Читать книгу Мои Каракумы. Записки гидростроителя - - Страница 21

Но вернемся в Каракумы.

За 1955 год четко сложилась технология работ. Три отряда шли чехардой участками около десяти километров. Вслед по готовой пионерке запускали воду, а сверху от Головного по воде двигались землесосы, уширяя канал до сечения Первой очереди.

В отрядах наладился свой быт: холостяки жили по четыре человека вместе, семейные – в отдельных домиках. Фанерные домики четыре на шесть метров были обтянуты прошивными ватными матами из мешковины и брезентом, очевидно, поэтому их называли «юртами». Вообще-то сооружения эти не такие уж примитивные, как может показаться с первого взгляда. Во-первых, благодаря своей многослойной обшивке, они неплохо защищали от зноя, холода, дождя и ветра. Во-вторых, в стенах у пола были устроены «форточки»: отодвигались заслонки, снаружи отстегивался клапан в обшивке. Летом получалась неплохая прохладная вентиляция. В-третьих, входная дверь имела снаружи довольно вместительный тамбур: можно сложить разное барахло, и от непогоды отгораживает. Наконец, легкая юрта прекрасно крепилась к бревенчатым саням и свободно транспортировалась бульдозером волоком по бездорожью.

Первый объект на новом месте – дощатые туалеты типа «сортир». Затем оборудовалось помещение для ДЭС и душа, кухня со столовой, магазин, красный уголок, медпункт, склад и мастерская с непременной кузницей и прорабка с радиоузлом. Чуть в стороне – несколько ёмкостей под воду, дизтопливо и масла. Вот и готов поселок.

И снова подчеркну: никаких замков ни на юртах, ни на чемоданах. Да и куда денешься из такого поселка.

Питались все в столовой, «кухон» содержали вскладчину. За овощами и мясом посылали машину в Керки, автолавки завозили в магазин крупы, консервы и сладкое. Долгов всегда подбирал поваров-мужчин, и всегда все были довольны: питались добротно и не дорого.

В зимы 54—55 и 55—56 годов уже глубоко в песках зачастую обходились без привозного мяса: кругом ходили непуганные стада джейранов. На зиму они спускались с Копет-Дага на равнину. Сейчас даже неловко вспоминать об этом, но тогда это считалось в порядке вещей. Раза два и я съездил на охоту, но на большее меня не хватило: отдал ребятам своё ружьё, лишь бы не видеть этих джейраньих глаз.

Телевизоров тогда не было, да и транзисторов не помню, но ламповыми приёмниками пользовались, и радиоузел вещал на весь поселок. В красном уголке – книги, газеты, журналы, проигрыватель для желающих. Я получал подписные «Комсомолку», «Литературную газету» еще в два листа, журнал «Наука и жизнь».

Помню, пластинку с новым кумиром Раджем Капуром заездили до хрипоты. День и ночь из прорабки неслось «А-а-ба-ра-я-а-а!». Больше всех страдал наш сосед по жилью механик того времени Мироныч – тощий угрюмый дядя с вечно кислой физиономией. Теперь я его хорошо понимаю и сочувствую. Прости, Мироныч!

Я – в центре «руки в брюки», точнее в галифе

Мастер Надя доверила «училке» Люде Ерушовой

подержаться за инструмент. Рядом – ученики Люды

Устраивали иногда веселые розыгрыши, порой довольно небезобидные. Жили вместе в одной юрте двое: молодая мастер Надя и женщина, намного её старше. Не помню, чем она занималась, но нам доподлинно было известно, что у неё всегда водится заначка спиртного. Но как до него добраться? Решились на такой розыгрыш: будем сватать Надю. Снарядились, как положено: полотенце через плечо, «У вас товар, у нас купец». Бедная Надя, девушка крупная и очень простодушная, поначалу приняла всё всерьёз. Мы уж и сами не рады были. Выручила её многоопытная соседка, кое-как свели всё к шутке.

Но стол нам все-таки накрыли!

Как мы собаку ели

Как-то заехали мы к соседям в отряд Лисова. В прорабской юрте дух стоит аппетитнейший, на столе поднос с горкой котлет. «Садитесь, угощайтесь!». – «Кто бы отказывался, только не мы». Попробовали: вкусно. Только что-то ребята больно веселятся. Наконец, признались: «Вы ели собаку!» Тут только вспомнилось: на крыше юрты краем глаза заметил какую-то лохматую шкуру. Напарники мои пулей вылетели из юрты. А я ничего, пережил. Оказывается, Лёха Лисов давно маялся с легкими, вот кто-то и подсказал рецепт.

Так жили на трассе.

Обручевск степь

Наше место работы – воистину лоно природы. Южные Каракумы, где прокладывался Канал, (К2) – это, безусловно, пустыня в смысле человеческого обитания, но это, конечно же, не голые пески. Да и называются эти места«Обручевская степь». Эта резко пересеченная холмистая местность действительно сложена из песков, но эти пески большей частью закреплены травяной растительностью и кустами. А за Ничкой (это 174 километр трассы) попадались даже

Если хорошеько присмотреться, то у пояса можно рассмотреть трофей.

