто она один из множества солдат на его службе. Он так много думает о неосмотрительности по отношению к О`Райли, что позволил самому себе допустить досадную оплошность. А ведь в её взгляде промелькнуло нечто похожее на… преданность?

Наверно, именно так можно описать подобный порыв. Ничем иным он просто не может быть обоснован. Бентлей ценит преданность, но только когда понимает, что за ней стоит. И лучше, когда люди пресмыкаются, боятся и шепчут имя одними губами, страшась поднять глаза. Он никогда не старался и не старается по сей день кому-то нравиться. Господствовать чужими сердцами через любовь и благородство – развлечение для женщин. Наивных женщин.

Моргана не наивная. Он тоже не из этого теста.

Его почти раздражает, что она так много места занимает в его мыслях. Неприлично много. Можно подумать, что ещё немного и она начнёт приходить к нему во снах. А выносить ирландку ещё несколько часов, предназначенных специально под отдых, он не сможет. Каждый диалог и так с ней напоминает танец на пороховой бочке – авось не рванёт. Но он не может не признать – ему стоит извиниться.

– Как там тебя, послушай, – Бентлей подзывает к себе ещё ближе юнца с подносом. – Узнай, какой вино осталось. Скажи выдать бутылку самого лучшего, я приказал. И набери каких-нибудь фруктов. Но только спелых и не гнилых. Если я узнаю, что ты набрал объедков – высеку. Лично.

***

До безопасного места бежать приходится быстро. Рёв снарядов, взрытый песок, комья земли, разлетающиеся во все стороны – всё это подгоняет. И пускай Бентлей Кеннет остался за спиной, Моргана вовсе и не намеревалась жертвовать собой, чтобы ему помочь. Одно дело рвануть в битву за человеком, которого знаешь долгое время и которого называешь другом, и совершенно другое – протянуть руку помощи тому, кто её и не заслуживает вовсе. А по мнению Морганы Бентлей вообще не заслуживает по отношению к себе ничего. Да и для спасения у Кеннета всегда есть Спаркс. Иной работы для рабски преданного человека на сыскать.

Размазывая по щеке грязь, О`Райли направляется к своему квартирмейстеру. Колман переводит дух. И видно, что именно сейчас, когда его отпустило неожиданно настигшее сражение, боль достигает своего апогея.

– Ты как?

– Жить буду.

– Уж постарайся, – она хлопает его по здоровому плечу.

Мёрфи морщится, стискивает зубы. Стрела, сделанная неотёсанными дикарями, плотно вошла в тело.

– Пойдём, у меня есть кое-что, – ирландка протягивает руку квартирмейстеру. И, ухватившись за неё, Колман поднимается с ящика.

Они направляются на «Авантюру», за которой не доглядели люди Кеннета. Моргана мотает головой, отгоняя все мыслишки об английском лорде. Пусть даже не смеет забираться в её голову.

Поднявшись по трапу, пираты заходят в каюту. И первым делом Моргана залезает в один из сундуков, пока квартирмейстер садится на табуретку и упирается ладонями в колени. О`Райли достаёт запылённую бутылку и сложенную несколько раз тряпку.

– На вот, – Моргана откупоривает бутылку, протягивает её Колману, – выпей для храбрости.

Мужчина тянется за бутылкой.

– Откуда ты это достала?

– Везла от самой Ирландии.

Мёрфи усмехается. Она не везла с собой виски прямиком из дома, просто не могла и не было возможности, но потратила кругленькую сумму, чтобы раздобыть для них одну единственную бутылку, напоминающую о родной земле.

– Настоящий вроде, – Колман нюхает содержимое бутылки.

– Пей давай.

Сняв перчатки, Моргана укладывает их на столешницу, берёт бутылку сама и тоже делает глоток. Сейчас ей придётся выдернуть стрелу. Никому другому Колман просто не дастся. Когда-то она уже делала подобное. Только это была стрела, застрявшая в ноге. И матроса того было не то, чтобы жаль. Моргана зажигает ещё несколько огарков свеч, чтобы в каюте стало светлее. Она берет нож и отрезает рукав окровавленной рубашки, освобождает себе доступ к ранению. Ткань уже успела прилипнуть. И её даже приходится отрывать.

– Пью, успокойся.

– Вот и пей, только не много. Мне оставь.

Она вспоминает, что просто извлечением стрелы тут не отделаться. И лезет в ящик стола, чтобы найти крючковатые иглы, нагло украденные давно с английского корабля и уже немного потемневшие от времени и не частого использования, и один единственный грубый пинцет. Уложив их на видное место, чтобы оставались под рукой, О`Райли произносит:

– Будет больно, только не ной.

– Хватит сиськи мять. Давай доставай.

Моргана, выдохнув, берётся за стрелу. Она старается её не шевелить, чтобы не причинить квартирмейстеру новую порцию боли. Нужно протолкнуть наконечник наружу или попытаться сделать так, как сделал бы любой хирург. Вряд ли, конечно, он зазубренный, однако и такое может быть. И чем больше она тянет время, тем велик шанс, что у Колмана потом придётся отнять руку. А вот этим она уже сама заниматься не сможет: не хватит сил и смелости.

