Читать книгу Рождение Российской империи. Концепции и практики политического господства в XVIII веке - - Страница 22

Царскую концепцию подданства в имперском контексте XVIII века можно понять только с оглядкой на возникновение внутрирусской концепции подданства в конце XIV – начале XV века. Ее сущностные характеристики формировались из условий присяги на верность, которая со времен русского Средневековья составляла основу акта принятия в подданство правителя.

Со времен образования Великого княжества Московского решающее значение имела концепция неравенства участников. Правитель оказывал милость, принимая кого-либо в свое царство. В отличие от заключения равноправного договора, согласно московскому подходу, подразумевалось полное подчинение без правовых ограничений. Отличительной чертой подданства была личная связь, что было типично для правящих структур раннего Нового времени. В Российской империи это продолжалось дольше и было более выражено, чем в Западной Европе, несмотря на содержащееся в тексте присяги положение о трансперсональной вечной связи подданных с господином. Свидетельством русского, а затем российского подданства в соответствии с монгольской традицией выдачи ярлыка служила жалованная грамота, которую должен был предоставлять великий князь или царь. Для достижения максимальной истинности присяги клятва должна была осуществляться по собственной вере инкорпорированных.

Эти компоненты концепции подданства были взяты из внутрирусского контекста, когда в XVI веке впервые зашла речь об инкорпорации представителей чуждой, нехристианской высокой культуры. Это была та же концепция подданства с ее основным элементом – присягой на верность, и в межимперском сравнении в этом заключается особенность, которая проявилась при инкорпорации чуждых этнических групп Казанского ханства, а также при «собирании земель Киевской Руси» Великим княжеством Московским несколькими десятилетиями ранее. Эта инклюзивная традиция, продолженная в XVII веке, стала предпосылкой того, что дальнейшее расширение Российской империи в XVIII веке было самым тесным образом связано с образованием российского унитарного государства, а параллельно протекающие процессы частично даже слились друг с другом. Это важное наследие XVIII века, инклюзивный характер имперских дискурсов и государственной политики, несмотря на некоторое противодействие, сформировало российскую историю вплоть до XIX и XX веков и продолжает оказывать на нее влияние по сей день.

При этом цель царской власти объединить нерусские этнические группы, инкорпорированные в рамках имперской экспансии, с собственным населением, в межимперском сравнении отнюдь не была уникальной. Французская имперская элита сформулировала ту же самую цель в некоторых частях «Новой Франции» (Канада) и уже в XVII веке проводила аналогичную политику. Однако, пожалуй, ни в какой другой европейской империи стремление к объединению населения не доминировало в дебатах и имперской политике с такой настойчивостью и так эффективно, как в российском государстве.

Благодаря истории понятий становится ясно, как концепция подданства раннего Нового времени отделилась от своего первоначального двойственного положения между личными и зарождающимися государственными связями и развилась в начале XVIII века от личного подданства к гражданству: отправной точкой является холопство, первое русское понятие, обозначающее подданство, в котором терминологическое сходство с социально-сословными отношениями между государем и холопом демонстрирует личностный характер, несмотря на его употребление в контексте отношений господства. Когда в первой половине XVII века монгольский Алтын-царь Омбо Эрдэни отверг термин холопство в тексте своей присяги, российские власти ввели термин подданство. Он употреблялся до 1917 года и служил с Петровской эпохи общепринятым обозначением подчиненности, вне социальных и политических различий. С тех пор он отражал формирование концепции российского государственного народа, которая в равной степени характеризовала как давно проживающее население, так и вновь инкорпорированные нерусские этнические группы.

Царская администрация допускала расхождения между номинально установленным и иногда едва различимым реальным подданством. Современное понятие подданства включало различные ступени «натурализации», которые могли плавно перетекать друг в друга. В этом смысле российское подданство в XVIII веке, если не учитывать его основные компоненты, было ситуативной категорией, которая могла гибко корректироваться на местах в зависимости от региона и условий. Российские имперские акторы использовали именно эту гибкость концепции для установления все новых и новых притязаний и этим обеспечивали постоянный приток новых подданных.

Только один компонент концепции подданства уже с XVI века придавал инкорпорации новых подданных на юге и востоке явно имперский колорит: помимо сбора дани представители нехристианских аннексированных коренных этнических групп должны были передавать российской государственной власти в качестве живого залога членов самых уважаемых семей, которые регулярно обменивались. Этому методу, имевшему первостепенное значение для построения и консолидации Российской империи на юге и востоке, посвящена следующая глава.