саксаульники, можно сказать, леса. В районе Средних озер мы были удивлены длинными штабелями из саксаула, заготовленного в зоне затопления. Его сложили на высоких буграх. А кругом, кроме редких чабанов, ни живой души на много-много километров. Говорили, что потом по воде саксаул отправят к железной дороге, а затем на Урал: оказывается, только на саксауле выплавляются какие-то очень ценные сорта стали. Сначала весь кустарник казался на одно лицо. Потом стали различать. Это – саксаул с витым корявым стволом и мясистыми иголками вместо листьев. Хрупкий саксаул не рубят, а ломают: стволом смаху по поперечному упору, и собирай куски. У воды, даже очень соленой, – заросли гребенчука. Весной они осыпаны фиолетовым цветом и окутаны облачком желтой пахучей пыльцы. Жарким летом ветки гребенчука припудрены выступившей солью. В песках всюду кустики кандыма, внешне похожего на саксаул, но более гибкого. Даже немного кандыма в костре – и чудо, что за запах! И всюду в песках сено на корню: высохшая маленькая невзрачная травка иллек. Это рекордсмен по содержанию белка. Иллеком кормятся тысячные отары баранов. Ни с чем не сравнимо по вкусу и запаху мясо степного барашка!

Весна в песках

Еще весной 1955 года мы, приезжие, были потрясены картиной весеннего цветения в пустыне. Всё покрыл зеленый ковер травы, появилось великое множество разных цветов. В низинках, где накапливалась влага, цветы и трава стояли по колено и выше. Повылезли черепахи, кругом шмыгают ящерицы.

Появились, правда, и змеи и довольно серьёзные: кобра, эфа, гюрза. Но я не знаю ни одного случая укуса кого-то из наших. Мы очень скоро убедились, что змея сама никогда на человека не нападает, всегда бежит от него.

По первой воде

Мирные гады

Кстати, больше всего их попадалось именно в первые теплые весенние дни. Со своей Пионеркой мы пришли в холодное время, когда у них спячка. А как только выползли, то многие попали в глубокую траншею, откуда выбраться не просто – иди, найди выход. Особенно это касалось скреперных участков. Они разрабатывались продольным ходом. Получалась траншея с отвесными стенами и редкими выездами. Вот и создавалось впечатление прямо нашествия. Когда ночи еще были прохладные, змеи частенько забирались в стоящие трактора на тепло машины. То и дело, когда заводили трактора, раздавался чей-нибудь вопль, а потом шум и хохот: оказывается, змея мирно пригрелась на воздухоочистителе в кабине и проявила неудовольствие, что её потревожили.

В песках невольно становишься немного следопытом. Всё прекрасно видно: вот это ящерица пробежала, это – змея. Тут проползла черепаха. А уж след крупного варана ни с чем не спутаешь. Не раз наблюдал я такую картинку. На кучке отбросов, занесенных песком, – несколько перышек. А метрах в полутора-двух обрывается след змеи. Это тупорылая и как бы с обрубленным хвостом эфа «нырнула» в песок и точно вышла на «пасущуюся» птаху.

Между прочим, это у воды много птиц, не говоря о водоплавающих. А глубоко в песках птиц практически нет.

Первое время удивляли какие-то довольно крупные голубые цветы на сухих ветвях черкеза, пока не разобрались, что это греются (или проветриваются?) ярко окрашенные ящерицы.

Как-то к нам приехал парикмахер, пожилой тощий армянин. Он стриг кого-то прямо «на улице», когда мы пришли из забоя и ради потехи притащили в нивелирном ящике кобру средних размеров. Положили ящик на землю, открыли и стали ждать реакции прохожих. Вдруг подлетел этот старик, схватил змею голыми руками, быстро убежал с ней за поселок и там выпустил её. После этого он сначала хорошенько обругал нас, невзирая на наши командирские должности (конечно, поделом), а потом прочитал целую лекцию. О том, какая это безобидная живность, какая от неё польза природе и человеку, какая, наконец, это красивая и изящная тварь. Мы обалдело слушали его и краснели. Этого урока хватило мне на всю жизнь. При встрече со змеей я и теперь не испытываю теплых чувств, но и не кидаюсь убить её во что бы то ни стало, как раньше.

На полке в красном уголке на стоящих книгах лежала книга. Я взял её, а там – голубые глаза эфы! Удобно свернулась, пригрелась. Меня аж в дрожь бросило, я закричал. И тут же пулей подскочил шустрый пацан-ремесленник. Из-за моего плеча мгновенно схватил змею «за шиворот» и вынес из юрты. Он оказался из той же породы людей, что и армянин-парикмахер: крохотные зрачки, острый быстрый взгляд, стремительные движения – змеелов.

Жара. Прекрасные пески!

Проходили две-три весенние недели, начиналась жара, всё растущее скоро выгорало, а живое пряталось, и начинал, как часы, от восхода до заката работать «афганец» – горячий южный ветер. Случались и бури, поднимавшие в воздух тучи песка. В нескольких шагах ничего невозможно было разглядеть, все поры забивались песком, песок больно сек открытое тело. Если такое застало вдалеке от дома, лучше укрыться и переждать.

Жара – очень тяжкое испытание. Ведь бывает в тени за 40 градусов, а приходится и на солнышке побегать. Начнешь пить, – не остановишься. У меня постепенно выработалась своя «метода»: днем поменьше есть и, особенно, пить, голова обязательно покрыта, на ногах – легкие брезентовые сапоги. Со временем дошел до меня и смысл южной сиесты: во время пекла без особой нужды не высовываться, отдыхать. Странно, но о зимних холодах у меня остались более неприятные впечатления.

Зато, когда нет одуряющей жары, как хорошо бывает в песках! Какие роскошные закаты на фоне бирюзового неба, какие огромные южные звезды! А чего стоит запах саксаульного дымка у костра! В песках пропадает ощущение, что земля – это грязь. Наоборот, прокаленный песок не пачкает, он воспринимается как стерильный. Я привязался к пескам и очень хорошо понимаю тягу местных горожан выбраться, хотя бы не надолго, в пески, особенно весной.