Забрав у Квартирмейстера виски и полив им его плечо, О`Райли перехватывает нож сильнее. У неё нет полноценного хирургического набора, и лезвие клинка выглядит слишком огромным по сравнению с раной. Кончиком, проникнув под кожу, не представляя, как лучше подступиться, но уже взявшись за такое нелёгкое дело, Моргана пытается расширить рану. Колман рычит, стараясь не выдавать такую постыдную для мужчин вещь, как собственную слабость. Надо было предложить зажать ему зубами кожаный ремень, чтобы он не откусил себе кончик языка.

– Терпи.

– О`Райли. Заткнись.

И Моргана замолкает, старательно раздвигая рану ножом и пальцами. Ей остаётся только представлять, насколько мучительны её действия для Колмана, но квартирмейстер стоически держится. Проявление если не героизма, то колоссальной выдержки. Стрела вошла не глубоко, Моргана быстро нащупывает её пальцами. Она пытается хватиться за её края, но скользкие от крови пальцы слишком крупные.

– Ещё немного. Подай пинцет.

Колман делает ещё один глоток из бутылки. Молча он подаёт О`Райли пинцет. И, залив рану всё из той же бутылки, чтобы избавиться от крови, Моргана подобно ювелиру подцепляет пинцетом наконечник. Она тянет его на себя, но пинцет срывается, и Мёрфи рычит.

– Прости, – сдавленным голосом произносит Моргана.

– Достань уже эту сраную стрелу!

– Колман, я не врач.

Она предпринимает ещё одну попытку зацепить наконечник, но пальцы скользят по железу. Метал то и дело норовит выпасть. Моргана только плотнее зажимает его. Она тянет медленно, и дыхание Колмана становится всё тяжелее и тяжелее. Но вот наконечник с обломанным древком оказывается у неё в руках.

– Зараза.

Взяв чистую тряпку, Моргана прижимает её к ране.

– Надо было обратиться к врачу на «Приговаривающем».

Хорошие мысли всегда приходят после, она бросает самодельный кривой наконечник на пол.

– Ещё чего, я лучше сдохну, чем позволю англичанам меня латать. Продолжай.

Моргана поджимает губы. Она совершенно не способна на кропотливую работу. Теперь её нужно заправить в иголку нить и постараться зашить кровящую рану. Дома в Ирландии ей хуже всего давалось вышивание. И если мать практически всегда аккуратно расшивала салфетки, то негнущиеся, почти деревянные пальцы Морганы просто непригодны для подобного.

– Я не смогу.

– Ну, я же смог зашить тебя.

И это самый отвратительный шов, который Моргана когда-либо видела. Он болел так сильно, постоянно ныл и остался неровным шрамом у неё на правом боку. Тогда она думала, что обязательно издохнет. И только молилась, чтобы смерть была быстрой. Ни в какое сравнение с мастерской работой хирурга на её лице.

– Нет. Я не смогу, – она сильнее зажимает тряпкой плечо. – Иди… и найди врача.

Скрежет зубов Колмана противно режет слух. Но Квартирмейстер поднимается с табуретки.

– Только потому, что ты попросила.

Моргана кивает. Колман немного пошатывается, но в целом выглядит живым. Удерживая тряпку, он толкает здоровым плечо дверь и выходит на палубу. А Моргана идёт к небольшому ведру в углу комнаты. На дне ещё есть вода. И она опускает в неё руки, чтобы отмыть ногти и пальцы. Смелость в последний момент её покинула, и ладони начали трястись слишком сильно. Она бы просто не смогла ничего сделать: ни вдеть нить, ни прошить правильно.

Старательно натирает пальцы, Моргана пытается совладать с собой. Всё будет в полном порядке. Она верит в это. Отерев ладони об атласные бриджи, капитан берёт с собой оставленную Колманом бутылку и выходит на палубу.

Она садится на бочку, разгоняя остатки алкоголя по стенкам. О`Райли собирается уже сделать глоток, но уединение портит Спаркс.

От одного вида Оливера Спаркса Моргану тошнит. Скверный человек, посредственная личность. Просто ручная собачонка Бентлея.

– Мисс О’Райли, – он обращается к ней как обычно высокомерно, всем видом показывает, что она не стоит и его мизинца, а уж про лорда Кеннета и говорить не стоит – даже пыли с его сапог. – Прошу. Список погибших и раненных. Все они получили амнистию и выплату семьям за отвагу. Могилы готовят… лорд Кеннет приказал, – последнюю фразу мужчина озвучивает с недовольством, передавая бумаги.

Моргана старается не обращает внимание на его кислую физиономию. Берёт рукой бумажку, быстро пробегается по ней взглядом, затем несколько раз складывает, хочет засунуть куда-нибудь, но понимая, что за ремнём она держаться не будет, просто выкидывает в сторону. Деньги – это всегда хорошо, самой ей не придётся покрывать расходы на похороны.

– Скажите Кеннету, что мы не нуждаемся в его подачках. Я сама могу вырыть своим людям могилы. А если ему позволит совесть после такого ко мне с чем-то обратиться, то пусть засунет свой английский язык в мою ирландскую задницу, – Моргана бросает листок в сторону.

Смурной Спаркс стискивает зубы так сильно, что у него на виске вздувается жила. И эта жила пульсирует, пока Оливер не берёт себя в руки. Годы преданности и верности Кеннету берут верх, но играют не теми красками. Не теми, которые правильно было бы.

– Лорд Кеннет хотел защитить вас всеми доступными методами, – рычит Оливер себе под нос.

И Моргана вскидывает бровь – с удивлением и сомнением.

– Кеннет ни о ком не будет заботиться, кроме себя.