Читать книгу Дорога к счастью - - Страница 30

Ханенко жил в родовом поместье, которое находилось в Городище. Эта деревня стояла в нескольких верстах от Дареевска. Очень уж роща буковая ему нравилась и речка, что из окна была видна. Да и народ здешний был проще, сплошь мастеровые, ремесленники, шорники, вроде люди степенные, а повадки – оторви да брось. Могут враз все заработанное пропить и снова упереться рогом и работать. Он и сам такой был в молодости – веселый, беззаботный, рисковый.

Войдя в дом, Ханенко громко крикнул:

– Подавай на стол!

А в комнате уже пыхтел самовар, на столе лежали свежеиспеченные пироги.

В залу вошла горничная и своими пухлыми руками стала ловко расставлять на чистой скатерти тарелки с солеными грибами, огурцами, ломтями ржаного хлеба.

– Водки неси! – приказал помещик.

Она быстро принесла из холодного подвала запотевшую четверть и рюмки.

– А где хозяйка? – сухо спросил он.

– У себя в комнате затворилась, должно быть, молится, – отвечала горничная, вытирая слезы со своего морщинистого лица.

– А! – махнул рукой помещик. – Тут хоть молись, хоть не молись, а дело сделано.

Ханенко налил чарку и опрокинул в рот, налил вторую и снова выпил залпом. Тяжело вздохнув, расстегнул рубашку на груди и сел за стол.

Горничная обильно полила сверху грибы жидкой сметаной. Иван Николаевич подцепил вилкой сочный рыжик, подержал его немного во рту и с особым наслаждением проглотил. Налил чарку водки, выпил и опять потянулся к грибам.

– Пей! – кивнул он управляющему.

Бурмистр кашлянул в кулак и пододвинул к себе рюмку. Опрокинув ее в рот, глядя в глаза Ханенко, сказал:

– Ну вот, барин, слухи впереди нас бегут. Мне тут во дворе донесли, что в Дареевске трех наших крестьян убили, пришли тоже за трезвость ратовать.

– Еще чего удумали! – возмутился помещик. – Выпороть как следует.

– Так ведь убили, барин, нет их в живых-то.

– А кого хоть убили?

– Акима Головкина с женой Фроськой и еще одного… запамятовал, не помню имени.

– Так что ж получается? Настоящая смута? Я их содержу, а они камень за пазухой прячут, так и норовят стукнуть им по темечку. Хорошо хоть, до завода не добрались, погром не учинили, а то столько убытков бы принесли.

– Я думаю, барин, наших крестьян надо расселять.

– Зачем?

– Получается, что отцы с сынами все наделы раздробили, пастбищ нет, с покосами тоже худо. Земли у каждого – с вершок. Почти всю неделю работают на ваших полях. Не то что пить – жить не на что, так из бедности им не выйти во веки вечные. Вот они от нужды дурью маются, бунты устраивают. Их надо отсюда поближе к заводу переселить: там земель свободных много, правда, земля – дрянь, болота да глина, не то что здесь. Пусть осваивают новые деревни да хлеб с картошкой на спирт растят и грошей на водку зарабатывают. Бедный крестьянин – тоже плохо для нас.

– Ишь ты! – сообразил Ханенко, глаза его загорелись. – Хорошо придумал. Молодец!

– У меня думка есть еще такая, что казаки от безысходности пойдут на новые земли. Глядишь, а нам прибыль от этого будет.

– Какая еще прибыль?

– Как какая? Землю казачкам сначала дадим в аренду, работы на новом месте прорва, они и успокоятся. А там спины не успеют разогнуть, как долги начнут копиться, – и в холопы загремят.

– Неужто добровольно в крепость пойдут?

– А как им еще выжить? Земля в округе только у вас, пан, и осталась, да и той немного.

– Пойдут, не пойдут – тут бабушка надвое сказала. Поживем, увидим.

Он соловыми глазами указал бурмистру на пустые рюмки. Тот, поняв хозяина с полуслова, схватился обеими руками за четверть и продолжал говорить:

– А за работой холопам будет не до смуты, а там, может, и вовсе схлынет крестьянский гнев. Мужицкая ярость недолга, – завершил свои размышления Богдан Леонтьевич.

– Но страшна, – с тихой грустью сказал Ханенко. – Не пойму только одного… Прежде мне казалось, что казаки и мои холопы без вина жить не могут, а они добровольно отказываются от него.

– Это же крамола, – ответил бурмистр. – Она подрывает устои государства Российского.

– Ну, ты не умничай тут! – оборвал Ханенко. – Что нам о государстве думать, о себе думать надо. Обычно наши казаки смирные и спокойные, терпеливо переносили все тяготы жизни, а тут взбунтовались. Да из-за чего? Пить, видите ли, не хотят. Это неспроста.

– Может, католики их подговорили?

– Все может быть, ляхи спят и видят, как бы нас снова под себя подмять.